Д.Гасанзаде, А.Эфендиев

Искусство карикатуры существует столько же, сколько и сам человек. Чувство юмора, насмешка, как добрая, так и злая, порой убийственная, присущи всем культурам.

Но есть специфические, сугубо этнические черты, по которым различаются между собой национальные традиции карикатуры, причем это особенно ярко бросается в глаза на примере тюркского изобразительного искусства, в котором гротеск и сатира неотлучно сопровождают творчество художников уже с VII-VIII веков.

Живопись Восточного Туркестана, этот важнейший источник формирования тебризской школы в Азербайджане, столь разнообразна и обширна, что даже беглое перечисление ее художественных школ и стилей здесь невозможно. Она охватывает местную традицию во множестве скрещений.

Образцами уйгурской живописи могут служить росписи VIII в. из Безеклика, на которых выражение лиц отражает сложную гамму переживаний. Горестные, страстные, возбужденные или вдумчивые маски создают столь реалистическую картину чувств, которая не только никогда не была присуща миниатюрной живописи Ирана, а напротив, была ею отвергнута.

Именно исходящий от уйгурской живописи Безеклика, этот стиль становится выражением целого направления, и те же уйгурские мастера, но уже в ильханидском Тебризе создают «патетические» миниатюры «Джами ат-Таварих» и Большого Тебризского «Шах-наме».

Этот стиль в искусстве, страстный, беспокойный, в целом реалистический, но не лишенный условности и декоративности, перешел в образы произведений круга Мухаммеда Сийаха Калама. Установлена их связь с тюркским миром, конкретно Восточным Туркестаном, а ныне — неоспоримая принадлежность Тебризу периода Ак- Коюнлу.

Поистине неисчерпаем диапазон сюжетов, представленных в рисунках типа «сиях-калям». Миниатюры «Калилы и Димны» 1360-1370х годов из альбома шаха Тахмасиба представляют в силу своих необычайно высоких художественных достоинств одну из вершин тебризской миниатюры.

Одна из миниатюр этой рукописи — «Старая сводня и ее служанка» иллюстрирует следующую назидательную историю совершенно в духе средневекового юмора: некая блудница, заставлявшая свою хорошенькую служанку торговать телом, узнает о ее любви к молодому бедняку. Решив покончить с таким «убыточным» клиентом, она подкрадывается к ним в спальне с тростинкой, через которую намеревается вдуть юноше через задний проход сильный яд. Однако по воле счастливого случая именно в тот миг, когда она подносит трубочку ко рту, молодой человек пускает ветры, и яд убивает саму же злоумышленницу.

Такой избыток жизнелюбия, необузданность страстей, гротескное видение мира во всех его проявлениях и являются показателями тюркского темперамента, который властно заявляет о себе даже в искусстве дворцовом, чтобы стать этническим знаком, автографом тюркского элемента вплоть до конца существования классической миниатюрной живописи.

Наконец, говоря о досефевидском периоде, нельзя не упомянуть изумительную по изяществу и красоте миниатюру на отдельном листе «Обезьяны дразнят льва» (Тебриз, нач. XV века). Выдержанная в легких золотисто-охристых цветах, она живо передает бессильную ярость могучего животного и настырность маленьких обезьянок, размахивающих ветвями перед самым носом у царя зверей. XV век — время расцвета тюркской культуры, нашедшее отражение в богатейших материалах вышеупомянутых стамбульских альбомов. Однако на дворцовом стиле это направление конкретно не отразилось.

В качестве естественного рубежа двух столетий следует принять коронацию юного шаха Исмаила в 1502 г. в Тебризе, увенчавшую серию его блистательных побед на поле боя. В XVI веке в Тебризе развивались наряду с местным богатым и причудливым придворным стилем XV века также академический тимуридский стиль, и другие. Если только какая-то школа живописи и могла соперничать с классической гератской, то это была тебризская в первые 40 лет ХVI века. Здесь – кульминация различных стилей, вырабаты- вавшихся на протяжении двух столетий.

Это был момент, когда большой стиль достигает своего апогея, когда мастерство приобретает необычайную легкость, непринужденность. И вот здесь можно говорить о совершенстве в миниатюрной живописи. Этот тебризский стиль заимствует многое от туркoмaнского периода XV века, как и от школы Бехзада, в плане художественно-технической отточенности.

Юношеские фантазии шаха Тахмасиба, его радостное и задорное восприятие жизни вызвали к жизни в живописи множество комических образов, в которых добрая насмешка в отношении друзей сочеталась с едкой иронией к врагам. Один из примеров — миниатюра на первой странице альбома Бахрама-мирзы, любимого брата Тахмасиба, составленного каллиграфом Дуст Мухаммедом.

На ней изображено собрание придворных, имя каждого из которых указано в списке вверху листа. Это мероприятие называется «субхат» — празднество бесед, пения, музыки и вина.

