А.С.Ряжев

Вероисповедная политика «просвещённого абсолютизма» является актуальной темой российской истории XVIII в. Исследования показывают, что важными тенденциями подобной политики выступали покровительство православию и защита православных подданных за границей. Прежде всего, это давало о себе знать в отношениях России с ближайшими и крупнейшими соседними государствами – Речью Посполитой и Османской империей, а также связанными с ними регионами Подунавья, Северного Причерноморья, Балкан, Ближнего Востока, Кавказа и Закавказья.

Отсюда интерес вызывают эпизоды отказа от обозначенного внешнего приоритета. Один такой случай связан с Бакинским ханством.

Инцидент был отмечен в двух документах, связанных с участием Св. Синода в делах религии вовне. Первый является рапортом астраханского губернатора (наместника) генерал-майора И.В. Якоби в Синод от 28 сентября 1777 г. В нём дана характеристика предыстории и предлагаемых мер касательно случившегося. Вторая бумага – это указ Синода в Коллегию Иностранных дел (далее – КИД) от 27 октября того же года. Указ содержит поручения по урегулированию ситуации.

Источники — комплект указов Синода в Коллегию и сопутствующей переписки 60–90-х гг. XVIII в. Экземпляр указа имеет помету: «С сего послан рескрипт к астраханскому губернатору Якобию от 9 июня 1778 [года]».

Можно полагать, что бумаги служили частью комплекса переписки по данной теме. Источники содержат детали политики России последней трети XVIII в. на прикаспийских землях.

Содержание документов о происшествии 1777 г. состоит в следующем. За два года до изучаемого эпизода бакинский владетель Мелик Мухаммед-хан (правил в 1768–1784 гг.) лишился двух мальчиков-невольников. Через некоторое время после похищения хан, установив, что они проданы на сторону горцами-лезгинами и пребывают в Астрахани, потребовал возвращения живой собственности.

Просьбы оказались безуспешными, и осенью 1777 г. хан приступил к действиям, дабы вызвать отклик российской стороны. Сначала он стал понуждать астраханских купцов, находившихся в Баку, помочь ему получить его людей. Затем хан вознамерился взять в заложники и самих купцов, чем создал угрозу остановки торговли между Баку и Астраханью.

И.В.Якоби, когда дело дошло до него, решил немедленно вернуть мальчиков, и одного из них, которого звали Ардям, вскоре и отправили владельцу. Отсылка же другого натолкнулась на препятствие – пленник был уже крещён, и по российским законам его выдача в Баку становилась невозможной. Дело поступило в Синод, который затем дал задание КИД: урегулировать кризис, дабы оставить бывшего ханского слугу, носившего до принятия православия имя Байрам Али, на месте и в то же время добиться от хана снятия торговой блокады. Таковы были обстоятельства дела.

Известно, в частности, что губернатор и Синод занимали согласованные позиции касательно причин и последствий конфликта. И.В.Якоби воспринял случившееся остро, ибо оно в корне подрывало торговлю – ведущую отрасль хозяйства в подлежавшей его ведению области, что наносило удар и по его собственной репутации. Поэтому в рапорте он хотел, прежде всего, снять с себя ответственность за осложнение. Сановник подчёркивал, что первым адресатом хана был губернатор П.Н.Кречетников, которого И.В.Якоби сменил в 1776 г. и который до того никак не реагировал на запросы из Баку.

С плодами пассивности предшественника, докладывал И.В. Якоби, довелось встретиться сразу по вступлении в должность: к этому времени хан, раздражённый длительным молчанием российской стороны, уже оказывал давление на астраханских купцов, понуждая их «стараться» о возврате пленников.

Между тем, излагал губернский начальник, светские астраханские органы не имеют отношения к тому, что похищенные осели в русских пределах. Когда их пребывание в Астрахани подтвердилось, то, например, православного мальчика нашли состоявшим в услужении у иноземца. Новым хозяином оказался офицер Меликов, грузин на русской службе, который, судя по всему, и купил малолетнего полоняника у лезгин, а затем приказал крестить. Крещён же он, убеждал в рапорте И.В. Якоби, астраханским архиепископом Ефремом «без ведома моего», то есть без санкции местных властей. Посему, заключал вельможа, спор вокруг иностранного подданного и разгорелся.

