Ученый-востоковед Константин Смирнов (1878-1938) известен как автор нескольких трудов о Нахчыване, в частности книги, которую автор не успел издать при жизни.
После установления советской власти Смирнов сотрудничал в научных учреждениях, работал переводчиком, научным сотрудником в Тбилиси. Труды Смирнова были посвящены истории, топонимике, этнографии, источниковедению и др. областям науки. Окончательный вариант книги о Нахчыване (146 стр.) в свое время был отдан на хранение в фонд Института Рукописей Грузинской Республики. Азербайджанские исследователи ознакомились с книгой в 1972 году и публиковали статью о нем в журнале «Народы Азии и Африки».
Автор в книге не всегда давал полную научную оценку историческим событиям, борьбе азербайджанского народа против эксплуатации и гнета, тем не менее, труд Смирнова много лет спустя оказался важным и полезным для изучения вопросов, связанных с историей Нахчывана.
Среди тем затронутых в книге, был и вопрос «рабства в Нахкрае». Смирнов рассматривал период Нахчыванского ханства и далее, когда территория ханства вошла в состав Российской империи. Существовало ли в Нахчыване рабство? Косвенный ответ на этот вопрос, как пишет Смирнов, дает существование бекской фамилии Гуллар-Агасы-бековых.
«Куллар-агасы значит господин над рабами; так называлась должность заведывавшего рабами при дворах разных владетелей. Очевидно, что фамилия это очень старинная, так как в памяти нахичеванцев не сохранилось никаких воспоминаний о рабстве и во всяком случае характер документов эпохи Зендов и Каджаров указывает на то, что рабство существовало очень давно, быть может тогда, когда Нахичеванское ханство было самостоятельным, ибо, как мы видели, и при Зендах и при Каджарах хан был назначаемый центром губернатором провинции и должности гуллар-агасы тут как будто быть не могло», — писал он.
Смирнов также вводит в оборот документ из архивов Шахбаз-Аги Кенгерлинского: Прошение всех крестьян и илятов Нахкрая (умуме реайя ве иль улькейе Нахчеван) на имя шаха.
«Документ этот порван и нельзя было бы установить ни даты, ни царствования, если бы не одно благоприятное обстоятельство. В этом же мешке был другой документ, на котором совершенно тем же почерком написана резолюция по приказу шаха Керим-хана-Зенда, поставлена печать Керим-хана и помечен год 1182 (1768) — прошение Керим-Султана Шаху Керим-хану Зенду о восстановлении в правах начальника племени Кедж. Таким образом, нет никакого сомнения, что и это прошение от имени всех крестьян и кочевников Нахкрая было подано Керим-хану Зенду, как известно, пользовавшемуся репутацией человека справедливого, гуманного и друга народа, не пожелавшего даже принять шахского титула, а именовавшего себя векилем, т.е. представителем народа», — отмечает Смирнов.
И далее: «Прошение это гласит, что некоторые из бекзадеганов взяли людей из крестьян и илятов и обратили их в своих рабов (гулам) — ‘Не дают нашим детям оставаться у нас и забирают их’. Население просит не допускать обращения крестьян в гуламов и запретить впредь брать их в гуламы или в мулазимы, дабы из нахичеванцев не было «покупаемых на золоте рабов» (гулами- зерхарид). Резолюция — прекратить обращать крестьян в гуламов. Видно, из резолюции, что жалобу приносили кетхуды и ришсефиды племени Кенгерли и др. на те, что агалары и бекзадегяны Кенгерлинские брали себе гуламов и мулазимов из илятов и крестьян Нахичевани. Как известно, слово «гулам» не всегда означает рабское состояние и чаще слово «гулам» употребляется в смысле слуги, курьера, телохранителя и т.п. Но слово «зерхарид» едва ли оставляет сомнение относительно характера этой повинности».
С другой стороны, согласно Смирнову, в «Статистическом Описании Нахичеванской Провинции» за 1833 год указано, что хан мог брать себе в услужение поселян, которые за долгую службу делались «вольными».
«Между же коренными жителями Нахичеванского округа, как и во всей Персии нет людей крепостного состояния. Помещичьими крестьянами назывались здесь военнопленные или их потомки, доставшиеся кому-либо в родовую собственность, но владелец не может продавать их в другие руки, а должен передавать в потомственное владение», — отмечал ученый.
