Алгыш (благопожелание) и гаргыш (проклятие) являют собой один из архаических жанров устного поэтического творчества Азербайджана, возникшего в глубокой древности.
Известно, что на возникновение веры в существование духов, в их бессмертие, немалое влияние оказали анимистические представления людей. В архаических верованиях укрепилось убеждение, что эти духи бывают добрыми или злыми, что именно они и есть та сила, с помощью которой осуществляются в жизни всевозможные желания — хорошие и плохие.
Возможно, что слог «ал» в слове «алгыш» и слово «гара», лежащее в основе слова «гаргыш» и есть ни что иное, как имена определенных духов. Причем, первый из них является покровителем добрых, второй — злых духов. Каждое из двух отмеченных слов «ал», наряду с прочими смысловыми оттенками, означает также «род», «племя» и, даже, «обман», «хитрость».
Вообще, если зафиксировать все слова, образующиеся при соединении со словом «ал», то получится довольно обширный перечень, но в данном случае имеет смысл ограничиться только двумя — «алов» и «алчы».
Выражение «Алов дили» (язык пламени), проклятие «Алов апармыш» (унесенный пламенем), «Сени герюм алов апарсын» (чтоб тебя унесло пламенем), образовали представляние об «ал» как о некоем одушевленном существе. Слово же «алчы», как считали некоторые ученые, имеет древнее происхождение и то значение, которое оно в себе заключало, во все времена было положительным.
«Алчы» есть название, которое дано одной из сторон альчика, извлеченного из бараньего коленного сустава, и сама эта сторона несет в себе признак удачи, счастья. Говорили, что альчик такого-то (произносилось имя) стоит в «алчы». Выражение «ашыгы алчы дуруб» (его альчик стоит в алчы) употребляется здесь в значении «ему посчастливилось», «ему повезло». Здесь важно отметить и то, что появление отрицательных значений слова «ал» связано уже с последующими наслоениями.
На протяжении всей своей истории, люди, присоединяя к словам «ал» и «гара» разнообразные слова и окончания, образовывали таким способом различные благопожелания и проклятия. К таковым можно отнести: «Гара гюнлю» (Проводящий черные дни), «Гарабяхт» (черного счастья человек), «Гарадиш» (Чернозубый), «Гарасу» (Болотная вода), «Гарайаха» (Неотвязный), «Гарагабаг» (Неприветливый), «Гарабасма» (Наваждение).
Использование в отмеченных выражениях слова «гара», очевидно, указывает на принадлежность его к имени какого-то злого духа, связанного с чем-то ужасным, страшным, приносящим людям несчастье.
Тут же интересно вспоминить, что оба крыльца ханского дворца в Шеки были выкрашены в разные цвета — один в алый, другой — черный. Рассказывали, что, если хан при выходе утром на алое крыльцо дворца — это означало, что будут раздаваться подарки, станут освобождать по его указу заключенных из темницы, словом, будут вершиться благие дела. В случае же, если он показывался на крыльце черного цвета, то в этот день должен быть умерщвлен какой-то несчастный, должны были выйти ханские указы о тяжких и горьких для всех деяниях.
Как в слове «алгыш», так и в слове «гаргыш» окончание «гыш» означает прежде всегод «звать», «зазывать», «повествовать», т.е. слова входящие в область значений глагола «гышгыр» (кричи). Интересно то, что и само солово «гышгырмаг» (кричать) имеет два значения — 1) звать, зазывать кого-либо окриком, 2) беред словом «гышгырмаг» добавляется слово «гара», образуя значение «гара гышгырыр» (черный крик). Это последнее выражение всегда носило отрицательный смысл, характеризуя нечто вроде истошных воплей обезумевшего от страха человека.
Основной фактор, содействующий возникновению благопожелания и проклятия, связан, как считали некоторые исследователи, с тем, что в древности, люди еще не ведали истинных причин таинств природы и одновременно была очень сильная вера в заклинания, в могучую силу слова.
В самом деле, в «Китабе Деде Коркут» ясно говорится о том, что «в тот век благословение беков было истинным благословением, их проклятие проклятием«. В те времена вера в осуществление благопожеланий и проклятий была настолько сильной, что люди считали: ненужное, безадресное их произнесение способно нанести большие беды. Поэтому в подобных случаях они спешно принимали меры к исправлению своей ошибки, к отведению таким образом несчастья, в особенности, исходящего от проклятья.
