Н.Ахундова
Культурные связи азербайджанского и китайского народов развивались на протяжении длительного исторического периода. Большим толчком послужило развитие Великого Шёлкового пути, определённые контакты происходили также во времена правления Каракоюнлу, Сефевидов.
Что касается влияния китайской культуры на азербайджанскую культуру сефевидского периода, то, пожалуй, стоит задержаться на теме распространённости бело-голубого фарфора на территории Азербайджана ещё с начала XV в.
Известно, что развитие шёлковой торговли способствовало осуществлению культурных и торговых связей огромного количества народов. Однако иностранные экспедиции в Китай (Марко Поло, Карпини, Порденоне и др.) не носили односторонний характер. Так, в начале XV в. (с 1403 по 1433 гг.) были предприняты 7 крупнейших экспедиций во главе с китайским путешественником, флотоводцем и дипломатом, Чженом Хе (1371-1435).
Чжен Хе (Ма Хэ) был родом из так называемых сему — выходцев из Средней Азии, прибывших в Китай во времена монгольского владычества. Чжэн Хэ как и его предки исповедовал ислам, но при этом уважительно относился и к другим религиям (4, с. 135-136).
Интересные сведения содержатся в записях «Полное описание океанских берегов» секретаря Ма Хэ — Ма Хуаня, прекрасного знатока арабского языка, евнуха, принявшего ислам.
Он отмечал, что 4-ая, 5-ая, 6-ая и 7-ая экспедиции, пересекая восточное побережье, достигали Ормуза, который, по свидетельству Ма Хуаня, вёл торговлю со всем миром и являлся конечной точкой караванных путей их Тебриза (столицы государств Хула-гуидов, Каракоюнлу, Аккоюнлу), Бухары, Самарканда и т.д.
Китайская посуда и шёлк поставлялись через Ормуз по всему Ирану, Азербайджану й Средней Азии, а те, в свою очередь, отправляли оружия, ковровые и ювелирные изделия своих искусных мастеров.
Необходимо отметить, что именно ко времени ранних морских экспедиций 1400-1430 гг. относится внедрение большого процента бело-голубого фарфора периода династии Минь и, в достаточной степени, Янь, достигшего юга территорий Азербайджана.
Примечательно, что миньские экспедиции всегда носили мирный характер и оказали продолжительное влияние на направление вкусов и при сефевидском дворе.
Интересно отметить, что проникновение в Азербайджан фарфора этого раннего периода продлилось вплоть до конца XV в., когда начинает использоваться техника обжигания в Цзиндэчжэнь, и становится выгодным производить точные копии этого фарфора для продажи на Среднем Востоке.
Более того, этот, хотя и неполноценный, продукт настолько утвердился в этих краях, что даже несмотря на производство его столь низкого качества, этому фарфору, казалось бы, не было альтернативы.
Начало XV в. знаменуется в истории возвышением азербайджанского государства Сефевидов, как одной из самых могущественных держав на территории Востока. Однако не удивительно, что в сефевидскую эпоху (1501-1736) отношения с Китаем у Азербайджана носили косвенный характер. Так, в Восточном Хорасане Узбеки и их наследники оккупировали земли на северо-востоке от Китая через Месопотамию. Морской путь, предназначенный по большей части для коммерческих целей, находился в руках европейцев, вначале португальцев, затем датчан и англичан, державших монополию на судоходство.
С начала XVII в. они эксплуатировали порты Бендер-Аббаса в качестве перевалочного пункта для осущест-вления торголи из Индии в Северную Европу. Внешняя торговля самого Аббаса I (1588-1629) была заблокирована Западной Европой, которую он стремился отвлечь от оттоманской экономики путём предоставления более выгодного торгового шёлкового пути, идущего сухопутным маршрутом Тебриз-Эрзерум-Залив, поскольку таким путём шёлк мог экспортироваться напрямую в Европу.
Тем не менее, определенные косвенные контакты, например, в области бело-голубого фарфора Китая, представляли собой большой интерес для сефевидской экономики, особенно, XVII в. В этой связи будет уместно сказать несколько слов о развитии городской торговли и самих городов в целом в Сефевидском государстве.
Согласно сведениям западноевропейских путешественников, азербайджанские города — Тебриз, Ардебиль, Шемаха, Марага, Казвин, Исфаган, Маранд, Хой, Баку, Гянджа, Дербент, Шеки, Барда и многие другие являвшиеся центрами искусства и торговли как в XVI в., продолжали таковыми оставаться и в XVII в.
Исфаган, по свидетельству путешественника Адама Олеария, был одним из центров восточной торговли, куда стекались купцы и торговцы с самых разных уголков мира, начиная с Индии, Хорезма, Китая, Бухары, и заканчивая Англией, Францией, Испанией и Италией.
Что касается Ардебиля, то этот город всегда занимал особое место в сефевидском государстве. А. Олеарий в «Подробном описании путешествия Гольштинского посольства в Московию в 1633, 1636, 1639 гг.» указывает на наличие в Ардебиле множества рынков, караван-сараев и торговых площадей.
К примеру, неподалёку от главной площади размещалось четырёхугольное здание под названием «Гейсарийе», там продавалось множество золотых и серебряных изделий, высококачественный шёлк и другие ценные товары. Он напоминал крытый рынок. По словам автора, расположенные здесь каравансараи носили характер торговых бирж. Он повествует о двух китайских купцах, торговавших китайской посудой. По их одежде можно было сразу догадаться, что это были иностранные купцы.
В 1611 г. шах Аббас I пожертвовал более 1000 экземпляров фарфора своей фамильной усыпальнице в Ардебиле. По мнению британского учёного Дж.М. Роджерса такой щедрый подарок означал не только великодушие шаха и не только его заботу и почитание памяти своих предков, но также указывал на наличие чрезмерного количества фарфора в стране. Но здесь необходимо отметить, что исторически в этом мемориале сефевидские шахи хранили свои ценности.
Приблизительно в это же время начинают появляться сефевидские иммитации китайского фарфора (XVI в.), главным образом, Чжийчженгового периода (1521-1566). Однозначно, что речь не могла идти о наличии большого числа мануфактур, скорее всего их количество ограничивалось одним типом мануфактур.
В свое время были обнаружены отдельные партии изделий керманской работы (они содержали сефевидские и китайские мотивы XVI в. с частым использованием смеси красного и оливково-зеленых оттенков).
Позднее в эпоху Бань в связи с изменением геополитической ситуации перебои в экспорте китайского фарфорового отразились на его производстве местных сефевидских копий, которые к тому времени начали успешно распространяться и реализовываться.
Отчёты Вест-Индской компании от 1610 г. указывают на факты приобретения керамики на южно-сефевидских портах с целью продажи её в Индию, где таковая не производилась.
Декоративный, хотя и технически низкокачественный сефевидский фарфор свободно конкурировал с поставками подешевевших на рынке китайских экспортных изделий. Так или иначе, эти копии вышли на иностранные рынки и вскоре попали в руки к датчанам, что в последствие довольно глубоко сказалось на судьбе сефевидского фарфора.
Так, в начале XVII в. Датский Комиссионный экспорт установил поставку фарфора из Китая через порты Персидского залива, который шпервые попал в Амстердам в 1603 г. Европейский спрос, тем не менее, превышал предложение, однако из-за внутренних беспорядков в Китае пришлось сузить его экспорт на фарфор. Поэтому датчане были заинтересованы включить в свои поставки бело-голубой фарфор, изрядно производимый в то время в государстве Сефевидов.
По сведениям французского автора, Пьера Рафаэля дю Манса (1613-1696), наибольшую известность которому принесли его описания Севе-видского двора, произошёл даже забавный инцидент. Дю Мане приводит свидетельство официального заявления венецианского посольства в возмущённой форме шаху Аббасу об отказе Венеции от бело-голубого фарфора из Исфагана, поскольку фарфор этот был произведен не китайской, а сефевидской мануфактурой, и вдобавок посоветовал шаху улучшить качество производимого товара. Хотя сам шах Аббас не имел к этому отношения, и, следовательно, ни о чём не подозревал. То, что сефевидский фарфор проникал в Европу под видом китайского, скорее было махинацией датчан, нежели исфаганских гончаров; это хорошо видно из его широкого использования в обиходе датского домашнего хозяйства того периода.
