О преподавательской деятельности Бюль-Бюля

Б.Заболотских

«Исторически поворотный пункт» — именно так знаменитый азербайджанский композитор Узеир Гаджибеков определил суть событий, произошедших 14 декабря 1931 года.

В этот день в Бакинской консерватории прославленный азербайджанский «соловей из Шуши» Бюль-Бюль выступил с докладом на тему «Диафрагмический способ подачи звука, его применение в азербайджанском пении и исполнительская культура», в котором наметил пути дальнейшего развития национального вокального искусства, заложил основу азербайджанской школы пения.

В тот памятный день в актовом зале консерватории собрались профессора, музыковеды, студенты. Предстоящий доклад вызывал самые противоречивые суждения. Педагоги-вокалисты недвусмысленно выражали сомнение в самой возможности совмещения столь далеких друг от друга певческих школ как европейская и восточная.

Скептицизм строился в известной степени на том, что до сего времени Бюль-Бюль так и не осмелился дать «восточный» концерт. Это настораживало. Многие прямо говорили, что он уже не сможет по-старому петь мугамы, что певец растерял свои «соловьиные» качества.

В своем докладе, длившемся почти пять часов, Бюль-Бюль обосновал возможность слияния восточной и европейской школ пения, призвал педагогов и вокалистов глубже осваивать наследие прошлого, вооружаться современной вокальной техникой.

После этого началась практическая часть выступления. Бюль-Бюль стал попеременно исполнять русские и итальянские арии, мугамы и народные песни, со всеми им присущими мелизмами и украшениями.

Развернулась бурная дискуссия, в которой приняли участие многие из присутствующих. Единодушно отмечая высокое вокальное мастерство Бюль-Бюля, выступавшие сходились и в другом своем мнении — нужно петь так, как поет он.

В результате собрание приняло решение о немедленном привлечении Бюль-Бюля к педагогической деятельности. Уже на другой день был издан приказ о его зачислении в консерваторию консультантом «по отделке и художественному исполнению азербайджанской музыки».

Гаджибеков не случайно определил день выступления Бюль-Бюля с докладом как «исторический поворотный пункт». В Наркомпросе понимали, что в скором времени в республике появится целая плеяда высоко профессиональных певцов, для которых нужно заранее готовить репертур. Вновь созывается большое заседание, теперь уже в Наркомпросе, где говорится о создании новых опер, песен и романсов.

Итоги совещания не могли не радовать Бюль-Бюля. В перспективе в его репертуаре должны были появиться новые оперные партии. Однако он желал работать уже сейчас. Поэтому обратился к композиторам с горячим призывом создать для него современные песни, отвечающие духу времени.

Впервые мысль о необходимости научно-исследовательской лаборатории, которая бы изучала национальную музыку, возникла у Бюль-Бюля еще весной 1926 года, когда он гастролировал в Москве и выступил с концертом в Государственном институте музыкальных наук.

29 июня 1932 года коллегия Наркомпроса Азербайджанской ССР вынесла постановление о создании научно-исследовательского кабинета музыки, а сокращенно— НИКМУЗа.

На первых порах НИКМУЗ обосновался в консерватории. В небольшую комнату на втором этаже не без труда втиснули шкаф и стол, на который водрузили фонограф. Комнатка служила и кабинетом заведующего, и исследовательской лабораторией, и записывающей студией. Впрочем, сотрудники кабинета музыки на тесноту не жаловались. Их было всего трое: заведующий — Бюль-Бюль, ученый секретарь — молодой талантливый композитор Асаф Зейналлы, лаборант — Нагид Экменчи.

Бюль-Бюль и его сотрудники принялись готовиться к первой фольклорной экспедиции.

В конце августа 1932 года было получено командировочное удостоверение: «Дано сие начальнику музыкально-фольклорной экспедиции НКП АССР т. Бюль-Бюлю в том, что он командируется в Карабах для производства записи тюркской народной музыки».

А через несколько дней научно-исследовательский кабинет музыки в полном составе двинулся в путь. Поезд миновал Баладжары, ближайшую от Баку железнодорожную станцию, и за окном потянулись желто-бурые, выжженные солнцем равнины, за которыми угадывались горы.