Здесь же он информирует о деталях, указанных в «Истории происхождения Татар» Абдул Гази Бахадур-хана, где в примечаниях указывалось, что «Эривань была рынком, на который съезжались татары из Дагестана для продажи рабов и что вообще у татар настолько было развито рабство, что вообще даже зачастую начинали войну с соседями с намерением захватить население в рабство, и что больше всего работорговлей занимались черкесы, дагестанцы и ногайцы.»
«Таким образом, этот документ свидетельствует, что, во всяком случае, в Нахкрае существовало рабство в виде дворовых людей помещиков, которых помещики продавали. Этот документ, конечно, не дает права сделать вывода, что и крестьяне были вполне на положении крепостных, и что их можно было бы продавать. А наоборот дает косвенное указание на то, что как будто крестьяне не были рабами. Но, во всяком случае, положение крестьян было близко к рабскому, что видно из размеров эксплуатации», — писал ученый.
Однако, Смирнов отмечает, что наряду с этим существовал и институт вольных земледельцев, т.н. ранджбаров, к числу которых, по-видимому, принадлежали только крестьяне одного селения Нехрам.
«Слово Нехрам есть соединение слов: нехр — река и ам — общий, т.е. общественный канал. Если, с одной стороны, название селения Нехрам указывает на существование вольных землепашцев, то с другой стороны полагают, что в селении Ордубадского района Кетан (слово означает грязный, нечистый) были поселены рабы, жившие тяжелым трудом», — отмечал он.
Смирнов ссылается на данные Ивана Шопена (историк, этнограф и государственный деятель французского происхождения), который писал, что в купчих крепостях подробно оговаривается право пользования известной частью воды — столько то лопат, столько то часов, дней или минут.
«Это не подтверждается купчими крепостями беков Кенгерлинских. Из приблизительно двух с половиной сотен купчих крепостей удалось едва выделить несколько единичных документов, относящихся к водопользованию. Так, например в одной купчей крепости Лютф-Али Султана упоминается о праве на воду для покупаемого участка в течение трех суток из кяхриза, называвшегося Гурджи-Кеш или иначе Кехле-Баба. Другой акт о продаже земли с долей воды из канала Календерхане свидетельствует, что вода была здесь наследственная, принадлежавшая нескольким бекам, делилась она на семь частей посуточно и каждая суточная доля делилась еще на семь частей. Сделка эта заключалась тем же Лютф-Али-Султаном в 1225 (1810) году», — отмечал ученый.
«Эти немногие документы, относящиеся к водопользованию, во всяком случае, подтверждают тот факт, что вода здесь была отнюдь не общественная, как это теперь некоторые полагают, а помещичья», — писал Смирнов.
Смирнов пишет, что в различных документах встречались названия каналов, орошавших земли Нахичеванской провинции. О них писал упомянутый И.Шопен.
«Вообще земли селений Нахичеванского махала орошались водами речек Карабаба, Джахри-чай, Кюки-чай, Нурс-чай и Кошачай, но больше всего жители пользовались колодезной, родниковой водой и временными ручьями, образуемыми таянием снегов; значительная часть земли оставалась без воды. Воды, в общем, не хватало. В каждом махале бывал мираб, заведовавший водопользованием, которому подчинялись сельские распределители воды, называвшиеся «уярами» или «джуварами». Деление на махалы до известной степени совпадало с бассейнами вод», — писал ученый.
«В самой Нахичевани вода распределялась при царском режиме следующим образом: трое суток дворянам, четверо суток прочим мусульманам, трое суток армянам. В селениях дворяне входили в общую очередь водопользования с крестьянами. Ханы очень пользовались своим влиянием для захвата вод и препятствовали мероприятиям для постройки водопровода в Нахичевань. Это особенно почувствовало население Нахичевани, когда теперь при Советской власти в положительную сторону был решен вопрос постройки водопровода, чего при господстве ханов никак не удавалось направить. Один из местных поэтов написал по этому случаю стихи, отмечая преимущество советской власти перед прежними режимами, считавшимися с интересами ханов», — отмечал Смирнов.
Как писал ученый, согласно камеральным описаниям, продукция Нахкрая была следующих видов: Пшеница, ячмень, просо, хлопок, лен, конопля, рис, табак, овощи, в особенности лук, чечевица, табак, виноград, разные фрукты. Садоводство было в особенности развито в Ордубадском районе. Скотоводство всюду было одним из главных видов сельского хозяйства. В Нахичевани и в Ордубаде также была примитивная кожевенная промышленность.
