Великий азербайджанский композитор и дирижер Ниязи (1912—1984) стал легендой еще при жизни. Как дирижер, он выступал во многих странах мира, во многих городах Советского Союза. Его искусство было хорошо знакомо слушателям, ему сопутствовал всегда, огромный успех. И успех этот был заслуженным, не случайным.

О Ниязи хорошо отзывались и его «коллеги по цеху», в частности, знаменитый советский дирижёр, композитор, пианист, публицист Евгений Фёдорович Светланов (1928-2002).

Светланов начинал как пианист, затем будучи студентом 4-го курса консерватории, стал дирижёром-ассистентом Большого симфонического оркестра Всесоюзного радио и Центрального телевидения. С 1955 года — дирижёр, в 1963—1965 — главный дирижёр Большого театра.

Работая в Большом театре, осуществил ряд постановок русских и зарубежных опер. Светланов стал известен как дирижер не только в СССР, но и за границей: его неоднократно приглашали дирижировать ведущими зарубежными оркестрами и руководить оперными и балетными постановками (в частности, «Щелкунчика» П. И. Чайковского в театре «Ковент-Гарден» в Лондоне). В 1964 году дирижировал спектаклями труппы Большого театра на сцене театра «Ла Скала» (Милан, Италия).

С Госоркестром СССР, под его управлением играли лучшие отечественные и зарубежные исполнители. Под его управлением состоялись премьеры многих симфонических произведений советских композиторов. В 1980—1983 годах Светланов провёл цикл концертов «Избранные шедевры западноевропейской музыки».

Он вспоминал, как впервые был очарован Ниязи: «На востоке говорят так: часы идут, дни бегут, годы летят. Совсем, кажется, недавно, во время замечательного летнего театрального сезона, когда были интересные насыщенные симфонические концерты, прекрасные исполнители, я еще подростком оказался в Эрмитаже. Симфонический оркестр играл симфонию Чайковского, по-моему это была Четвертая симфония…»

И далее: «За пультом стоял дирижер невысокого роста, который словно загипнотизировал и публику, и оркестр. В его движениях было столько силы, столько воли, столько темперамента и в то же время столько красоты, что оторваться от него было невозможно.»

Это был, конечно, Ниязи.

Евгений Светланов вспоминал, что казалось, словно музыка, которую исполнял Ниязи, нашла в нем единственного, вдохновенного исполнителя, и другого, кажется, уже трудно было себе представить.

«Точно так же и звучание этой симфонии Чайковского было такое, что как-будто бы она была написана именно для этого дирижера. Вот такое, видимо, должно было быть исполнение, задуманное автором… Это было очень давно. Но впечатление это сохранилось у меня на всю жизнь«, — рассказывал знаменитый дирижер.

Светланов вспоминал, что будучи студентом, он и его друзья любили ходить в кино. И одним из любимых фильмов был азербайджанский «Аршин мал алан». Как оказалось, фильм не просто так привлекал будущего дирижера.

«В этой картине все было прекрасно. И актеры великолепно играли, и какая-то удивительно сердечная, приятная атмосфера. А потом я выяснил в чем, так сказать, тут был секрет. Самое главное: в этом фильме была изумительная музыка, которая царила, которая задавала тон и, собственно говоря, все там начиналось и кончалось музыкой. Музыку к фильму аранжировал, инструментировал и обрабатывал Ниязи. А музыка принадлежала классику азербайджанской профессиональной музыки Узеиру Гаджибекову«, — рассказывал Светланов.

По его словам, каждая песня, каждый оркестровый, так сказать, «отыгрыш», все это было настолько талантливо, что неизгладимо вышло в его музыкальную память.

Затем уже Светланов стал более пристально следить как Ниязи — дирижер и композитор — продолжал обогащать музыкальное искусство.

Дирижер рассказал, что отличало Ниязи от других: «Дело в том, что если исполнитель, сам сочиняет музыку, то он резко отличается от своих коллег. Отличается он тем, что к чему бы он не прикоснулся, всегда чувствуется его неповторимая индивидуальность. И ему как никому подвластны тайны творчества. Все ему дается гораздо лучше, ибо он сам творец, и он говорит с композитором, если можно так сказать, на одной волне, на одном языке. Можно с удовлетворенностью сказать, что все достойное, все самое яркое нашло в лице Ниязи замечательного интерпретатора.»