Шуша, Ханкенди, Агдам — вот район действия фольклорной экспедиции. Ее участников интересовало все связанное с музыкой в народном быту: распространение и отмирание старых фольклорных жанров, возникновение новых, установление основных типов бытующих песен, трансформация трудовых песен в связи с изменившимся жизненным укладом. Встреч, разговоров, записей было очень много. В первую же поездку удалось записать 160 песен.

Асаф Зейналлы выехал в Баку раньше, захватив с собой нотные записи и фоновалики с зафиксированными песнями.

«Голова полна роем причудливых звучаний. Хочу взяться за симфонию», — говорил он провожавшему его Бюль-Бюлю в Гяндже на вокзале.

К великому сожалению, уже никогда не узнать, какой бы получилась эта симфония, задуманная молодым композитором в Карабахе. Возможно, она была бы такой же неповторимо прекрасной, как его вдохновенные романсы «Олькем» и «Суал», как и песни, что родились в этом крае. Замыслам Зейналлы не суждено было воплотиться в музыке. На обратном пути он заразился тифом. Когда Бюль-Бюль вернулся в Баку, его помощника уже не было в живых.

Летом 1932 года Бюль-Бюлю исполнилось тридцать пять лет. Он находился в расцвете творческих сил. Однако в театре с новыми постановками не спешили и приходилось ограничиваться партией Герцога. Правда, ему предложили выступить в партии Каварадосси в «Тоске». Но и эта постановка по разным причинам откладывалась.

Понимая, что время не ждет, Бюль-Бюль неоднократно напоминал дирекции Большого государственного театра о решении Наркомпроса возобновить постановку «Шахсенем», но теперь уже на азербайджанском языке. Ответ был один: кто будет петь? В самом деле, в русском секторе театра не было певцов, хорошо владеющих азербайджанским языком, а тюркскому сектору — опера была явно не по силам. В ближайшем будущем появление «Шахсенем» на сцене было под большим вопросом, поскольку в консерватории певцы-азербайджанцы готовились лишь для участия в мугамных операх.

И тогда Бюль-Бюль решает действовать. На коллегии Наркомпроса он вновь говорит о коренном улучшении подготовки национальных оперных кадров, С этой целью он предлагает создать единую дирекцию для БОГОТа и консерватории.

В Наркомпросе эту крайнюю меру отклонили. Но, понимая его беспокойство, решили привлечь Бюль-Бюля к подготовке оперных артистов. Ему поручается преподавание мастерства пения на четвертом и пятом курсах вокального факультета. Кроме того, он участвует в наборе в консерваторию певцов-азербайджанцев, составляет специальные экзаменационные упражнения, помогающие полнее выявить голосовые возможности поступающих.

Однако Бюль-Бюль мечтал о большем — о «своем» вокальном классе, где бы он мог, опираясь на собственный метод преподавания, готовить певцов, способных выступать как в европейских, так и в национальных операх.

И такой класс Бюль-Бюль организовал у себя на дому. Желающих заниматься у стажера «Ла Скала» оказалось предостаточно. Из внушительного числа претендентов он отобрал четверых: С.Неведова и Г.Гусейнова (теноры), Б.Фельдштейна (баритон), Б.Мустафаева (бас). Чуть позже к ним присоединились две певицы-сопрано: Э.Ахундова и Н.Бейбутова.

Уже самый подбор голосов красноречиво свидетельствует о намерениях Бюль-Бюля. Он хотел подготовить для Оперного театра группу певцов, с которыми можно было смело браться за постановку любой классической оперы. Одновременно Бюль-Бюль активизирует работу НИКМУЗа. Цель — дать композиторам музыкальный материал для создания национальных оперных произведений.

С этим же прицелом на коллегию Наркомпроса выносится предложение о новом созыве съезда ашугов. Подобное мероприятие в Азербайджане проводилось пятью годами раньше, когда певец находился в Италии.