«Камеральные описания дают подобный перечень всяких ремесленников, к которым причисляют и базарных торговцев: аттаров, беззазов и т.п. а также зурначей. Шопен насчитывает всех ремесленников в городах и селениях Нахкрая более трех тысяч человек. Весь этот люд был вместе с крестьянами предметом эксплуатации ханов. В крае были две формы владения землей: мульк, т.е. владение, не отличавшееся от персидского мулька (в Эривани положение было несколько отличное) и тиул, т.е. пользование доходами с имения, дававшееся за службу, во всяком случае, на срок не больше, чем пожизненно», — рассказывал Смирнов.
Он объяснял: «Тиул нельзя было ни продавать, ни закладывать. Мулькадар должен был обрабатывать свою землю, нанимая рабочих или входя в сделки с крестьянами, а за пользование крестьянами помещичьей земли помещик получал определенную долю урожая, называвшуюся «бахра», каковое название сохранялось в крае до самого последнего времени. Тиулов в Нахкрае было немного. Старожилы из беков указывают только на селения Карабаглар, Хук и Кирна, которые были тиулами, пожалованными Хук-хану Нахичеванскому, Карабагляр — Кельбали-ханову, Кирна — Махмуд-Are Кенгерлинскому. Эти тиулы сохранялись и при русской власти, тогда как другие по- видимому русской казной не были признаны (ибо Шопен дает названия семнадцати деревень Нахичеванского края, в которых были тиулисты ханы, беки и некий Мирза Таги)».
Согласно заметкам ученого, хотя большая часть земель и принадлежала помещикам, но налогов, уплачивавшихся помещиками, далеко не хватало для покрытия арендной суммы за управление Нахичеванской провинцией. Как показывает камеральное описание, помещики только деньгами в одном Нахичеванском махале платили податей более 1430 туманов, что представляло из себя колоссальную сумму по тому времени, когда за управление племенем в год давали содержания 5 туманов и когда за три тумана покупалось целое имение.
В Нахичеванской провинции было много видов всяких налогов: поголовная подать, подемная, сбор с городских жителей, сбор с кочевников, сбор со скота, с ульев, с мельниц, с ткацких станков, с шелкометательных станков, с караван-сараев, с христианских церквей, полупроцентный сбор капитала.
Смирнов пишет по этому поводу, что «не только в Нахичевани и в Ордубаде имелись довольно крупные по тем временам коммерсанты, но и в некоторых селениях встречались капиталисты».
Ученый отмечал, что ханы принимали участие в торговле, одалживая деньги купцам: «Ханы монополизировали торговлю продукцией селений и преследовали продававших в другие руки. Большинство ремесел было на откупу и занятие ремеслами требовали разрешения откупщиков. В Ордубадском районе сельчане, занимавшиеся ткачеством, не вылезали из долгов ордубадским купцам за материал, как сообщает об этом камеральное описание. Затем еще существовали сборы с садов, в пользу базарных караульщиков, в пользу сборщиков податей, весевой сбор. С земледельцев был сбор за посевы. Третья часть земель засевалась пшеницей и ячменем, и налог собирался натурой. Третья часть была под культурами, оплачивавшимися деньгами…»
Когда ханство попало в состав Российской империи, ситуация изменилась следующим образом: «В русские времена крестьяне платили с садов, с леса и с огорода в пользу помещика 40 коп. с пуда продукции. Со скота помещику ничего не платили. С мельниц платили деньгами. Помещики иногда давали крестьянам зерно для посева, иногда давали рабочий скот. В праздник нового года (новруз) крестьяне приносили помещику в подарок петуха, 5-6 яиц, барашка или что — нибудь в этом роде, а помещик угощал крестьян и обходил с ответным визитом все дома. Это делалось только раз в год».
Смирнов также ссылался на «Нахичеванский архив», где согласно одному из документов, власти взымали за урожай больше чем надо, он оценивался выше, чем действительно стоил. При этом, эти сборы не всегда проходили цивильно — производились обыски, избиения, притеснения. Крестьяне порой отказывались платить, не допускали осматривать урожай.
В своей работе ученый признавался, что сведения об эксплуатации крестьян, которые ему удалось обнаружить — «скудные», но тем не менее положение крестьян было незавидным, близким к рабскому.