«Азербайджанское дело» — так условно можно назвать ревизию Совета Министров Азербайджанской ССР в 1948 г., а также связанные с ней организационные выводы и кадровые перемещения. Долгое время этой теме особого внимания не уделялось.
Историк Эльдар Исмаилов полагал, что за «делом» стоит личная взаимная неприязнь между первым секретарем компартии Азербайджана М.Д.Багировым и Министром госконтроля СССР Л.З.Мехлисом, а также обострение клановой борьбы внутри ЦК ВКП(б). Источником личной неприязни Мехлиса к Багирову будто бы служил конфликт между ними в 1942 г., когда Багиров добился отстранения Мехлиса — тогда представителя Ставки Верховного Главнокомандования на Крымском фронте — от руководства боевыми действиями. Багиров обвинял Мехлиса в провале операции на Керченском полуострове, что повлекло бессмысленную гибель тысяч азербайджанских солдат.
При этом Исмаилов допускает, что генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В.Сталин действительно подыскивал Багирову замену и поэтому санкционировал широкомасштабную инспекционную кампанию в Азербайджане. Могло оказать влияние на ход кампании и то обстоятельство, что покровителем Багирова был Л.П.Берия, который, в свою очередь, был близок к члену Политбюро ЦК ВКП(б) и заместителю Председателя Совета Министров СССР Г.М.Маленкову.
Последний же в 1946 г. был несколько «подвинут» А.А.Ждановым и его ленинградской командой со своих позиций, в частности, Маленков был отстранен от руководства кадровой политикой в ЦК ВКП(б). Иными словами, «азербайджанское дело» — один из эпизодов борьбы двух группировок в ЦК ВКП(б).
Иной точки зрения придерживается биограф Мехлиса Ю.Рубцов. По его мнению, Мехлис и его подчиненные просто добросовестно боролись с казнокрадами и коррупционерами: «Не стремление “подорвать авторитет” партийного руководства [Азербайджанской ССР], в чем потом обвинили контролеров, двигало ими: сам ход ревизии затягивал, заставлял, затронув верхушку “айсберга”, копать глубже и глубже».
Документы Министерства госконтроля СССР и Комиссии партийного контроля (далее — КПК) при ЦК ВКП(б) позволяют восстановить хронологию «дела», его неизвестные нюансы. «Дело» поначалу имело к Багирову лишь косвенное отношение. В декабре 1947 г. сразу после Постановления Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) о проведении денежной реформы силы госконтроля были брошены на борьбу с различными банковскими махинациями. Особое внимание уделялось операциям по банковским вкладам частных лиц.
Во время одной такой проверки старший контролер Министерства госконтроля СССР Ф.Набока, просматривая материалы ревизии правления Госбанка СССР, обратил внимание на акт документальной проверки операций отделения Госбанка в пригороде Баку — Мардакянах; в акте отмечались не совсем обычные операции по банковскому счету № 162 и указывалось, что этот счет принадлежит некому Мешади Азизбекову. По счету производились крупные денежные переводы. С конца ноября 1947 г. остаток денежных средств по счету неоднократно перечислялся на расчетный счет Совета Министров Азербайджанской ССР и обратно.
Набока заинтересовался этим делом. Расспросив ревизора Госбанка СССР по Азербайджану, он установил, что лицом, владевшим счетом, является не кто иной, как заместитель Председателя Совета Министров Азербайджанской ССР Азизбеков Азизага Мешады оглы (сын М.Азизбекова, революционера-подпольщика, одного из 26 бакинских комиссаров). Крупные денежные суммы на открытый Азизбековым личный счет поступали от реализации продукции пригородного хозяйства, которым распоряжался Азизбеков.
О результатах своей проверки Набока письменно доложил министру госконтроля СССР Л. З. Мехлису 9 января 1948 г., сопроводив свою докладную записку советом «…назначить специальную проверку, в частности деятельности Управления делами Совета Министров Азербайджанской ССР».
Каким образом рядовой чиновник госконтроля посмел замахнуться на проверку аппарата руководящего органа союзной республики? Далеко идущие последствия такой проверки были очевидны. Можно допустить, что Набока, зная о неприязненном отношении Мехлиса к Багирову, пытался таким образом «выслужиться» перед министром. Однако реакция на записку контролера была настолько молниеносной, что дает основание предполагать предварительное согласование записки Набоки.
