У.Бадалбейли

Начало 1920-х годов — знаменательная пора для всей азербайджанской литературы и литературной критики. Азербайджанские литературоведы и критики начала 1910-х годов активно переводили наиболее интересные образцы русского шекспироведения, что положило начало творческому осмыслению наследия Шекспира в Азербайджане.

Шекспироведы 1910-х годов, продолжая лучшие традиции азербайджанского литературоведения, творчески использовали богатое наследие мировой шекспирианы. Переводы Шекспира, выполненные в эти годы, стали возможны, главным образом, благодаря заслугам двух русских переводчиков — Н.Полевого и И.Кронеберга.

Первое обращение в Азербайджане в исследуемый период к творчеству Шекспира — это перевод «Отелло». Трагедия была заново переведена Гасаном Сабри Нами. Постановка ее в новом переводе была осуществлена в ноябре 1920 года.

Учитывая рецензии тех лет на постановку, наводит на мысль о том. что этот перевод, в целом, не был идеальным. Например газета «Коммунист» писала в 1920 г.: «Что до перевода, то тут потревожен дух Шекспира, … а Гасан Сабри шаржированными словами «гони монету» нанес Шекспиру языком Яго такой непоправимый урон, что восполнить его весьма сомнительное дело. Подобными шаржами перенасыщена вся пьеса«.

Далее автор рецензии рекомендует переводчику, чтобы тот, прежде чем переводить, прочитал произведения Шекспира, дабы постичь его дух и идеи.

В другой рецензии, опубликованной в той же газете через год, т. е. в феврале 1921 года, отмечалось: «Этот перевод Гасана Сабри ни в коей мире не подходит нашей публике, особенно сегодняшнему зрителю. Язык перевода «Отелло» осложнен трудными оборотами.»

Судя по этой рецензии, переводчик ввел в текст тяжеловесные и сложные речевые обороты, не понятные для тогдашнего зрителя.

Но мнения по этому поводу различны. В рецензии в другой газете («Ени фикир», 1926 г.) отмечалось, что хотя в работе Г.Сабри имелись недостатки, тем не менее ее достоинство заключалось в близости языка перевода к простой народной разговорной речи.

Следует отметить что спектакль, поставленный по этому варианту перевода, имел успех и с бессменным исполнителем заглавной роли А.Шарифзаде шел до конца 1925 года. В январе 1925 года состоялась премьера трагедии «Отелло» в новой постановке режиссера А.Туганова в том же переводе. Особенностью творчества этого режиссера, воспитанного на традициях русских театров и системе Станиславского, было стремление к глубокому внутреннему раскрытию пьес и их реалистическому сценическому воплощению. Вот почему новая постановка трагедии «Отелло» на основе перевода Г. Сабри позволяет считать этот перевод приемлемым для постановки в тот период.

В конце 1920-х годов трагедия «Отелло» вновь привлекла внимание азербайджанской интеллигенции. Появился перевод произведений, сделанный Азизом Шарифом по заказу Азербайджанского государственного академического театра, коллектив которого задумал осуществить новое сценическое решение трагедии. Видимо, имевшиеся тогда варианты переводов уже не отвечали духовным потребностям как нового зрителя, так и нового читателя.

Переводчик пользовался, помимо перевода А.Кронберга, и другими имевшимися в то время переводами. Пытаясь точно передать текст, он тем самым несколько осложнил язык перевода. Пьеса, однако, не была издана.

Влияние Шекспира в 1920-е годы самым непосредственным образом сказалось на творчестве азербайджанских писателей, имена которых вошли в историю именно в данный период. Прежде всего это относится к творческой деятельности классика азербайджанской драматургии Джафара Джаббарлы (1899—1934), сыгравшего исключительную роль в формировании азербайджанского театра и национального киноискусства.

Неоценимы заслуги Дж.Джабарлы в деле перевода, изучения и постановки произведений Шекспира. Борясь за подлинно реалистическую сцену, Дж.Джабарлы в этом деле опирался на плодотворную роль наследия классиков, чтобы расширить горизонты национально-художественной мысли и обогатить новыми чертами азербайджанскую драматургию.

Не случайно Дж.Джабарлы, будучи талантливейшим переводчиком трагедии Шекспира, по новому осмыслял его философскую, историческую и художественную концепцию. При этом он в своих собственных произведениях использовал лучшие стороны творчества Шекспиpa. В образах, выведенных позже в его собственных пьесах — таких, как Айдын, Октай Эль Оглу, Солмаз и др., ощущается сила героев Шекспира.

Современная обстановка, новые веяния в общественной жизни Азербайджана направляли и вдохновляли Дж.Джабарлы к подлинному реалистическому отражению всего происходящего и в этом творческом процессе осмысления отражения жизни Шекспир много помогал Дж.Джаббарлы.

В 1920-х и даже 1930-х годах в литературе вокруг Дж.Джабарлы шли споры. В центре этих споров находились проблема перевода произведений Шекспира.

Трагедия «Гамлет» в переводе Дж.Джабарлы была поставлена на сцене драматического театра им. М.Азизбекова. Перевод был издан отдельной книгой в 1926 году. Между сценическим вариантом и первым изданием перевода «Гамлета» имеются разночтения (купюры). Дж. Джабарлы обработал весь текст перевода для издания, осуществленного в 1926 году.

Спорый возникшие в печати вокруг этого перевода, касались особенно монолога Гамлета «Быть или не быть…?»

Сам Джабарлы поместил в книге два варианта монолога—прозаический перевод в самом тексте и позтический вариант, переведенный белым стихом в приложении к книге. В приложении издательство, с согласия автора, отмечало, что текст монолога в обоих вариантах пригоден для чтения и постановки.

В тексте перевода «Гамлета» Дж.Джабарлы, характерного для литературного языка того времени, также встречаются несколько сложные обороты. Но в целом этот перевод отличается высоким поэтическим настроем, передает идейный пафос и философское содержание всей трагедии и местами, пожалуй, близко подходит к оригиналу.

Известный в истории азербайджанской литературной критики спор между литературоведом Гаруном (Азиз Шариф) и Дж.Джабарлы возник как раз на этой почве. Критик, недостаточно вникнув в поэтическое качество перевода трагедии «Гамлет» и в особенности известного монолога, обвинял переводчика в неточности и даже извращении сути характера Гамлета.

Кстати, в другой своей статье критик идет дальше и обвиняет Азгосиздат в том, что издание «Гамлета» в переводе Дж.Джабарлы — это сбезусловный промах и что «появившийся на тюркском языке «Гамлет» ни в коем случае не может считаться шекспировским творением«.

Что же касается переводчика, то ему он ставит в вину неоправданные сокращения и искажение шекспировских фраз. Более того, рецензент утверждал, что «ни одно слово не переведено из Шекспира. Все придумано самим переводчиком, который, взяшись за Шекспира, толком не знает русского языка, с которого сделан перевод на тюркский«.

Дж. Джабарлы отвечал, что монолог Гамлета является кульминацией философской мысли, заложенной в произведении. По его мнению, это самая живая точка. Что же касается критика, то последний несколько недопонимал этот образ.

Как известно, перевод Дж.Джабарлы, предназначался не для чтения, а для сценической постановки, что явилось причиной очень больших сокращений в угоду театральному регламенту. Многие сцены были изъяты диалога сокращены, реплики опущены.

Надо напомнить также: противопоставление «Шекспир — Джабарлы» несостоятельно уже по тому, что, по собственному свидетельству последнего, в основу его переводов «Гамлета» положены русские переводы Н.Полевого и А.Кронеберга. Однако Н.Полевой, по словам В.Белинского, «… переделал Гамлета. Он сократил его, выкинул многие существеннейшие места, исказил характеры и из драмы Шекспира сделал решительную мелодраму…»

В эпоху В.Белинского, т. е. в 1830-1840-е годы в России были распространены прозаические переводы Шекспира, сделанные в начале XIX века французским писателем Пьером Турнером и преизданные в исправленном виде Франсуа Гизо. На фоне этих преводов, по словам В.Белинского, больше всех других драм Шекспира имел успех на сцене «Гамлет», напечатанный в 1837 году г. Полевым. Впоследствии все добавления и сокращения Н.Полевого были перенесены Дж.Джабарлы в его вариант перевода.

Азербайджанские литературоведы изучали подробное сравнение перевода Дж.Джабарлы с текстом оригинала. Считалось, что перевод А.Кронеберга является наиболее удачным для своего времени и наиболее близким к тексту оригинала, и в сравнении с ним азербайджанские варианты оставляют желать лучшего.

Джафар Джабарлы, как отмечалось, позднее вторично обратился к творчеству Шекспира. Как известно, ранее им был переведен монолог Отелло, который исполнялся актерами на конкурсах и художественных вечерах. Воодушевленный успехом, Дж.Джабарлы принялся за перевод всей трагедии, используя перевод А.Вайнберга. В отличие от поэтического перевода Ахмеда Джавада, Дж.Джабарлы перевел трагедию прозой и представил театру. Перевод А.Джавада был издан позже (в 1935 году), но спектакль был поставлен по тексту перевода Дж.Джабарлы.

В 1920-е годы Дж.Джабарлы, увлеченный театральным искусством, принимал активное участие в работе литературной части театра, как переводчик, автор, режиссер. Последующие, 1930-е годы явились для театра переломными в развитии художественных принципов, что сказалось на сценическом решении двух шекспировских спектаклей: «Отелло» — в меньшей степени и «Гамлет» — в большей. Оба спектакля были осуществлены С.Майоровым.

«Отелло», поставленный в переводе Дж.Джабарлы, имел огромный успех. Критики отмечали: «Это был монументальный спектакль, исторически верно воспроизводивший с большим трагедийным пафосом«. Переводчик, по мнению критики, сумел передать социальные взаимоотношения действующих лиц, показал общественно-исторические корни трагической судьбы героев, столкновение борющихся сил общества.