Указ Синода в основном не расходился с предложенным пониманием дела, обозначая ряд желаемых для И.В.Якоби констатаций. Во-первых, признавалось, что губернатор не причастен к конфликту: появление в России невольников произошло без его участия, и, по крайней мере, один из них, мальчик Байрам Али в Астрахань «привезен не русскими, а лезгинцами».

Во-вторых, Синод разделял мнение об исключительной серьёзности дела, которую с самого начала не следовало недооценивать. Хан не один раз грозил российской стороне «заарестовать» товары и сжечь торговые суда купцов-астраханцев – русских и армян, прибывающих в Баку, их же самих в отместку «обратить в магометанский закон», если малолетние не будут возвращены. Однако ответа на угрозы вовремя не последовало, что и привело к нынешним последствиям: хан взял под караул в Баку всех купцов – российских подданных и приказал провести опись их товаров.

В итоге Синод поддержал тактику И.В. Якоби – приписать вину за инцидент прежнему наместнику, вышедшему в своё время в отставку после выраженного Екатериной II порицания.

Вместе с тем между губернатором и Синодом имели место и трения. Если светский начальник выказывал недовольство астраханским архиепископом за перевод малолетнего иноземца в православие, то духовное ведомство поступок преосвященного отнюдь не считало предосудительным – в указе подчёркивалось, что мальчик приступил к крещению добровольно, и не выполнить подобной просьбы архиерей не мог.

Не совпали губернатор и Синод и в пункте обязательной отсылки в Баку обоих мальчиков. Из синодского указа следует, что некрещёного полоняника действительно вернули хану довольно быстро, как и хотел сановник.

Что же касалось второго мальчика, числившегося православным, то И.В.Якоби отмечал, что он имеет от роду лишь двенадцать лет и посему вряд ли обладает сознательным представлением о христианстве. К тому же перемена исповедания пленником не была согласованной публичной процедурой, одобренной властями, к этому оказывался причастен лишь душевладелец – тот самый офицер-грузин секунд-майор Меликов. Как следствие, губернатор полагал выдать в Баку и крещёного мальчика.

Мнение Синода здесь противоречило мнению И.В.Якоби. В указе подчёркивалось, что христианина как принявшего веру добровольно и в сознательном, хотя и детском возрасте, надлежит оставить в России и отнюдь не отдавать бывшему патрону-«магометанину», ибо таково требование государственных законов.

В то же время Синод понимал, какие последствия для торгового оборота на российской окраине возымеют намерения Мелика Мухаммед-хана. Отсюда дипломатическое ведомство по предписанию Синода должно было выработать компромисс для ширванского повелителя, призванный, с одной стороны, избежать выдачи новокрещена и соблюсти требование Церкви, с другой, дать хану удовлетворение без ущерба для его репутации и побудить его не преследовать российских торговых людей.

Судя по цитированному выше тексту пометы на экземпляре доку- мента, синодское задание из КИД пришло на утверждение императри- цы. Спустя полгода его оформили особым рескриптом и переадресовали «астраханскому губернатору Якобию»: по иронии судьбы готовить предложения для хана теперь поручалось с ведома Екатерины II именно ему.

Случай, однако, вызывает интерес именно готовностью сановника отбросить и требования закона, и престиж господствовавшего исповедания ради умиротворения одного из близлежащих государств. Чем объясняется подобная уступчивость?

В сфере геополитики искать причины вряд ли стоит. Бакинское ханство не принадлежало к разряду гегемонов. Бакинское ханство выступало постоянной жертвой соперничества сопредельных кавказских владетелей. С середины XVIII в. среди них выдвинулся кубинский хан Фатали, сумевший поставить под контроль и Бакинское ханство: Мелик Мухаммед-хан, женившись в 1766 г. на сестре Фатали-хана, вносил последнему ежегодные платежи и оставался независимым лишь номинально.

На И.В.Якоби не могли повлиять и соображения по поводу личности хана: тот не был воинственным феодальным владетелем-авантюристом, способным в одиночку ломать сложные межгосударственные конструкции. По натуре человек мирный (его смерть в 1784 г. во время хаджа, по дороге в Мекку, нетипичная для властителей-кавказцев эпохи, в этом плане показательна), хан, как подтверждали современники, отдался влиянию шурина и супруги, и решительности в поступках не проявлял.