На проверку Управления делами Совета Министров союзной республики госконтроль, по-видимому, самостоятельно решиться все же не мог — требовалось высочайшее одобрение. Поэтому пока ограничились дачным хозяйством Азизбекова. Проверка проходила в течение января — апреля 1948 г. Сначала в Азербайджан выехал контролер Бодров, а затем уже в ход была пущена «тяжелая артиллерия» — в Баку был командирован заместитель министра С.Г.Емельянов. О результатах этой проверки Мехлис сообщил Сталину и Жданову, а также Бюро Совета Министров СССР.
Азизбеков, согласно выводам Мехлиса, был виновен в присвоении участка (3,5 га), незаконном строительстве в 1943–1944 гг. личной дачи и коммерческой деятельности — продаже фруктов с участка по рыночным ценам торговым организациям республики с использованием своего служебного положения.
Мехлис отмечал: «Все материалы и оборудование для своей дачи Азизбеков, пользуясь своим служебным положением, приобретал от имени Правительства республики по государственным ценам, а продукцию продавал по ценам, складывающимся на рынке. Продажа фруктов и овощей производилась через магазины торговых организаций г. Баку. За период с 1945 по 1947 г. только по выявленным в торговых организациях документам установлено, что Азизбеков продал через Дзержинский межрайпищеторг, Азкоопторг и артель “Коопларек” фруктов и овощей на 668,9 тыс. руб. <…> При этом следует отметить, что денежные документы за проданную продукцию выписываются на имя: “правительственная дача № 3”, “правительственный дом № 3” или просто на “дачу № 3”, а фактически деньги зачислялись на текущий счет № 162/12 — личный счет Азизбекова.»
Мехлис предлагал следующее: «Снять Азизбекова с поста заместителя Председателя Совмина Азербайджанской ССР и привлечь его к судебной ответственности за использование служебного положения в корыстных целях. Дачу в с. Шувеляны, построенную Азизбековым незаконными путями и за счет государства, принять на баланс Совета Министров Азербайджанской ССР в собственность государства.»
11 мая 1948 г. Мехлис направил в Бюро Совета Министров СССР и лично Сталину проект Постановления Совета Министров СССР об А. М. Азизбекове. И уже 17 мая 1948 г. Постановление было подписано Сталиным, впрочем, с определенными правками.
Таким образом, судьбу Азизбекова должна была решить Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б), а не суд (досудебное рассмотрение подобных дел органами партийного контроля было обычной практикой). До этого момента Мехлис не контактировал с КПК по делу Азизбекова — в документах Министерства госконтроля отсутствуют какие-либо ссылки на это, хотя номенклатурное положение заместителя председателя Совета Министров союзной республики предполагало как минимум участие партийного контроля в проверке.
Надо полагать, осторожность Мехлиса не была случайной: М.Ф.Шкирятов — заместитель председателя КПК и фактический руководитель этого партийного органа — был приближенным к Берии человеком. В случае «азербайджанского дела», как можно предположить, тесные контакты Шкирятова с Берией могли дать противоположный эффект. Шкирятов мог помешать расследованию «дела», которое представляло опасность для первого секретаря компартии Азербайджана М.Д.Багирова, пользовавшегося расположением Берии.
В целом, Мехлис мог считать себя победителем: Сталин санкционировал проведение комплексной ревизии финансово-хозяйственной деятельности Совета Министров Азербайджанской ССР (подчеркнем, не Управления делами, а именно республиканского Правительства). Ревизия проводилась сразу несколькими группами Министерства госконтроля СССР. В ходе проверки были выявлены крупные злоупотребления и хищения государственных средств.
В обобщенном виде, все было изложено в ноябре 1953 г. на тот момент уже бывшим контролером министерства госконтроля СССР А. Климкиным в записке первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву: «Руководители Совета Министров [Азербайджана], не укладываясь в рамки ассигнованных по бюджету средств на содержание аппарата, широко практиковали привлечение средств из других, не предусмотренных законом источников. Факты перерасхода смет и незаконного привлечения средств из других источников в отчетности скрывались… <…> Для покрытия перерасходов в ряде случаев деньги заготавливали заблаговременно, сознательно создавались скрытые резервы. Для этой цели незаконно использовались оставшиеся к концу года свободные кредиты по республиканскому бюджету. <…> Резервный фонд Совета министров и столовая Управления делами, куда направлялись скрытые деньги, как раз и являлись теми “кормушками”, откуда оплачивались продукты, спиртные напитки, бесплатно раздаваемые руководящим работникам и приезжим гостям, выдавались пособия, приобретались путевки в санатории, дома отдыха и проч.»
История с дачей Азизбекова не была уникальной — «Ревизией установлено, что на балансе Управления делами Совета министров Азербайджанской ССР в 1944–1946 гг. никаких “правительственных дач” не было. Под таким наименованием, как видно из переписки и текущих счетов в местных отделениях Госбанка, значились дачи, занимаемые бывшим секретарем ЦК Азербайджана т. Багировым М. Д., председателем Совета министров т. Кулиевым Т. И. и его бывш[ими] заместителями тт. Азизбековым и Ислам-Заде. Поскольку эти дачи не состояли на балансе государственных организаций, они как государственное имущество учтены не были. Дачи представляли собой обособленные хозяйства с собственным штатом обслуживающего персонала. Хозяйство велось, по сути дела, на частной основе, с применением наемной рабочей силы и свободной продажей продукции садоводства и овощей. Продукция продавалась детским учреждениям, больницам и сбывалась через кооперативы по рыночным ценам. От контроля со стороны финансовых органов дачные хозяйства были освобождены и никакими налогами не облагались. Словом, возникла форма хозяйства, еще не виданная в условиях социалистического государства.»
Таким образом, последствиями столь масштабной и результативной ревизии вполне могла стать «чистка» республиканской номенклатуры и даже отстранение первого секретаря компартии республики, тем более что госконтроль во время проверки выявил факты не только экономических злоупотреблений, но и политической беспечности. Среди открытых материалов бухгалтерии Совета Министров республики были обнаруженными незасекреченными документы, содержащие секретные и совершенно секретные сведения о пребывании в Азербайджане членов так называемого правительства Иранского Азербайджана и отдельных воинских частей.
Тем временем КПК занималась Азизбековым. В комплексной ревизии правительства Азербайджанской ССР КПК не участвовала, ограничившись рассмотрением этого персонального дела.
26 июня 1948 г. Бюро КПК вынесло постановление «О недостойном поведении т. Азизбекова». В мотивировочной части повторялись основные выводы Министерства госконтроля. Резолюция Бюро КПК: «За недостойное поведение объявить т. Азизбекову А. М. строгий выговор с занесением в учетную карточку.»
15 июля 1948 г. Шкирятов направил Г.М.Маленкову записку, в которой сообщал о результатах проведенной КПК в Баку проверке. Записка содержала несколько новых деталей, которые отсутствовали в материалах госконтроля, в частности о том, что Азизбеков заполучил дачу, предварительно выселив из этого здания детский дом. Скрупулезно перечислены выстроенные за счет государственных средств удобства: «Два каменных бассейна для воды; две остекленные оранжереи <…> гараж на две машины, склады и биллиардный домик <…> каменные стены.»
Общие выводы Шкирятова: «В постановлении Совета Министров СССР от 17 мая 1948 г. сказано, что вопрос о передаче его дела судебным органам будет рассмотрен после решения КПК. Азизбеков за допущенные беззакония в советском порядке наказан, — снят с руководящей работы, исключается из партии, а все незаконно приобретенное им хозяйство возвращено государству. Принимая во внимание все эти меры, Бюро КПК считало бы нецелесообразным рассматривать его дело еще и в судебном порядке.»
В приложенном к записке проекте постановления Секретариата ЦК ВКП(б) содержалась характерная резолюция: «За недостойное поведение исключить Азизбекова А. М. из членов ВКП(б). Принимая во внимание, что в прошлой работе Азизбекова А. М. не было проступков, порочащих его как члена партии и советского работника, вернуться через год к рассмотрению вопроса о его партийном положении.»
Итак, Шкирятов 15 июля 1948 г. пишет о том, что Азизбеков «исключается из партии». Однако согласно постановлению Бюро КПК от 26 июня 1948 г. он не был исключен, а получил лишь строгий выговор. Это дает основание для подозрений, что имеющееся в протоколе КПК постановление от 26 июня действительно вначале содержало резолюцию об исключении из партии, но затем было заменено на постановление с более мягким для Азизбекова наказанием. Почему КПК решилась на такую подтасовку и задним числом изменила собственное решение, смягчив наказание Азизбекову? По-видимому, в промежутке между 16 и 21 июля резко изменился ход «азербайджанского дела».
21 июля 1948 г. решением Политбюро была образована специальная Комиссия в составе Г.М.Маленкова (председатель), П.К.Пономаренко, А.А.Кузнецова, Л.П.Берии, А.И.Микояна, М.Д.Багирова и Л.З.Мехлиса, перед которой была поставлена задача «партийно-политически разобрать материалы Госконтроля и ЦК ВКП(б) Азербайджана о ревизии финансово-хозяйственной деятельности Совета Министров Азербайджанской ССР.»
Срок работы Комиссии был установлен в 7 дней, однако уже 23 июля Секретариат ЦК ВКП(б) принял иную редакцию решения Бюро КПК, смягчающую наказание для Азизбекова, и внес это решение на утверждение Политбюро ЦК ВКП(б).
Багиров приехал в Москву. Судя по журналу записей посетителей кремлевского кабинета Сталина, Багиров был принят генсеком 30 июля 1948 г. В результате, «Комиссия Политбюро ЦК ВКП(б), рассмотрев материалы Госконтроля и ЦК ВКП(б) Азербайджана о ревизии финансово-хозяйственной деятельности Совета Министров Азербайджанской ССР пришла к выводу, что «Проверка Министерством госконтроля СССР финансово-хозяйственной деятельности Совета Министров Азербайджанской ССР была организована и производилась неправильно», со всеми вытекающими отсюда последствиями.
«Азербайджанское дело» обернулось разгромом Министерства госконтроля СССР. Полномочия Министерства госконтроля были существенно урезаны, а многие контролеры и работники, причастные к ревизии Совмина Азербайджана, уволены.
О волне репрессий, последовавшей после решения Политбюро, рассказал в своей записке контролер Климкин: «Бывш[ий] секретарь ЦК КП Азербайджана т. Багиров М. Д., воспользовавшись отдельными личными ошибками бывш[его] заместителя министра госконтроля СССР т. Емельянова С. Г., возглавлявшего ревизионную группу, сумел опорочить ревизию и добился, чтобы материалы ревизии были направлены ему в г. Баку для рассмотрения и принятия мер на месте. Министерство госконтроля было лишено возможности доложить правительству результаты ревизии по существу выявленных фактов, и они фактически остались правительству неизвестными…»
Любопытно, что перелом в «азербайджанском деле» произошел на фоне изменения «расстановки сил» внутри ЦК ВКП(б): именно в июле 1948 г. Г.М.Маленкову удалось вернуть доминирующее положение в ЦК, поскольку серьезно заболел А. Жданов. 2 июля 1948 г. Жданов провел последнее в своей жизни заседание Секретариата ЦК и передал Маленкову все дела. 10 июля Политбюро приняло постановление «О реорганизации аппарата ЦК ВКП(б)». Можно предположить, что данные изменения оказали существенное влияние на ход «дела» и в определенной степени предопределили его развязку.
Развитие событий с января по июль 1948 г. приобрело угрожающий характер для номенклатурной верхушки Азербайджанской республики. Отношение руководства партии к этому делу резко изменилось в промежутке с 16 июля (дата утверждения Секретариатом ЦК ВКП(б) первого варианта решения Бюро КПК об исключении Азизбекова из партии) по 21 июля, когда была образована Комиссия Политбюро, в которую на равных правах с Л.З.Мехлисом был включен М.Д.Багиров. «Азербайджанское дело» обернулось для Министерства госконтроля СССР дискредитацией его работы, потерей влияния, гонениями на работников Министерства.
Тогда же, в июле 1948 г., произошла перегруппировка сил внутри ЦК, которая не могла не оказать влияния на «дело». Во всяком случае, высший контрольный орган партии пошел фактически на подтасовку собственного протокола, переоформление уже вынесенного решения.
Открытым остается вопрос о том, какие интересы И.Сталина прятались за такими резкими поворотами. «Дело» в достаточной степени непосредственно координировалось с генсеком. Не исключено, что он в какой-то момент посчитал целесообразным ограничиться проделанной в республике проверочной работой, в достаточной мере напугавшей местную элиту, и осадить слишком самоуверенного Мехлиса.
По материалам Т.Н.Никоноровой («Новейшая история России»)