Светланов считал, что азербайджанская симфоническая музыка во многом обязана Ниязи, который не только замечательно исполнял ее, был первым исполнителем, создавал традиции исполнения этой музыки, подхваченные другими дирижерами, но он стимулировал создание большинства сочинений многих композиторов.

«Очень характерно, что Ниязи чутко относился ко всему, что только появлялось кругом, независимо от того, в каком возрасте был этот композитор, в каком, так сказать, «ранге» он находился. Это мог быть и студент, и он также бережно обращался к его музыке, если находил, что она достойна, брал ее, исполнял, записывал и пропагандировал в своих концертах», — вспоминал Светланов.

«Можно сказать буквально так: вся азербайджанская музыка прошла через Ниязи«, — говорил он.

Светланов считал, что как композитор, Ниязи мог бы создать больше сочинений, если бы не был таким страстным пропагандистом своих товарищей по искусству.

«И конечно, жизнь, отданная этой пропаганде, могла бы быть еще богаче, если бы Ниязи посвятил ее композиторской деятельности. Но даже то немногое, что им создано, очень ярко говорит о том, что у него было огромное композиторское дарование, мастерство«, — отмечал он.

В качестве примера он привел несколько шедевров Ниязи.

«Послушайте, как звучит, например, его «Раст» — его замечательный мугам. Это просто энциклопедия, я бы сказал, оркестровки: так это интересно, так это сочно, так знает композитор-дирижер все тайны оркестрового мышления, языка… Недавно я познакомился с музыкой. балета Ниязи «Читра», удостоенной премии им. Джавахарлала Неру. Беру на себя смелость сказать, что это произведение совершенно выдающееся по своим художественным достоинствам, может быть поставлено в самый первый ряд советской музыки«, — рассказывал Светланов.

Композитор считал, что когда в руки Ниязи попадало произведение композитора, любого возраста, направления и стиля, то в каждом из них он умел подчеркнуть самое главное, самое яркое. И более того, в исполнении Ниязи те или иные просчеты композиторов, а иногда и просто слабоватые места, отступали на задний план, были сцементированы всей, главной формой, да так, что никогда не замечались.

Светланов вспоминал, что всегда с большим удовольствием слушал все, что выходило из-под дирижерских рук Ниязи.

«Не могу не отдать должного восхищения его технике дирижирования. Техника его настолько виртуозна, что, я бы сказал, вероятно с ней, он и родился. Потому, что научить этому просто; невозможно. Его техника всецело, насквозь подчинена музыке. У него не было ничего заученного, никаких поз, никаких рецептов, никаких определенных штампов. Каждый раз музыка рождает его внешний жест. II поэтому он неисчерпаем в своем техническом арсенале, ибо неисчерпаема музыка, к которой он обращается«, — рассказывал он.

Как считал Светланов, у каждого художника, у каждого деятеля искусств должна быть определенная жизненная задача… и этой задаче он должен посвятить свою жизнь, служить ей верой и правдой. Это и делал Ниязи — служил азербайджанской музыке, которой, он посвятил все свои силы, весь свой огромный талант.

«Большую роль сыграл Ниязи в становлении и развитии азербайджанского театра оперы и балета. Многие десятки произведений прошли здесь под его вдохновенным управлением. А многие из них зазвучали здесь впервые. Нельзя не вспомнить о том, что этим блистательным дирижером, создан Государственный симфонический оркестр республики, который, под его бессменным руководством достиг огромных исполнительских, высот. Не одно поколение музыкантов сменилось в этом коллективе, и всех этих музыкантов воспитал ни кто иной, как Ниязи«, — рассказывал дирижер.

Светланов говорил: «… встреча с Ниязи — это всегда встреча с ярким талантом, а это не может, пройти бесследно. В жизни каждого встреча с талантом — это событие. Сколько же людей одарил Ниязи своим щедрым талантом?!»

По материалам книги, посвященной воспоминаниям о Ниязи