В древности люди придерживались того мнения, что духи являются силой, подстрекавшей их на произнесение благопожеланий и проклятий и реализующей их в жизни. Это отображалось, в частности, в сказках и эпосах. Тут можно отметить, что герои эпоса «Китаби Деде Коркут» крепко верили в определяющую роль алгыш и гаргыш в их судьбе.
Или например в дастане «Курбани», людей охватывает страх при виде изнывающего от страданий Курбани, которого все чтят как праведного ашуга. В этом смысле особое внимание привлекает гаргыш (проклятие) Курбани, который насылается им в адрес Кара везира. В момент когда Кара везир отдает палачам распоряжение убить ашуга, Курбани говорит:
Тебя, везир, я проклинаю,
Чтоб не сбылись твои желанья!
Если грянут с неба тысячи бед,
Ни одна из них чтоб тебя не минула.
Чтоб очутился ты вдали от дома,
Чтоб в правый глаз твой нож вонзили!
Чтоб детям твоим беглецами стать,
Чтоб не везло тебе ни в чем.
Сидишь ты в белой комнате,
Чтоб кровью ты харкал без конца!
Чтоб твой язык в предсмертную минуту
Не в силах был бы произнести и слова до конца!
Остался здесь ашуг Курбани,
Зови аллаха на помощь себе,
Чтоб труп твой остался в стороне,
Чтобы народ, собравшись, не подходил к нему.
При этих словах загромыхало в небе, сверкнула молния, и испепелила дом везира. Дом с грохотом рухнул. Палачи пустились наутек, не тронув Курбани. Везир же поспешил удалиться, занявшись домом и семьей, позабыв о Курбани. Таким образом, желание ашуга осуществилось в данном случае, непосредственно с помощью проклятия.
Иногда для того, чтобы произнести благопожелание или проклятие, заранее подготавливались определенные условия, причем наблюдалось также непосредственное участие в этом процессе мифических образов.
Наличие благопожеланий и проклятий также в «Китаби Деде Коркут» говорит об участии в ее сюжетных мотивах фольклорных мифологических образов. К примеру, в песне «Тепе-гез» мы встречаемся с феями. Сразу же надо отметить, что феи в фольклоре бывают как добрыми так и злыми.
Важно также отметить, что в «Китаби Деде Коркут» очень сильны анимистические и тотемистические верования. Следствием этой веры является, в частности, огромное почтение людей к воде.
Являясь продуктом определенных представлений и воззрений, благопожелания и проклятия, разумеется, возникли не сразу. Тут надо также отметить, что некоторые магические высказывания, возникновение которых связано с определенным явлением, обычаем, традицией, обрядом, в процессе общественного развития трансформировались в другие формы.
Например такие выражения как «Башына доланым» (Стану я ходить вокруг твоей головы) или «Башына денюм» (Стану я склоняться к твоей голове), «Гурбан олюм» (Стану я твоей жертвой), «Айагынын алтында олюм» (Умереть мне у ног твоих) — стали использоваться в положительном смысле.
Эти же выражения произносились также в виде «Башыма донесен» (Станешь ты склоняться к моей голове), «Гурбаным оласан» (Чтоб быть тебе моей жертвой), «Айагынын алтында олесен» (Чтоб умереть тебе у моих ног), и приобрели, в сущности, значение проклятия.
Приведенные выражения, в определенной степени связанные с шаманизмом, являются продуктом того исторического периода, когда среди людей была крепка вера в возможность воздействия на кого-либо или на что-либо путем совершения определенного действия.
Например, если кто-то заболевал, вокруг его головы начинали проносить животное, которое затем убивали, полагая, что теперь больной непременно выздоровеет, ибо все его беды и напасти, боли и страдания перешли якобы к этому животному. В последствии, этот ритуал уже в словесной форме был обращен на самих людей, и даже появилась вера в то, что если кто-либо станет ходить вокруг больного, то он якобы умрет, а больной выздоровеет.
Как известно, в сооветствии с еще более древними воззрениями, больного приводили в заповедные, священные места, где находился оджаг (хозяйственная печь для приготовления пищи в азербайджанском народном жилище), гробница, пир, и начинали водить вокруг этого святилища, веря в то, что теперь болезнь будет преодолена. А когда водили ребенка вокруг кого-либо, это способствовало возникновению мысли о святости этого человека, что, в свою очередь, могло разгневать добрых духов.
В случае возникновения недовольства, протеста со стороны какого-либо лица в отношении результатов предпринятого им дела, в котором, кроме него, участвовал и другой человек, он выражал свои чувства, беспокойство и даже угрозу в адрес того второго, посредством выражений такого типа: «Башыма денесен» (Станешь ты склоняться к моей голове), «Башыма денсюн» (Пусть теперь склонится к моей голове). Прислушиваясь же к мнению еще кого-то со стороны, он мог говорить так: «Филанкесин (некто) башына доланасан» (Чтоб вертеться тебе вокруг головы такого-то), «Гетсин филанкесин башына долансын» (Пусть пойдет и склонится к голове такого-то).
В обоих случаях приведенные выше словесные формулы означают пожелание смерти тому провинившемуся человеку, насылание проклятий на его голову. Выражения «Айагын алтында олюм» (Умереть мне у твоих ног), а также «Айагымын алтында олесен» (Чтоб умереть тебе у моих ног) как раз являются сконцентрированными словесными воплощениями этого пожелания.
Из источников и археологических находок выясняется, что в случае смерти главным образом кого-либо из высокопоставленных сановников, наряду с некоторыми предметами, которыми он пользовался, в могиле у ног покойного зарывали в землю трупы умерщвленных его рабов и слуг. Этот обычай нашел отражение как в устной, так и письменной литературе.
К примеру, в романе «Девичий родник» Ю.В.Чеменземинли, описывается такая сцена: «На другой день мы совершили похоронной обряд шахзаде. Рабами была вырыта в земле огромная яма длиной в двадцать шагов и шириной столько же, глубиной в два человеческих роста. Дно этой ямы было устлано ивовыми листьями. В ней поместили шатер мертвого шахзаде со всей его домашней утварью. Натянув одежду на труп покойного, рабы вместе с оружием уложили его на постель и перенесли в шатер. Днем раньше же, палачом Алпатаем с рябым лицом были удушены или убиты восемнадцать девушек — служанок шахзаде. Они также были уложены вдоль тела умершего хозяина. Умерщвленный конь его был привязан к дверям шатра.»
Все содеянное является, безусловно, результатом веры в воскресение хозяина, в то, что убитые и захороненные вместе с ним его рабы и слуги станут якобы вновь служить своему господину, ухаживать за ним.
В дальнейшем этот обычай был предам забвению, сохранившись в азербайджанской речи в виде отдельных слов, выражений, имеющих смысл проклятия.
Такие выражения как «Башы кюллю» (С пеплом на голове), «Кюль башлы» (С пепельной головой), «Башына кюль еленсин»(Чтоб на его голову пепел посыпался), «Башыма кюль» (Пепел на мою голову), «Даш башына» (Камень на его голову), «Башыма даш» (Камень на мою голову), «Башына даш дюшсюн» (Чтоб на твою голову упал камень), и другие, в форме проклятий, обрели право на жизнь в лексике азербайджанского языка.
Вполне вероятно, что в числе других мер наказания, использовавшихся в древности правителями, существовала и такая мера, как посыпание пепла на голову.
Например в «Шахнаме» Фирдовси — все храбрые воины, впавшие в глубокую скорбь при известии о кончине Ираджа (одного из героев «Шахнаме»), посыпают свои головы пеплом и безутешно рыдают. Интересно, что подобное имеется и в знаменитой «Иллиаде» Гомера. Здесь рассказывается о том, что легендарный Ахилл, услышав о смерти своего друга Патрокла, испускает крик и начинает рвать на себе волосы и сыпать обеими руками пепел себе на голову.