С 1652 по 1682 гг. Дания экспортировала большую партию сефевидских изделий для образцов на Восток и в массовом производстве в Японию. Почти сразу же в 1659 г. и снова в 1682 г. были осуществлены многочисленные заказы и на экспорт японского фарфора в Европу. Фаянс этот возможно не совсем профессионально исполнялся, а также часто ломался, но в сочетании с всё ещё внушительным объёмом китайских экспортных изделий, значительно увеличившегося с момента применения техники обжигания Цзиндэчжэнь и его итоговой продукцией 1683 г., ежегодно экспортировался в размере между 40,000 и 100,000 экземпляров.
Эта торговля, к сожалению, нанесла окончательный удар по сефевидскому фарфору, оказавшемуся беспомощным перед лицом датской судоходной монополии. Европейский рынок, некогда казавшийся ненасытным, теперь был наводнён уценённым китайским и японским товарами, также как и бело-голубыми мануфактурами.
Несмотря на то, что сефевидский рынок не предоставлял чисто бело-голубых изделий, но высококачественные изящные вставки на изделиях белых элементов, оживлённых сельджукскими мотивами на них, заменили прямые образцы китайского оригинала и продолжали распространяться в середине XVIII в. в Европе под именем китайских.
Судя по всему бело-голубые изделия Мешхедского производства в достаточном количестве заказывались в сефевидском дворе, а также использовались Моголами. При этом оба и Сефевидский, и Могольский дворы старались использовать этот продукт гораздо шире образцов созданных при правлении поздних представителей китайской династии Минь. Они добавляли новые краски — цвета морской волны, монохромные, полупрозрачные белые — в изделия с резным декором и клуазоне [перегородчатая эмаль], порой с потрясающе сверкающими и даже цветными бриллиантами. Вероятнее всего он производился в окрестностях Исфагана. Насколько долго это продолжалось — не известно, но к 1700 г. производство здесь бело-голубого фарфора окончательно остановилось.
Эти скорее экзотические дворцовые изделия иллюстрировали, насколько вкусы последних Сефевидов совпадали со вкусами последних могольских императоров. Имеются свидетельства того, что китайцы сами «направляли» этот товар. Оригиналы, с которых снимались копии для двора, вручались пред-положительно в качестве дипломатических подарков.
Поставка китайского фарфора периода правления императора династии Минь, Чженде (1506-1521), подставки для ароматических свечей, к примеру, или пеналы китайского типа свидетельствует о наличии на них скорее непривычных персидских или арабских надписей (иногда это были коранические тексты, чаще молитвы или пословицы). Эта коллекция, тем не менее, приводится в качестве подтверждения китайского экспорта, специально поставляемого для мусульманского рынка.
Превосходство китайских форм, тем не менее, демонстрируется во многом в произведениях китайской бронзы, обозначающих, что они производились для мусульман, служивших при китайском дворе.
Есть и несколько указаний на то, что по меньшей мере с могольского периода сефевидами совершались попытки достичь китайский рынок. Уполномоченный Ост-индской Компании У.Хоукинс, покинувший Индию в 1613 г. пересказывает историю одного мастера-гардеробщика могольского шаха Джахангира (1605-1627), который имел несчастье сломать ценный фарфор (guan), возможно, ранней династии Минь из имперской коллекции.
Ему было приказано отправиться в Китай, для того, чтобы восстановить изделие. Но в течение двух лет не нашлось ничего сопоставимого; его карьера была спасена лишь благодаря одной счастливой случайности — дубликата, снятого в сефевидской мануфактуре при дворе шаха Аббаса I в Исфагане.
Для производства керамики селадон использовались особые печи Guan [по названию провинции], селадон покрывался особым цветом глазури, который варьировался от сизого и серо-зелёного до кремового, желтоватого или светло-коричневого.
Характерной особенностью этого селадона были крупные трещинки, расположенные крест-накрест и напоминающие потрескавшийся лёд. Подобное изделие представлял собой вышеуказанный guan, датируемый 1600 г. с орнаментом, применяемым в то время на керманских и мешхедских изделиях; посередине проходила полоса, разбивающая пейзаж, на которой изображён лучник в сефевидской одежде, копированной с рисунков казвинской школы.
Однозначно, что этот «guan» был частью набора или сервиза, возможно, выполненного по специальному заказу. Таким образом, есть все основания полагать, что взаимоотношения между Сефевидами и Китаем в сфере фаянса и фарфора не носили односторонний характер.
По материалам книги «Об исторических соприкосновениях азербайджанской и китайской культур»