Бюль-Бюль постоянно старался привлечь внимание композиторов к ашугскому творчеству: «У ашугов есть много ценного, чему бы мы могли поучиться. Это прежде всего — простота, массовость их искусства, техника пения. Искусство ашугов заслуживает самого серьезного внимания и глубокого изучения… Ашуг-ское творчество — это и литература, прекрасная и мало исследованная страница летописи народной жизни!»

Говоря это, он имел в виду присутствовавшего на заседании коллегии Наркомпроса молодого, но уже широко известного поэта Самеда Вургуна, недавно избранного председателем Союза писателей Азербайджана. Как и предполагал Бюль-Бюль, Самед Вургун горячо поддержал предложение о созыве съезда ашугов.

На заседании коллегии Бюль-Бюль затронул еще одну важную «музыкальную» проблему об организации в республике нотного издательства. Его аргументы в пользу создания собственного нотоиздательского дела просты: издательство— это учебные пособия и ноты, без которых трудно рассчитывать на общий подъем музыкальной культуры.

1934 год проходил для Бюль-Бюля под знаком работы над партией Ашиг Гариба.

Однако он много времени уделял и педагогике, воспитанию певцов, с которыми связывал дальнейшее развитие национального оперного искусства. 16 января 1934 года Бюль-Бюль вновь выступил в консерватории с докладом «О применении методов итальянской вокальной школы в пении на тюркском языке». Как и на первом его докладе, публики было много, присутствовала вся вокальная кафедра.

Выступление Бюль-Бюль начал с рассказа о своем вокальном классе «на дому», о «тайнах» своего педагогического метода, основанного на приемах итальянской школы пения.

Главнейшие положения доклада иллюстрировались выставлениями учеников Бюль-Бюля, певцов С.Неведова н У.Ахмедовой. И сам доклад и ученики Бюль-Бюля произвели самое благоприятное впечатление. Общественный резонанс этого выступления оказался хотя и неожиданным но весьма приятным — Бюль-Бюлю предложили возглавить класс сольного азербайджанского пения в консерватории.

О таком он даже не смел и мечтать. Срочно были проведены экзамены. Среди зачисленных оказались и все его ученики, принятые на общих основаниях. Первыми студентами класса сольного тюркского пения стали С.Неведов, М.Грановский, Л.Бабин, В.Мустафаев, X.Ахвердов. Д.Садыхова, Э.Ахундова, У.Ахмедова.

Перед Бюль-Бюлем была поставлена вполне конкретная цель — воспитать певцов для национального оперного театра, владеющих европейской манерой пения. Обучение вокалистов — дело непростое. В данном случае оно осложнялось тем, что голоса восточных певцов, особенно теноров, специфичны. Они очень высоки, зачастую их диапазон простирается от фа малой октавы до фа второй. В процессе обучения голос приходится понижать на целую кварту, так как диапазон европейских теноров от до малой октавы до до второй октавы.

Не просто и темперировать его в соответствии с роялем — ведь восточная музыка не темперироваиа, и ее звучания не ограничиваются полутонами. С этим связана была и другая сложность — приобщение певцов к выступлениям в сопровождении фортепиано и симфонического оркестра.

В своем классе Бюль-Бюль вел занятия на основе фонетических особенностей азербайджанского языка, используя, самим им составленные упражнения, включавшие девять гласных. В остальном метод был традиционен: от вокальных упражнений и гамм — к народным песням, от песен — романсам и ариям. Развитие вокальных данных и постижение актерском мастерства не обособлялись.

Бюль-Бюль говорил ученикам: «Раскрыть авторский замысел — это главное в искусстве! Но разогрев души — не чувствуя переживаний героев, не вдохновившись ими,— нельзя петь!»

Скоро ученикам его класса пришлось держать первый серьезный экзамен — начались прослушивания, связанные с подготовкой ко Второму Всесоюзному конкурсу исполнителей. Формула его проведения несколько изменилась. Испытания на местах, приравненные к первому туру, как это было во время первого конкурса, отменялись. Участникам сразу же надлежало отправляться в Ленинград, где в февральские дни 1935 года должен был проходить конкурс.

В преддверии Всесоюзного конкурса в Баку был проведен свой, внутренний конкурс для отбора наиболее достойных кандидатов. Жюри, в состав которого входил и Бюль-Бюль, остановило свой выбор на ученице класса профессора М.А.Колотовой, Е.Бендак и ученице класса азербайджанского сольного пения У.Ахмедовой.