Перевод «Гамлета», за который Джафар Джабарлы взялся в 1926 году, был, надо полагать, наиболее удачной попыткой. Неоднократное обращение к этому варианту режиссеров, постановщиков доказывает правоту этого предположения.

Именно наличие перевода Дж.Джабарлы решило участь сценической жизни шекспировского шедевра. В декабре 1926 года состоялась премьера «Гамлета» на сцене Азербайджанского драматического театра. Осуществилась давнишняя мечта азербайджанского театра. А сам Дж.Джаббарлы отмечал, что «Гамлет» был объявлен победой национального театра. Но победа эта все же была неполной. Постановка «Гамлета», безусловно, явилась показателем роста творческих возможностей театра, располагавшего прекрасным актерским ансамблем.

Успех спектакля был отмечен статьями, появившимися в тогдашней центральной и ленинградской прессе. Газета «Известия» писала: «В истекшем сезоне с огромным успехом прошел в бакинском театре «Гамлет» Шекспира.»

Более того, успех, который имел восточный «Гамлет» у бакинского зрителя, перевозшел все ожидания. Местная печать посвятила постановке большие статьи, подчеркивая исключительное культурное и художественное значение спектакля.

Примечательно выступление самого Дж.Джабарлы, который писал: «Мы не требуем от наших актеров такой правдивости, как у французского актера в роли Отелло, который в буре ревности действительно убил французскую актрису, игравшую Дездемону. Мы желаем хотя бы того, чтобы актер сам переживал то, о чем он говорил, чтобы в собственных чувствах ощущал он дух, сердце изображаемого им человека и не ограничивался лишь заботами о его внешности.»

Театр поставил трагедию в «восточном» стиле. Действие было перенесено в некую восточную страну, всем действующим лицам, за исключением Гамлета и Офелии, были даны имена, распространенные на мусульманском Востоке. Мысль перенести действие трагедии на Восток была поддержана переводчиком, а также другими известными писателями и критиками.

Дж.Джабарлы, принимавший самое активное участие в постановке спектакля, считал эту работу творческим опытом театра.

Джабарлы находил близость философии Гамлета с умонастроениями на Востоке в конце XIX и начале XX веков, считая, что «гамлетизм» — противоречие , между действителъностью и идеалом—присущ людям Востока того времени. Факт этот оправдывал эксперимент театра. Долгий спор вокруг «ориентальной» формы спектакля не утихал на протяжении ряда лет.

В 1920-е годы состоялось первое обращение к комедийному репертуару Шекспира. Оно было связано с «Укрощением строптивой». В феврале 1929 года состоялась постановка этой комедии. Как уже указывалось, Шекспир переводился на азербайджанский язык не с оригинала, а с русского языка. Первые переводы делались не для издания, а скорее для постановки, и поэтому зачастую произведения подвергались сокращению, опускались и упрощались сложные выражения. При переводе на азербайджанский язык преимущество отдавалось прозаическому переводу.

Комедия «Укрощение строптивой» была переведена прозой в 1927 году азербайджанским литературоведом и писателем Гасаном Сабри. Предполагается, что перевод комедии был сделан с русского языка. Несколько позже автор вновь вернулся к этому переводу и сделал некоторые доработки и исправления.

Но творческий коллектив спектакля, ошибочно истолковав основную идею комедии, представил Шекспира как проповедника женского бесправия в смейной жизни. Эту ошибку в трактовке комедии повторили позже многие литературоведы и критики. Просочилась она и на страницы периодической печати. Сказалась здесь в определенной степени и позиция переводчика, который назвал пьесу «Шылтаг гыз» («Капризная девица»), что, конечно, не было в духе идеи произведения. Пьеса в то время не была издана.

Вскоре после премьеры появились две статьи с требованием снять комедию с репертуара. Автор этих статей считал, что творческий коллектив театра совершил ошибку, включив этот спектакль в репертуар.

Первая статаья содержала обвинение театру, поставившего, по мнению критики, идейно-порочную пьесу Шекспира, пропагандирующую приниженность женщины, ее полное и безоговорочное подчинение мужчине— главе семьи. Автор считал комедию несозвучной современным требованиям и глубоко вредной идеологии. Вторая статья была менее резкой. В ней автор не возражал против пьесы «вообще», считая, однако, неприемлемой ее для постановки в условиях Азербайджана в то время, когда шла борьба за активное вовлечение женщины в общественную жизнь.

Прозвучав со сцены всего несколько раз, комедия к концу сезона была снята с репертуара. Это был единственный случай в истории театра, когда творение Шекспира прожило на ней очень короткую жизнь, хотя спектакль пользовался успехом. Театр пытался сделать комедию актуальной и созвучной эпохе. Но постановщики не поняли ни идеи пьесы, ни смысла монолога Катарины, ошибочно решив, что Шекспир оправдывает рабское положение женщины, деспотизм и тиранию мужчины в семье.

По материалам книги автора