Знаменитый азербайджанский поэт Микаил Мушфиг (1908-1938) не считал лирические стихи о любви основными в своем творчестве. Поэт, как потом рассказывала его супруга Дильбяр Ахундзаде, предпочитал писать на злободневные темы — запечатлеть современность с ее острыми волнующими проблемами — вот что было по его мнению, важным для поэта.

Как-то в начале 1930-х годов Мушфиг поделился с Д.Ахундзаде, как был на уборке хлопка, и потом даже написал на эту тему поэму.

Поэма Мушфига «Белые поля» вышла в печати некоторое время спустя (отрывок):

Давно я песен не слагал,
Я не писал стихов давно
И, не без грусти, полагал,
Что петь мне больше не дано.

Так синь небесная тиха
И безмятежна ширь полей, —
Перед рождением стиха
Жизнь замерла в душе моей.

Но, реку усмиряя, лед
Ждет, чтоб поток рванул, шаля.
Что ж дух пока мой не цветет,
Как в мае Мильские поля?

Поэма создавалась на материале собственных впечатлений. Будучи студентом АПИ, Мушфиг вместе с товарищами — писателем Сулейманом Рагимовым, поэтом Ахмедом Джамилем, однокурсником Алияром Карабаглы и врачом Кулиевым добровольно отправились на уборку хлопка.

Ахмед Джамиль (1913-1977) вспоминал, что впервые он увидел Мушфига в 1930 году.

«Когда я поступил на первый курс АПИ имени В. И. Ленина, Мушфиг был уже студентом третьего курса. Плотного телосложения, коренастый, смуглый юноша, и очень добрые глаза — таким он мне запомнился. В то время мне было семнадцать лет, а Мушфику — двадцать два. Личное знакомство произошло в 1933 году, благодаря Самеду Вургуну,» — рассказывал он.

Джамиль вспоминал, что в 1930-х гг. он видел Мушфига на поэтических вечерах в Доме работников просвещения.

«Ровное, спокойное выступление Самеда Вургуна, перекрываемое страстными, взволнованными стихами Микаила Мушфига, надолго запоминались нам, любителям поэзии, оставляли неизгладимое впечатление,» — рассказывал он.

Джамиль вспоминал, как еще раз встретился с Мушфигом когда работал  сельским учителем в Шамхорском районе (Шамкир — прим.) в 1935-1936 гг.

«Как-то получаю приглашение в Баку для участия в республиканском семинаре учителей. И вот однажды, прогуливаясь после совещания по Коммунистической улице, лицом к лицу столкнулся с Мушфигом. Разговорились и не заметили, как дошли до приморского бульвара. У самого входа на бульвар, где стояло скульптурное изображение физкультурников — девушки и юноши, находилась скамейка, и, расположившись на ней, мы продолжили прерванный разговор,» — рассказывал Джамиль.

Он вспоминал, что Мушфиг был на редкость хорошим собеседником — его искренняя заинтересованность, чуткое внимание к словам и мыслям вызывали ту располагающую откровенность, которая крепко и надолго связывает людей.

«Он попросил меня прочитать стихи. Я решился прочесть недавно оконченное большое стихотворение «Могила партизана». Он внимательно слушал. Я, естественно, очень волновался, — с одной стороны, боялся ошибиться, да еще старался читать с выражением, а с другой-думал, какое же все-таки произведу впечатление на Мушфига. То ли он догадался о моих волнениях, то ли уловил ожидание в глазах, то ли еще отчего, короче, когда я кончил, он положил мне руку на плечо и сказал: «Знаешь, Джамиль, а ведь ты пишешь так же, как и мы» … Он всегда по-товарищески просто обращался ко мне — Джамиль…,» — рассказывал он.

А когда они расставались, Мушфиг вырвал из записной книжки листок, записал домашний адрес и, протянув Джамилю, настойчиво пригласил к себе: «Завтра воскресенье. Приходи к нам часам к двенадцати. Непременно приходи, я тебе почитаю свои стихи. Так мы будем ждать…»

«На следующий день в назначенный час я постучался к ним. Дверь открыл сам Мушфиг. Он познакомил меня со своей женой. Они вдвоем занимали одну небольшую, уютную комнату, которая, как все восточные дома, была чистенькой, опрятной, выстлана паласами. Мушфиг очень хорошо знал классическую азербайджанскую поэзию, литературу Востока, ашугское творчество. Память у него была превосходная. Наизусть знал стихи азербайджанских поэтов: Физули, Насими, Вагифа и Ага Месих Ширвани — их он мог читать часами, знал все гошмы наших известных ашугов, не говоря уж о Туфарганлы Аббасе и известном всем ашуге Алескере,» — рассказывал Джамиль.

Он писал, что в те годы Мушфиг вплотную занимался изучением творчества великих русских поэтов Пушкина и Лермонтова и уже начал переводить их стихи на азербайджанский язык.

«Он прочитал мне переведенный им отрывок из поэмы Пушкина «Цыганы». С восхищением и любовью рассказывал он мне о красоте и величии пушкинской поэзии. Я слушал его, вбирая в себя каждое произнесенное им слово, и в который раз убеждался, что Мушфиг рожден для поэзии, рожден, чтобы парить в ее светлых, беспредельных просторах. Разговор зашел о литературе Востока, к которой Мушфиг проявлял особый интерес. Знания его в этой области были неисчерпаемы. Он прочитал мне свои переводы рубаи из Хайяма они были сделаны на высоком поэтическом — уровне: филигранно отточенные слова, пропущенные сквозь многослойное сито отбора, как нельзя точно передавали дух и философский смысл рубаи,» — рассказывал Джамиль.

Мушфиг проявил живой интерес и к творчеству Джамиля. Он прочел некоторые его стихотворения, вместе с Джамилем стал разбирать их. Время пролетело незаметно, и, прощаясь, они договорились встретиться в четверг у него же, в два часа дня. Мушфиг также попросил Джамиля принести ему свои недавние стихи.

«Вышел от них и, мысленно перебирая нашу встречу, не заметил, как прошел два квартала. И уже дойдя до библиотеки имени Сабира, услышал, что кто-то зовет меня. Я оглянулся. Это был запыхавшийся от бега Мушфиг. «Прости, пожалуйста Джамиль, — прерывисто дыша, извинился он. — Я, оказывается, ошибся… Посмотрел после тебя расписание, вижу, в четверг в два часа у меня уроки в новой школе. Подумал, вот ты придешь, а меня нет дома, нехорошо… Ты лучше приходи не в два, а в четыре часа, Хорошо? Ровно в четыре часа я буду ждать тебя…»,» — вспоминал Джамиль.

«Я даже растерялся от неожиданности, как-то сразу и не нашелся что ответить. До глубины души был растроган его чуткостью и благородством. Вот таким человеком и был Мушфиг!» — вспоминал Джамиль.

По материалам книги Д.Ахундзаде

Вредные привычки и «последнее лето» Микаила Мушфига

Особенности мухаммасов в творчестве Микаила Мушфига