Между тем логика в поведении губернатора всё же присутствовала, и она имела экономический характер. Астрахань оставалась крупнейшим центром восточной торговли, игравшим для страны важную роль. С середины XVIII в. торговые обороты Астрахани с Персией – главными воротами России на Восток – упали, причём настолько, что это вызвало негативные последствия для коммерции и в других российских регионах, в частности, в Среднем Поволжье. Из-за кризиса прямых связей с Персией для Астрахани росло значение Баку.

Баку обладал выгодным географическим положением, делавшим его естественным центром обширного пространства. Из Баку по западному побережью Каспийского моря, а также на север Персии и в Закавказье шли пути: сухие – в города Дербент, Шеки, Шемаха, Гянджа, Тебриз, Ардебиль, Тифлис, водные – на южный берег Каспия, в Решт и Энзели.

Исключительным преимуществом Баку стал порт, именно с тех времён «почитаемый мореходцами за лучшую гавань Каспийского моря» и превративший город в крупнейшую перевалочную базу процветавшей транскаспийской торговли.

Во второй половине XVIII в. изменилась к лучшему обстановка на путях из Средней Азии в Оренбург – новый пункт восточной торговли России. Это привлекало сюда даже столь давних астраханских негоциантов, какими являлись купцы-индийцы. Однако связи Баку со среднеазиатскими центрами (Хива, Бухара) имели более устойчивый и безопасный характер, нежели Оренбурга, что также возвышало Баку в азиатской торговле и Астрахани, и всей России.

Сказанное обозначало, что остановка или разрыв связей с Баку грозили сильнейшим ударом по купцам и судовым перевозчикам – россиянам, специализировавшихся на связях Астрахани с Востоком. Ущерб в этом случае ожидал бы и местные экономически активные общины иноземцев – индийцев, персов.

Соответственно, таможня Астраханского порта и губернская казна предполагали большую потерю поступлений. Препятствия в обмене с Баку отчасти грозили нарушением структуры астраханского и, шире, всего восточного импорта России, ориентированного на потребности правящего слоя и аппарата управления государством, что могло стать предметом забот и верховной власти. Понятно, что столь серьёзного оборота губернатор хотел избежать и, как следствие, погасить инцидент.

Повлияло на решение в вопросе о пленнике и непростое военно- политическое положение на юго-восточных окраинах страны в целом. Важнейшим делом И.В.Якоби в период пребывания в Астрахани (1776– 1780 гг.) было сооружение оборонительного рубежа – Азово-Моздокской (Кавказской) линии для защиты от набегов воинственных горцев Кабарды и Закубанья.

Сановнику также надлежало обустроить мангышлакских туркменов – бывших калмыцких подданных: в 1771 г. они не пожелали уйти в Китай вместе с калмыцким ханом Убаши, теперь же претендовали на калмыцкие кочевья на Волге. В задачу губернатора входило и утверждение среди независимых туркменов хана Пирали, сына российского вассала хана казахов Нурали. По возможности предполагалось наладить комбинированный (сухопутный и морской) товарный транзит через Мангышлак в Астрахань из Хивы и Бухары.

При подобной нагрузке новый пограничный конфликт, чего бы он ни касался, становился для астраханского наместника нежелательным. Наконец, следует принять во внимание и идейные факторы, задавшие позицию губернатора. И.В.Якоби, сын своего века, типичный екатерининский «просвещённый» вельможа, в политике мыслил утилитарно, исходил из представлений о выгоде государства во всех её проявлениях и не руководствовался отвлечёнными соображениями.

Интересами Церкви как должностное лицо он не пренебрегал, но и учитывал их лишь постольку, поскольку Церковь в государстве выполняла функцию школы гражданских порядков, понимаемых в просветительском духе, работала на культурное сближение центра и периферии России.

Здесь И.В.Якоби оказывался заодно с тем же уволенным П.Н.Кречетниковым, выдвигавшим соответствующий план в отношении Малой Кабарды. Посему перевод в православие малолетнего выходца из Ширвана оба губернатора оценивали как безусловное благо.

Но, определяя судьбу мальчика-новокрещена, И.В.Якоби полагал всё же более важными беспрепятственное сообщение по Каспию и внешнюю торговлю, нежели формальное торжество вероисповедных приоритетов. Выход виделся в закулисной договорённости, способной снять противоречие на деле.

По материалам журнала «Magna adsurgit: historia studiorum» (Калмыцкий научный центр РАН)