Похожий пример можно привести и из азербайджанской литературы. В романе «В крови» Ю.В.Чеменземинли у Кязыма, являвшегося живым носителем фольклорных жемчужин, происходит спор с одним человеком, во время которого его папаха, слетев с головы, падает в грязь. Кязым рассказывает далее, что «…надев шапку на голову и продолжив свой путь, я заметил, что ко мне во двор стали заходить и выходить один за другим люди. У одного из них я спросил: «Что произошло?» Тот ответил: «Человек умер». Оно и хорошо, подумал я, что все так вышло: «отправлюсь и я туда, выражу свое соболезнование, а заодно отведаю поминального плова, наполню свой живот» Прошел внутрь, уселся. Тут вижу, что люди, покидающие меджлис, по одному подходят ко мне и выражают свое соболезнование. Я окончательно опешил, подумав про себя: или люди этого города сошли с ума, или же я сам свихнулся… Оказывается, в городе этом шапки людей, у которых скончался кто-то из близких, смазывали грязью, чтобы таким вот способом уведомить других. И так как моя шапка была в грязи, они решили, что у меня горе.»
В аналогичном рассмотрении нуждается также народная пословица «Йаланчы дейирмандан башы унлу гялир, хеч кяс инанмыр» (Лжец является с мельницы, голова его в муке, никто ему не верит). Конечно же, в приведенном примере речь идет вовсе не о том, в муке или не в муке голова лжеца. Суть данной пословицы в том, что на мельнице умер человек (сам мельник, возможно). Для того, чтобы оповестить об этом народ, лжец посыпал свою голову мукой, Но поскольку люди знают его как лжеца, они не верят ему и тогда, когда видят, что голова у него в муке, оставляя без внимания эту весть о чьей-то смерти.
После смерти кого-либо, как известно, вырывается могила и вслед за захоронением тела ставится надгробие. На нем приводятся данные (имя, фамилия покойного, дата рождения, иногда различные знаки, связанные с профессией умершего). Наряду с этим, на надгробии помещали часть его портрета, или возвышали бюст, основанием которого было само надгробие. Подлинный смысл этой особенности связан с забытыми древними воззрениями.
В далекие времена люди верили в то, что после смерти мертвец воскресает, и дух его переходит в то, что после смерти мертвец воскресает, и дух его переходит в помещенные на могиле скульптуры, нанесенные на надгробие изображения. Он видит тех, кто сюда приходит, и уходит. И хотя в дальнейшем это верование было забыто, обычай помещать на могиле надгробие, делать статуи, бюсты остался и в дальнейшем.
Проклятие «Баша даш дюшмек» (Упасть камню на голову) как раз возникло в тесной связи с данным представлением и значение, которое оно в себе носит, заключается в том, что человек, в адрес которого данное проклятие насылалось, должен был умереть.
**********
Известно, что материнское молоко во все времена считалось священым. В азербайджанских сказках даже дивы и феи, дав клятву материнским молоком, уже не нарушали ее никогда и ни при каких обстоятельствах. И даже мужественного героя, совершившего благородное деяние, люди благословляли словами: «Ананын сюдю сене халал олсун» (Да будет тебе впрок материнское молоко).
Согласно преданиям, отцовское проклятье в адрес сына считалось более тяжелым, чем материнское. Правда, проклятие матери, насылаемое ею в адрес других лиц, оценивалось как беспощадное в своей неотвратимости.
В то же время, проклятье матери в адрес сына, как бы безжалостно оно не было, в конце концов оказывается бессильным, недейственным. Происходит это то того, что материнское молоко как бы обескровливает наложенное проклятие, лишает его действенной силы.
Иногда же материнское молоко становилось своеобразным лечебным средством, которое оказывалось в состоянии исцелить тяжелые раны. Например в «Китаби Деде Коркут» Бугадж, получивший смертельную рану от руки родного отца, говорит своей матери: «Мать, ты не плачь, от этой раны мне смерти нет, не бойся! На сером коне пришел ко мне Хызр, три раза провел по моей ране… От этой раны тебе смерти нет, горный цветок, молоко матери тебе лекарство…»
Основываясь на имеющися образцах, можно сделать вывод, что и благопожелания (алгыш) и проклятия (гаргыш), главным образом связаны с тем отдаленным историческим периодом, когда человеческое мышление еще не было сформировано до той необходимой степени совершенства, чтобы оторваться от первобытных представлений и верований.
По книге Б.Абдуллы “Азербаджанский обрядовый фольклор и его поэтика”