На конкурсе Е.Бендак заняла третье место. А вот У.Ахмедову постигла неудача — ее не допустили до второго тура. Этот неуспех показал Бюль-Бюлю, что с дебютом молодых певцов не следует торопиться. Даже хорошо подготовленный, но недостаточно опытный артист в напряженной конкурсной обстановке может легко растеряться.

Параллельно с интенсивной артистической деятельностью успешной была и педагогическая работа Бюль-Бюля. В 1936 году он становится деканом вокального факультета Бакинской консерватории. Его первые шаги на иовом поприще ознаменовались реорганизацией — при факультете создается вокальная студия, где налаживается серьезная исследовательская работа. Тогда же устанавливаются творческие контакты с профессором Н.А.Гарбузовым, крупнейшим теоретиком-музыковедом, широко экспериментировавшим в специальной студии звукозаписи при Московской консерватории.

При студии вокала действовали ларингологический отдел и отдел фонеотрии, где обследовался голосовой аппарат певцов и изучалась фонологическая система азербайджанского языка применительно к пению.

Свой педагогические опыты Бюль-Бюль проводил в тесном контакте с другими кафедрами консерватории. По его инициативе к занятиям вокалистов были привлечены студенты фортепианного отделения, аккомпанировавшие певцам.

Понимая, как важно студентам-вокалистам развивать слои сценические навыки, Бюль-Бюль возрождает традицию показа отчетных спектаклей в конце учебного года. Первый из них состоялся 9 июня 1937 года в помещении бывшего Тагиевского театра, были исполнены отдельные сцены из опер «Евгений Онегин», «Русалка», «Борис Годунов». Несмотря на то, что почти все ведущие партии были поручены студентам первых курсов, спектакли прошли с успехом. Хорошим голосом и незаурядным сценическим мастерством блеснул ученик Бюль-Бюля Сергей Неведов в ролях Самозванца («Борис Годунов») и Князя («Русалка») .

Будущее национального вокального искусства глубоко волновало Бюль-Бюля. Поэтому не удивительно, что когда в 1937 году в Бакинском музыкальном училище организовался класс народных певцов, руководимый народным артистом Азербайджанской ССР Г.Сарабским, он немедленно отправился в училище, чтобы ознакомиться с методикой преподавания Сарабского.

Впечатление от этого визита оказалось двояким. Сарабский, к сожалению, преподавал по старинке, как это практиковалось в прежние времена, когда ученик слепо подражал своему учителю и с его голоса заучивал мелодию и исполнительские приемы. Виртуозно владевший своим голосовым аппаратом, обладавший широчайшими знаниями мугамного искусства, Сарабский немало давал молодым певцам. Отдача, несомненно, была бы во много крат большей, если бы они получили классическое музыкальное образование. Это позволяло бы надеяться со временем увидеть их и на сценах оперных театров.

Кара Караев и Бюль-Бюль

— По моему мнению, ученики класса народного пения должны проходить все теоретические дисциплины музыкального училища, — изложил Бюль-Бюль свою идею Сарабскому.

— Уже на первом курсе им следует ознакомиться с фортепиано, на втором — с сольфеджио.

— А как же тар? — заволновался собеседник.

— Первые два года занятий педагог должен проходить с учениками мелодии под аккомпанемент тара по нотам и в  свободном исполнении. За эти годы педагог «ставит»  голос ученику. Для упражнений выбираются лучшие образы творчества старых мастеров. На третьем году ученики приступают к изучению произведений с аккомпанементом тара и рояля. На четвертом и пятом — упражнения исполняются по нотам с более сложными пассажами.

Сарабский готовил в своем классе певцов-мугаматистов. Но о мугамах не было сказано ни единого слова. И на его прямой вопрос последовал ответ: «В училище ученик осваивает лишь отдельные части мугама, продолжительностью не более трех-четырех минут. Настоящее же постижение их, по моему мнению, должна начинаться лишь в консерватории.»

