В 1874 г. в Санкт-Петербурге из печати вышло издание — «Иллюстрация для всех из жизни русской земли — для взрослых и детей с 200 гравюрами на дереве». Интересна данная книга тем, что среди немногочисленных очерков и рассказов, в ней помещен очерк «Два дня в Баку» автора А.В., который по пути в Шемаху, остановился в Баку, и провел в городе два дня.

Согласно записям автора, был он в Баку в апреле 1854 года, а весь его очерк был опубликован в упомянутой книге 20 лет спустя. К очерку также прилагались несколько зарисовок Баку.

В данном материале — о прибытии автора в Баку из Астрахани и его первые записи (переписано на современный русский язык с оригинала книги).

**********

Весело мчаться, с быстротой птицы, по бурному, взволнованному морю, на пароходе при полных парах и свежем попутном ветре, когда огромные волны, как живые горы, встают и падают вокруг, ударяясь в борты и рассыпая по палубе светлые брызги! Однообразна картина моря: куда ни глянешь — только и видишь волны да небо. Но это однообразие, эта беспридельность пространства для взора придает картине особенно грозный и величественный вид.

Днем, в ясную погоду, как-то смягчается суровый вид моря. Солнечный луч, рассыпаясь по волнам золотыми блестками, сверкает и прыгает в воде, переливаясь тысячью радужных оттенков. Но под вечер, в сумерки, когда поверхность моря, принимая серозеленый цвет, постепенно темнеет перед вашими глазами, вами невольно овладевает какое-то смутное чувство, похожее на уныние и робость. В эту минуту непременно родится сожаление о теплом уголке, о покинутом семействе, и как-то особенно захочется перенестись поскорее на землю.

В небольшом путешествии своем от Астрахани до Баку я не испытал особенных неприятностей, которые так часто отравляют удовольствия морских поездок. Все время пути я провел в обществе флотских офицеров (я ехал на военном почтовом пароходе). Постоянная беседа с ними и обязательная заботливость их об удобствах пасажиров делали поездку весьма приятной. Но несмотря на все это, я не знаю удовольствия, от которого бы так охотно отказался, как от морской прогулки. Уже одна безпрестанная качка и днем и ночью утомляет до того, что решительно лишается способности и мыслить и действовать.

Шесть дней мы шли до Баку, заходя по дороге, не надолго, в другие порты. Все время ветер был постоянно свежий, а в последний день установилась такая тихая погода, что невольно возбуждала желание продолжать путь далее, до Астрабада. Но я решился остаться в Баку, где мог располагать двумя днями для осмотра города, после чего должен был отправиться сухим путем в Шемаху.

Мне очень хотелось подъехать к Баку засветло. Я слышал, что с моря город этот представляет фигуру огромного размера треугольной шляпы и вообще вид местности издали живописен; но желание мое не исполнилось.

Мы прибыли на бакинский рейд уже поздно вечером (21-го апреля 1854 г.). Город был полностью покрыт мраком; в нем едва мелькали несколько огоньков, а вдали виднелось какое-то зарево. Мне сказали, что это зарево так называемых вечных огней, на Апшеронском Полуострове, в верстах в 12-ти от Баку.

С шумом грохнулся в воду тяжелый якорь, когда мы вошли в бухту. Загремела на палубе железная цепь, выползая змеей из отверстия борта, и далеко раскатилось по окрестным холмам эхо оглушительного парового свистка. Еще не смолкло шипение тонкой трубы, выпускавшей клубы горячего пара и заглушавшей голос команды вахтенного офицера, как на воде показалась приближавшаяся к нам лодка. Это был мой бакинский приятель, ожидавший на берегу моего прибытия с этим пароходом.

Через час я уже сидел в его комнате, очень довольный неподвижностью своего дивана и самой комнаты в противоположность качке, которую беспрестанно ощущал я в течение шести суток.

С горяча, в припадке любознательности я хотел было в ту же ночь отправиться к огням, но поздно уже было отыскивать лошадей, чем я потом остался очень доволен. Сон так скоро овладел мною, что я даже не умел порядочно надоесть хозяину расспросами о достопримечательностях города и уснул, не дослушав до конца рассказа о происходившем недавно религиозном празднике, в котором принимает участие все мусульманское население города.

Этот праздник был уже описан несколько раз и поэтому я предупреждаю, что рассказ о нем будет не новость.

Праздник установлен в честь великого имама Хюсейна, Алиева сына, убитого дамасским владельцем Иезидом в войну за религиозные убеждения, и выражает вражду шиитов, последователей Али, с суннитами, последователями Омара.

Вот как разыгрывается эта религиозная интермедия. Первые десять дней месяца мухаррема (апреля) когда Хюсейн, томимый жаждою и преследуемый войсками Иезида, странствовал по безводной пустыне, народ усердно посещает мечети, где повествуется муллами о страданиях разных мучеников, чтобы сильнее возбудить сочувствие к бедствиям Хюсейна.

Кроме того в каждом приходе устраиваются особые помещения, на украшение которых тратятся иногда довольно большие суммы. Там показываются народу гробница Хюсейна, взятая в плен семья его, меч, лук и ружье, которым он сражался, и каждый день разыгрываются сцены из жизни Хюсейна.

Во время представления и актеры и публика предаются страшным неистовствам: рвут на себе волосы (у кого есть они), нещадно колотят себя в грудь, от чего она распухает как подушка, покрываясь багровыми пятнами, и рыдают, произнося на распев: «Я Хюсейн! Ва Хюсейн! Я Хюсейн! Ва Хюсейн!»

На представления — и единственно на эти только представления — позволяются являться и женщинам. Они плачут усерднее мужчин, но истязания их ограничиваются большей частью трепанием на себе волос.

По окончанию представления открывается шествие по улицам, в следующием порядке. Впереди несут знамя, а за ним шесть, оканчивающийся изображением руки. Потом ведут Хюсейновых лошадей в разных драгоценных уборах. За ними идут актеры, участвовавшие в текие, и читаю на наспев стихи, а за актерами сетующий народ с восковыми свечами в руках.

В десятый день представляется сама смерть Хюсейна. Тут неистовство усиливается до того, что некоторые подрезывают себе кожу на голове и на груди, чтобы кровь ручьями текла из ран, по всей одежде.

Церемония шествия в этот день изменяется. Впереди едет всадник, разыгрывающий незавидную роль Хюсейнова победителя и потому принимающий на себя проклятия всей яростной толпы. За всадником идет скованное семейство Хюсейна, а потом несут и тело имама. В этот день разыгрывается сражение, … и всегда завязывается такая стычка, которая редко оканчивается без убийств.

По материалам книги «Иллюстрация для всех из жизни русской земли», 1874 г.