1874 г. в Санкт-Петербурге увидело свет издание “Иллюстрация для всех из жизни русской земли – для взрослых и детей с 200 гравюрами на дереве”. Интересна данная книга тем, что среди немногочисленных очерков и рассказов, в ней помещен очерк “Два дня в Баку” автора А.В., который по пути в Шемаху, остановился в Баку, и провел в городе два дня.

Согласно записям автора, был он в Баку в апреле 1854 года, а весь его очерк был опубликован в упомянутой книге 20 лет спустя. К очерку также прилагались несколько зарисовок Баку.

Описав свое прибытие в Баку из Астрахани, автор также сделал интересные записи о шахском дворце, о местном базаре а также о разнице между “бакинцами и персами”.

Гость также изъявил желание «познакомиться с домашним бытом персиян», и написал о своем пребывании в гостях у бакинца Джафара (переписано на современный русский язык с оригинала книги).

**********

Желая познакомиться с домашним бытом персиян, я попросил моего приятеля сводить меня в гости к какому-нибудь знакомому из бакинцев. На это он согласился лишь с тем условием, чтобы я, когда войдем в дом, во-первых не справлялся о здоровье семейства хозяина, и во-вторых — чтобы не делал никаких движений носом, по которым можно было заключить, что я нанюхиваюсь. Сначала я думал, что мой приятель шутит; но он обьяснил мне это предостережение следующими обычаями:

Если во время посещения гостей в доме готовится кушанье и хозяин заметит, что гость услышал запах стряпни, то долг гостепреимства требует подчевать приготовляемым блюдом. А как мы идет незванные и можем застать такую стряпню, которую хозяин посовестится подать гостям, то обстоятельство это может поставить его в затруднительное положение.

Желание знать о здоровье семейства, если оно будет выражено при постороннем человеке, может подать повод к заключению о знакомстве нашем с хозяйскими женами, что считается предосудительным.

Часу в седьмом вечера мы сидели уже на разостланных по полу коврах, поджав под себя ноги, в приемной комнате одного из бакинских купцов, по имени Джафар Али оглы, то есть Джафар Алиев сын. Дом этого купца снаружи очень невзрачен, но убранство приемной комнаты отличалось даже некоторой восточной роскошью. Потолок и три стены комнаты были раскрашены красками и усеяны изображениями разных птиц, большей частью не существующих в природе. Четвертая стена, выходившая во двор, составляла сплошную стеклянную перегородку. Пол устлан был хорошими коврами, а на полках, вокруг стен, стояло множество разной фарфоровой посуды.

По всему было заметно, что хозяин принадлежал к числу зажиточных людей. Везье видна была строгая опрятность: но не смотря на то, что нос мой состоял под запрещением, с первого же шага в жилище Джафара я почувствовал ужасно неприятный запах — и, кажется, поморщился. Запах этот принадлежит впрочем всем восточным народам и происходит собственно от чрезмерного употребления, в сыром виде, разных душистых растений: петрушки, чесноку, луку и т.п.

Джафар был человек лет сорока пяти. Смуглое лицо его опушено было густой, черной бородой, очень коротко подстриженной; зато усы были чрезвычайно длинны. Черные, блестящие глаза придавали этой физиономии необычайную живость. Когда Джафар на минуту задумывался, перебирая между пальцами свой бесконечный ус, лицо его принимало чрезвычайно угрюмый и строгий вид. Как-то неловким казалось тогда обеспокоить эту серьезную особу каким-нибудь пустым вопросом; но когда он обращался к своим гостям с приветливой улыбкой — физиономия его принимала такое доброе. располагающее выражение, что невольно развязывался язык у его собеседников.

Он принял нас весьма радушно. Обьясняясь свободно по-русски, он очень развязно занимал нас разговорами; говорил иногда комплименты, но не такие противные, какие случалось мне слышать от других персиян. Оказалось, что он несколько раз был в Астрахани и в Нижнем Новгороде и посещал тамошний театр, где ему особенно нравилась игра женщин.

О персиянине вообще можно заметить: когда он заедет далеко от своего отечества, хоть например на нижегородскую ярмарку, бывает как-то не смел, стесняется в разговорах и всего остерегается. В Астрахани, ближе к дому, он смелее: но у себя дома он уже делается бойким говоруном и не откажется рассуждать с вами о чем угодно.

Джафар много расспрашивал меня о Москве, о Петербурге и просил обьяснить, каковы эти города в сравнении с известными ему Астраханью и Нижним Новгородом. Спрашивал сколько всех городов в России, как велико ее пространство и сколько считается всех подданных.

Когда я ответил на все эти вопросы, Джафар сказал мне: персияне убеждены, что в России бесчиленное множество народа; но, не имея понятия о пространстве, какое занимает Россия, они приписывают это многолюдство особому свойству почвы и оттого у них существует поверье, что если под дома подсыпать русской земли, то у хозяина этого дома народится многолюдное потомство. На основании этого поверья многие бездетные отцы нарочно посылают за землей в Россию, сохраняя это впрочем в глубокой тайне. На расспросы мои о торговле Джафар обьяснил, что в России выгодно продавать персидские товары, но что торговля в Персии товарами русскими не только не приносит больших выгод, но даже иногда весьма убыточна. В Россию он возит нефть, сарачинское пшего, шелк, разные сушеные фрукты, краску, марену и желтинник, разные изделия персидских мануфактур: шали, платки, термаламу, шалнаму, канаус, мовь, бязь, а из русских товаров считает более выгодными, или по крайней мере менее убыточными, чай, фарфоровую посуду, сундуки и медные вещи.

Ваши мануфактурные товары, заметил он, лучше наших, но они так дороги, что решительно не идут здесь с рук; а персидские изделия, как бы они не были плохи, раскупаются в России на расхват, потому что дешевы. Железные и стальные вещи русские дешевые никуда не годятся, а хорошие и дороги, и не выдерживают соперничества с английскими, которыми наводнена Персия. Сукна ваши могли бы хорошо идти в Персии: они дешевле английских; но зато ужасно непрочны, и светлые цвета, которые так любят персияне, линючи, особенно синий и голубой цвет. Английские, хотя и дороже, но несравненно лучше и прочнее. Это нравится персиянам, потому что они не любят менять своих костюмов. Персиянин любит, чтобы его чуха (верхняя одежда) служила несколько лет.

Вскоре к нашей компании присоединился еще один посетитель, армянин, которых в Баку живет очень много.

Хозяин прежде всего угостил нас кальяном; потом подали нам на подносе разные сухие плоды, фисташки и миндальные орехи. Затем, через час разостлали перед нами цветную салфетку и поставили на нее блюдо плову (пилав), состоящее из вареного сарачинского пшена, облитого коровьим маслом. Одна сторона плова была обложена мелким изюмом (кишмиш), финиками и сухой персидской сливой, а другая вареными циплятами. Подле этого блюда поставили другое с люли-кебабом (кебаб). Это бараний фарш, изжаренный над угольями на железных пластинках, вроде вертела. Куски люли-кебаба имеют форму расплюснутой сосиски. И плов, и кабаб я нахожу очень вкусными кушаньями; последнее едят, посыпая порошком (сумах) из каких-то кислых ягод, кажется из барбариса. Он употребляется вместо уксуса. Для питья подан был разведенный в вроде фруктовый мед (душан).

Для нас двоих поданы были тарелки и ложки, но хозяин и армянин ели плов руками, что делалось ими с особенной ловкостью. Сжав между тремя пальцами щепотку пшена, они подталкивали ее в рот большим пальцем так ловко, что на руке не оставалось ни одной крупинки.

За ужином хозяин наш сделался молчаливее и так деятельно управлялся с кушаньями, что мог возбудить аппетит в самом сытом госте.

Завязался разговор о бакинском климате. Здоровое хозяйство его хозяин относил к содержащейся в почве нефти, газами которой постоянно наполняется воздух. Нефть вообще у тамошних жителей считается самым действительным лекарством от многих болезней.

При этом армянин, привыкший вероятно запивать всегда свой обед хорошим виноградным вином, не удержался заметить, что по мнению его, бакинцы еще были бы здоровее, если бы пили шемахинское или кахетинское вино. Хозяин не опровергал этой гипотезы и изъявил даже некоторое сожаление, что, по закону Корана, он лишен удовольствия употреблять эти напитки, но прибавил, что он впрочем совершенно доволен и тем, что будет иметь наслаждение до самой своей смерти беседовать с другим, пользующимся, по милости кахетинского, добрым здоровьем….

[…]

Когда мы стали прощаться, Джафар спросил наши платки и завязал в них остатки фруктов и орехов. Таков обычай.

Предположив отправиться в ту же ночь к вечным огням, мы распорядились заранее, чтобы к вечеру были приисканы две верховые лошади и тележка для помещения слуги с принадлежностями походного ночлега. Все уже было готово, когда мы возвратились от Джафара, и, не теряя времени, мы тотчас отправились в путь.

По материалам книги “Иллюстрация для всех из жизни русской земли”, 1874 г.