Ведет этот праздник тучный шахский дворецкий Карпуз-солтан, «мастер церемоний, одетый в изысканные одежды и с плотно намотанным, богато украшенным тюрбаном с эгреткой. Тухва-джан, виночерпий (саги), предлагает чашу с вином, которое он налил из кувшина. Перед ними лежит кобальтовое блюдо с фруктами. В глубине краснолицый музыкант Нуман играет на флейте, тогда как тучный Турфа-раггас («танцующий чудак») с поднятой ногой и раскинутыми руками танцует под музыку. Пятый персонаж, мевляна Ахмед Фашш («рыгающий Ахмед») пьет из чаши вино и смотрит совсем в другую сторону, привлеченный чем-то за пределами рамы миниатюры. Маленький и худой Хейбат- ага, шестой персонаж, пристально смотрит на всю эту кампанию».

Подобные дворцовые собрания описывались венецианским послом Мишелем де Мамбре в 1542 г. Эти веселые вечеринки с обильными возлияниями часто устраивались Бахрамом-мирзой и кончались далеко за полночь. Эта миниатюра шаха Тахмасиба прекрасно отражает дух веселья вечеринки, в отсутствие шаха.

Миниатюра эта конца 1520-х — начала 1530-х годов, подписанная самим шахом, приобретает двойную ценность: как подписная работа, каковых даже в первой половине XVI века было не так много, и как свидетельство того, что Тахмасиб был не только превосходным каллиграфом (рукопись «Гуй-и човган Арифи» 1524 года), но и художником-профессионалом.

Альбом переполнен юмористическими персонажами из близкого окружения шаха. Забавный персонаж Карпуз-солтан столь полюбился в кругу молодого шаха Тахмасиба, что его включили в многофигурную композицию из «Шахнаме-йи Шахи» «Зал принимает почести в Кабуле» в центре правой части листа.

Из вышесказанного можно сделать следующее заключение: в альбоме Бахрам-Мирза запечатлел свои художественные вкусы и личные привязанности. Таким образом, нам становится яснее атмосфера, в которой формировались вкусы тебризской сефевидской знати, круг ее интересов.

В шедевре Султана Мухаммеда — «Попойке» в «Диване» Хафиза, из бывшей коллекции Картье, этом триумфе культа Вакха, часами можно находить все новые и новые черты юмора и гротеска, а также бытовые детали.

Здесь — полная свобода в изображении. Стремительной линией очерчен силуэт, передавая точно схваченное сложное движение фигур — заснувшего сидя юноши, уронившего голову на руку, мужчины, растянувшегося прямо на траве, подложив под голову шапку, или мужчины, припавшего к ногам сидящего вблизи юноши. Это перечисление можно было бы продолжить — каждый участник «Попойки» представлен свободно, легко, правдоподобно.

Иллюстрации Султана Мухаммада «Попойка» к «Дивану» Хафиза показывают, как в творчестве великого мастера XVI в. гармонично синтезировались поиски и достижения предшественников, и гениально выразились в совершенно новом стиле. Ни один другой живописец, кроме Султана Мухаммеда, не мог сочетать искрометный юмор и человеколюбие с превосходным исполнением и блестящей законченностью. Это необходимые для лидирующего художника качества.

Миниатюра из «Шах-наме» Тахмасиба «Пьяный сапожник верхом на льве» иллюстрирует комический эпизод поэмы Фирдоуси, когда, несмотря на высочайший запрет на употребление алкоголя, молодой сапожник, слишком робея перед молодой женой, по совету родных пьет для храбрости. В это время из шахского зверинца вырывается лев и разгуливает по городу, наводя ужас на людей. Тогда сапожник бросается ко льву и, сев верхом, возвращает зверя в клетку. После этого шах смягчает свой указ.

К числу карикатурных образов в миниатюрной живописи XVI века можно отнести и миниатюру «Негр видит себя в зеркале» из роскошной рукописи «Хафт Авранг» Абдуррахмана Джами, изготовленной в 1556-1565 гг. в Мешхеде для сына Бахрама–Мирзы, правителя этого города Ибрагима-мирзы. Здесь на фоне прекрасного пейзажа изображен негр, который нашел на дороге заржавевшее бронзовое зеркало, почистил его до блеска и впервые увидел в нем собственный облик. Устрашившись уродства виденного, он ополчился на зеркало за неправильное якобы отражение его лица.

Удивительно легкий, здоровый юмор присущ миниатюре из биографического произведения о шахе Исмаиле Хатаи «Малек-шах Рустам на приеме у шаха Исмаила». На миниатюре изображена сцена прибытия в военный лагерь шаха Исмаила Малек-шаха Рустама, правителя области Луристан. Его провинциальный акцент настолько позабавил шаха, что он велел украсить его пышную бороду драгоценными камнями и жемчугом, а также велел изготовить специальный богато украшенный футляр для бороды Малек-шаха.

Торжественность тронной сцены нарушается комизмом нелепой фигуры Малек-шаха, а также легкими, насмешливыми улыбками шаха Исмаила и его придворных.

Со временем специфические черты тебризского стиля XV – начала XVI веков отходят на задний план, трактовка сюжетов становится более серьезной и элегантной. Это проявлялась восходящая карьера Ага Мирака, любимца Тахмасиба. Все сказанное как нельзя более явственно отражается в карикатуре на Убейдуллу-хана, одного из главных врагов Тахмасиба.

В этой карикатуре Ага Мирака (Тебриз, ок. 1535 г.) налицо все атрибуты жанра, полный набор изобразительных элементов, выставляющих персонаж в уничижительном свете. Нет только главного: того самого безудержного юмора, перемежающегося с сарказмом, и гротескного искажения форм и выражений лица. О целях создания портрета говорят графин с вином и гичак в руках персонажа – вещи совершенно недопустимые для человека, который объявил себя оплотом веры, ортодоксальным мусульманином. Употребление алкоголя было строжайше запрещено, а излишние эмоции, порождаемые музыкой, также считались не соответствующими духу веры.

Известный поэт Хилали за сатирическое четверостишие в адрес Убейдуллы-хана поплатился жизнью в 1529 году, когда его персонаж в первый раз взял Тебриз. К счастью для Ага Мирака, отдаленность и покровительство шаха уберегли его от такой же участи.

Элегантный и изысканный рисунок Рзы Аббаси «Нашми-лучник» (1530-е гг.) представляет собой политическую сатиру на обескровленную и лишенную власти кызылбашскую военную элиту. Здесь намек на увлечение персонажа опиумом, и это говорит об уходе персонажа, обобщенного образа кызылбаша, в мир грез, бегство от действительности.

Бессилие кызылбашей перед новой угрозой Сефевидам со стороны Османов полностью отстранило их от активной деятельности. Комичен и рисунок головы францисканского монаха на его кальяне, и утрированные черты лица и неестественно вытянутые пропорции фигуры, и выпяченный живот, и многие другие детали. Перед нами образец уже полностью сформировавшегося жанра политической и социальной сатиры.

В литературе о тебризской живописи господствует мнение, что с середины XVI в. тебризские художники начинают предпочитать иллюстрированию рукописей создание миниатюр и рисунков на отдельных листах. Эти кардинальные изменения в изобразительном искусстве обычно связывают с охлаждением шаха Тахмасиба I в се- редине 1540-х гг. к своей придворной мастерской и с последующим ее роспуском, что и вынудило художников переключиться на создание отдельных миниатюр для менее богатых и могущественных покровителей.

Очень мало сведений сохранилось о рисунках на природе, как и натурных жанровых зарисовок из жизни. Примером такого рода произведения может служить рисунок «Человек, чешущий голову», который был сделан или с натуры, или сразу же по памяти.

Исследователь М.Свентоховски писалa: «Надпись на нем убеждает нас в первом, то есть в рисунке с натуры. Она гласит: «Сделано в присутствии друзей в Давлат-хане священного города Меш- хед вечером в пятницу 10-го Мухаррама, 1007 г. (14 августа 1598 г.) мастером Резай-и Аббаси, для Мирзы Хаджеги специально». В нескольких строках описан ошелoмляющий для восточного человека, знающего дворцовый этикет и его абсолютную власть над умами придворных, факт, когда взмокший от жары вельможа снимает тюрбан и чешет голову».

По сообщению художника Муин Мусаввирa, в 1082 г. х. /1672 г. зима выдалась суровая, остро ощущалась нехватка продовольствия и дров. Замурованный в доме почти месяц из-за снежного завала, художник коротал время, рисуя запоминающиеся эпизоды. Непосредственная живость рисунка и правдивость ситуации, энергичность штриха дают ощущение натурной зарисовки, которую опровергают слова самого автора. В иносказательном ключе создавался ряд миниатюр анималистического жанра. Такова миниатюра «Обезьяна на медведе» известного живописца из Исфахана Мухаммад Али.

Одним из наиболее поздних образцов сатирического рисунка является подцвеченный рисунок конца XIX века «Наказание нерадивого ученика». Эта работа свидетельствует о живучести старых схем. Тема рисунка разработана из детали в миниатюре «Лейли и Меджнун в школе» из «Хамсе» Низами. Здесь деталь превращается в основную сюжетную тему и приобретает ярко выраженный комический характер.

Гротескно-сатирическая линия является одной из ведущих в искусстве Азербайджана, как и других тюркских народов. В отличие от традиционного фольклорно-мифологического характера, присущего тюркскому гротескно- сатирическому мышлению вплоть до конца XV века, в жанре сатирической карикатуры в XVI веке появляются уже иные, кардинально новые черты. Общество раннесефевидского государства (1501-1572) уже несёт в себе черты, ставшие характерными для современного нам общества.

Сатира и её неотъемлемая часть — карикатура приобретают привычные для нас аспекты: появляются её такие основные разновидности, как карикатура бытовая, просто развлекающая чисто физическими особенностями или забавными позами и движениями персонажей, а также сатира социальная.

Наконец, возникла сатира и карикатура политическая, которая явилась не менее грозным оружием, чем военная сила. Породила это оружие сама жизнь, сама эпоха. Бесконечные войны Сефевидов с Османами, с Узбеками, внутренние мятежи – всё это способствовало политизации искусства, до этого выполнявшего чисто эстетические задачи.

Так азербайджанская карикатура уже в XVI веке приобретает все характерные признаки жанра, развиваясь в трех основных перечисленных выше направлениях.

По материалам журнала IRS Наследие