При этих словах Сарабский безнадежно вздохнул — в консерватории и слышать не хотели о мугамах, не то чтобы их изучать.

Задавшись какой-либо целью, Бюль-Бюль со всей настойчивостью претворял задуманное в жизнь. Решившись реорганизовать систему подготовки певцов-народников, он вынес свой план на обсуждение Центрального  Комитета Коммунистической партии Азербайджана. По мысли Бюль-Бюля, уже в следующем году надлежало слить класс народного пения музучилища с консерваторским отделением народных инструментов.

Возникал факультет совсем необычный — азербайджанского народного творчества, где бы готовились национальные композиторы,  инструменталисты, певцы. Забегая вперед, скажем, что факультет азербайджанского народного творчества был создан и сыграл положительную роль, подготовив немало музыкантов.

В ЦК Бюль-Бюль затронул и другую проблему, волновавшую его как педагога по вокалу: » До сих пор у нас не было ни одной крупной конференции, дискуссии среди вокалистов. Специальная печать не уделяет внимания вопросам педагогики. Боязнь самокритики в среде вокалистов приводит к печальным результатам. За певцами давно установилась слава болезненно-обидчивых людей, не терпящих никаких критических замечаний. Это — дурная старая традиция, которая совершенно нетерпима. У нас, педагогов-вокалистов, накопилось много вопросов, требующих своего разрешения. Всесоюзная конференция очень нужна!»

В скором времени в Москве состоялась Всесоюзная методическая конференция с участием профессорско-преподавательского состава и студентов-вокалистов из разных консерваторий страны. На этой конференции обсуждались вопросы создания единого метода вокального обучения.

Группу из Бакинской консерватории возглавлял Бюль-Бюль. Представители Азербайджана одни из первых наглядно продемонстрировали новую методику обучения вокалистов на базе синтеза восточной и европейской школ. Прослушивание проходило в Малом зале Московской консерватории. Интерес к конференции превзошел все ожидания. Зал не мог вместить и половины желающих послушать молодых певцов.

Профессору А.Б.Гольденвейзеру, ведущему педагогу Московской консерватории, очень понравилось выступление ученицы Бюль-Бюля Д.Садыховой, прекрасно исполнившей наряду с произведениями азербайджанских композиторов и романс «Не ветер вея с высоты» Римского-Корсакова.

— Ваша ученица спела этот романс лучше, чем ее однокурсницы из Московской консерватории, — сказал он. — Вы правильно делаете, что прививаете своим ученикам приемы европейского пения не в разрез с национальным пением, а на его основе.

Слова маститого музыканта означали признание заслуг Бюль-Бюля на педагогическом поприще. Его метод преподавания получил общесоюзное признание.

Мыслями о будущем было продиктовано и еще одно начинание Бюль-Бюля, которое он успел осуществить до отъезда в Москву на конференцию. По его инициативе большая группа студентов консерватории отправилась в фольклорную экспедицию в Нухинский (Шекинский) и Закатальский районы.

Впоследствии народный артист СССР, лауреат Ленинской премии Кара Караев, вспоминая участие в этой фольклорной экспедиции, напишет: «Руководитель НИКМУЗа т. Бюль-Бюль привлек меня к работе над народной музыкой. Я проводил записи творчества ашугов, записи народных песен, обрабатывал народные песни (у меня 10 обработок). Так я вплотную столкнулся с народной музыкой и был потрясен богатствами, которыми обладает народное творчество. …С научной экспедицией я побывал в Нухинском районе, сделал ряд интереснейших записей. Здесь мы встретили ансамбль нухинских зурначей, он произвел на меня потрясающее впечатление. В Декаде азербайджанского искусства этот ансамбль принимал участие, и я счастлив, что замечательных музыкантов-колхозников выявила наша экспедиция…».

Для самого Кара Караева, для его творчества поездка имела немаловажное значение. В основу своего первого крупного сочинения, кантаты «Песня сердца» он положил одну из мелодий, записанных в дни экспедиции. Исполненная на Декаде в Москве в 1938 году кантата «Песня сердца» принесла молодому композитору широкую известность.

По материалам книги автора «Соловей из Шуши»

ВСЯ СЕРИЯ: