Г.Араслы
Великий поэт Имадеддин Насими, называя человека творцом мира, существом изначальным и вечным, призывал его освободить свой разум от рабства н познать собственное могущество.
Насими родился в городе Шемахе в середине XIV века. Его отец был близок по своим воззрениям к хуруфитам. В последствии, по этому же пути пошел и сам Насими. Начальное образование поэт получил в Шемахинской медресе (школе). Кроме родного языка, Насими в совершенстве владел арабским и фарсидским языками и на всех трех писал стихи.
Поощряя в своих стихах тех, кто приносит пользу обществу и радеет о всенародном благе, поэт не выпускает из поля своего зрения и тех, кто извлекает личную выгоду в ущерб другим, в ущерб народу.
Резко осуждая таких людей, он звал современников к решительной борьбе с ними:
Отруби и выкинь руку,
от которой больше вреда, чем пользы,
Держись теперь за руку того,
доброта которого благодеяние сеет.
Станешь тираном, посеешь опять жестокость вокруг.
От зла жестокого тирана
на ниве лишь восстание взрастет.
Не уподобись тому дереву,
которое рубят и сжигают,
Избежишь удара топора,
если посадишь гранатовое дерево.
Со временем поэт станет еще зорче распознавать пороки жизни; по мере знакомства с окружающей действительностью он глубоко постигнет несправедливость феодального общества и подвергнет его резкой критике.
Следует заметить, что в поэзии Ближнего Востока издавна утвердился прием подтекста, дозволяющий автору высказывать свои суждения и критические замечания между строк. Мысли, которые было опасно выражать открыто, автор обычно высказывал в стихах о любви или природе в одном, самостоятельном по содержанию двустишии (бейте). Такие бейты, как правило, казались далекими от темы произведения, но по сути содержали в себе основную его мысль.
Насими умело пользовался этим приемом, мастерски излагая свои критические суждения о жизни и обществе в своего рода лирических отступлениях:
По утрам на лице твоем, как в цветнике
росинки играют
На миг взглянув, от радости само солнце играет
Пречистая от природы,
подобной тебе нет, красавица,
От блеска и сияния тела ив красивом лице
покрывало играет,
Как взглянул на нежный подбородок,
что манит любоваться им,
Он, как капля янтаря, на весу играет.
Начался царственный пир,
играют ченг, ней и канон (тар),
Выступают певцы и танцоры,
перед каждым вино играет.
Вспять вращается колесо истории —
разве конец свету пришел?
Орлы сидят в клетках,
а на лугах вороны играют.
Так, в этом стихотворении, вслед за описаниями красоты возлюбленной и веселого пира, следует мрачный намек поэта на то, что в его жестокий век отважные люди посажены в тюрьмы, а недостойные управляют делами и вершат суд над людьми. Очевидно, для того поэт и написал эту газель, чтобы выразить свое явное недовольство несправедливостями, осудить их.
В подобных многозначительных стихах, высказанных как бы невзначай, поэт систематически разоблачал, с одной стороны, гнет и несправедливость правящей верхушки, а с другой, — предательство и лицемерие духовенства, социальные пороки общества. Впоследствии подобные мысли были обобщены и углублены Насими в художественно более совершенных произведениях, написанных на социальные и философские темы.
Критикуя пороки своего времени, Насими звал современников к борьбе. Например в стихотворении с редифом «Булунмаз», поэт осуждает непостоянство в дружбе, с болью говорит о том, что страной управляют недостойные, вероломные люди, тогда как доблестные отважные находятся не у дел. Он критикует общество, где наука не в почете, где мыслящие и отважные люди не ценятся. Народ находится в неведении и невежестве, говорит поэт, и поэтому грабители и иноземные захватчики делают с ним, все, что им вздумается:
Если разбойник ограбил караван,
это естественно,
Так как в караване не оказалось
ни одного бодрствующего.
Поэт призывает современников проснуться от неведения и объединиться, объявляет высшей доблестью борьбу за народные интересы, бичует правителей, которые не думают о народе и родине, стремясь лишь к личному обогащению. В этих условиях нужно особо ценить смелость, мужество. Но, увы, людей, наделенных этими драгоценными качествами, не много:
Каждый мужчина одет в чуху и чалму,
Однако среди тысячи
достойного носить папаху не найдешь!
Достоин идти в бой лишь тот,
кто тверд в любви,
Но не место в бою тому,
кто лишен мужества и сострадания.
Важное место в стихах Насими занимают его философские воззрения, размышления о жизни и мироздании. Пытливый ум поэта стремится познать причины сущего:
День и ночь я думаю,
что это за циркуль?
Что это за небосвод,
что это за коловращение?
От чего суть бога,
от кого потомство ангела?
Почему так много желающих (узреть) лик Адама?
Отчего солнечный диск
дает свет земной поверхности?
Что за свет и огонь в одном пламени?
В то время, когода естествознание не получило еще достаточного развития, Насими ищет основанные на научных доводах ответы на эти вопросы, но пока еще не находит их. Утверждения же исламского духовенства и теоретиков различных религиозных сект по этим вопросам не удовлетворяли Насими, поэтому он берет под сомнение религиозные учения:
Религия, вера, намаз, хадж, заклинание,
Спор о шариате, весь этот разговор — для чего?
Наука о Коране, хадж, молва, проповедь, учение —
Если все это имеет одну суть,
то зачем столько повторений?
Зачем огонь, земля, вода, воздух
поименованы человеком,
Отчего ему (человеку) поклонение,
а дьяволу — отвержение?
В пропаганде своих прогрессивных взглядов Насими сталкивается прежде всего с духовенством как с опорой правящей верхушки. Почти во всех его стихотворениях есть строки, разоблачающие лицемерие, ложь и предательство духовенства. Свою неприязнь к этим вещам поэт выражал открыто. Он критиковал кадиев и муфтиев, объявляя их лицемерами и взяточниками.
Бичуя религиозных проповедников-ваизов, он писал:
Проповедник тянет разговор,
путая его преданиями и сказаниями,
Почему он столько говорит,
если знает правдивое слово.
Нелегко было в мрачные дни средневековья с такой ясностью и логичностью подвергать разящей критике проповедников религии, пропагандистов ислама, толкователей его религиозных догм и символов:
Ваиз хитро сплетает небылицы…
Какой влюбленный поверит
этим выдумкам и небылицам?
Или вот:
Мудрец не прельстился словами ваиза,
Человек не стал подчиняться дьяволу.
В средние века факихы — толкователи канонов исламской религии, защитники ее теоретических основ являлись в то же время авторитетными лицами, занимающимися также решением судебных дел. Именно поэтому Насими часто пишет о факихах, называя их слепыми, далекими от правды, прячущимися от лучей солнца летучими мышами:
Факих и муфтий на думают любоваться
ликом красавицы,
Таков же удел слепца,
не видящего солнца.
Или:
Факих избегает человека, не хочет поклоняться ему,
Похоже, что нутро этого дьявола, пакостно.
В другой газели:
Факих норовит дать свое наличное за обещанное
Разве он не хуже животного?
С таким же гневом поэт обрушивается и на шейхов, представляющих высшее мусульманское духовенство:
Факих, не имеющий твердых убеждений,
отрицает лучшее создание (т. е. человека);
Того жестокосердного бог назвал сатаной.
О лучшее из созданий,
если факих не считает, тебя алтарем,
ошибка этого грешного и проклятого дьявола
идет от его наставника
Не спрашивай у факиха и шейха
о волнении и тревогах любви,
Ибо дьявол не знает их,
волнение и тревога любви — во мне.
Все эти служители ислама выразительно и очень метко характеризуются поэтом обобщающим словом «захид». Так называли в средние века тех представителей духовенства, которые превратили религию в источник дохода. Поэт называет захидов невеждами и мошенниками, советует читателям держаться от них подальше.
Тщеславие, притворство и двуличие —
вот выдумка захида-аскета,
Каждый раз он произносит «нет», не зная сути «кроме»
(Намек на: «Нет бога кроме бога»).
Или:
О аскет-двурушник, разбойник во власянице,
О называющий влюбленного неверующим,
постыдись, обратись в веру.
Не называй влюбленных неверующими,
ибо это — ложь.
В другой газели:
Аскет отворачивается от истины потому,
что он не поклонятся человеку,
Посмотрите на этого глупца, без веры, —
как он подчинен сатане.
Видящий истину влюбленный сегодня
любуется красотой возлюбленной
Аскет-себялюбец думает о завтрашнем дне.
Я не знаю по какой причине
аскет закрывает глаза на истину,
Разве тому коварному сатане
надоела истина?
Таково же отношение поэта к шейхам, кадиям и всем духовным лицам. Порой в одном и том же стихотворении он обращается к ним ко всем поименно. Так же критически отзывается Насими о суфиях:
Ты обрел облик суфия,
Если ты помимо этого
можешь совершить другое чудо, то скажи,
Ты споришь, что идешь по пути совершенствования,
О осел, я не знаю, на каком коне ты в этом пути?
В этих сатирических строках поэт нарекает ослами и тех суфиев, которые на словах выдавали себя за поборников правды и справедливости, на деле же, обманывая народ, заботились лишь о личном благополучии:
Ты смотри на того нечистого суфия,
Как он болтает неискусно, это наше животное.
Он считает, что человек — творец жизни, не верит «лживым рассказчикам» — проповедникам, «продавцам Корана» захидам, «благочестивым» с четками в руках, молитвенные коврики которых стали силками для народа; он ясно видит и понимает противоречия жизни и общества. Он понимает, что жизнь — только здесь, на земле, на этом свете («миг — этот миг») и человек должен уметь наслаждаться благами жизни.
Борьба с идейными противниками занимала важное место в творчестве Насими. Прогрессивные идеи поэта вызывали возмущение прежде всего исламского духовенства. В то же время и суфии называли философские взгляды Насими воззрениями безбожника и иноверца, объявляли его гяуром (неверующий). Об этом говорит в одном из своих рубаи сам поэт.
Учитывая это, Насими в своих произведениях широко использует различные положения и символы исламской религии, особенно изречения Корана, старается опровергнуть догмы своих противников, доказывая, что они не понимают Корана и неверно его истолковывают.
Поэт гневно осуждал и обличал различных представителей исламской религии — деятелей духовного суда, кадиев, шейхов, ваизов-проповедников, захидов и суфиев. Раскрывая их дурные дела и низкие помыслы, поэт называет их дивами, шайтанами, убеждает читателя быть подальше от этих людей, ненавидящих все светлое и прекрасное.
В своих философских стихотворениях он истолковывает символы исламской религии с точки зрения хуруфизма, призывает людей избавиться от гнета суеверий и религиозных предрассудков, постичь радость познания мира и самих себя.
В некоторых стихотворениях поэт призывает читателя быть волевым и непоколебимым, во имя познания истины отказаться от фанатической веры. Порой он начинает стихотворение яркими лирическими строками — с тем, чтобы привлечь внимание читателя, а затем переходит к изложению своих взглядов.
Вот, например:
В ночи ее волос,
лик ее подобен двухнедельной луне.
Тот, кто знает это,
знает и какой у нее взгляд.
С того момента,
как глаза мои заметили
черные волосы любимой на ее ланитах,
Постоянно дни и ночи мои —
это думы об утре и вечере
(волосы любимой — вечер, ланиты — утро).
Воспев физическое совершенство этой прекрасной женщины, поэт затем говорит о ее божественности, раскрывает в поэтических образах свою концепцию человека-бога. Отстаивая ее в ряде стихотворений и вступая по этому поводу в спор с исламским духовенством, Насими подкрепляет свои мысли текстами из Корана, дает им своеобразное истолкование. Этот прием, к которому поэт прибегает в разных по своему характеру стихотворениях, специфичен для всего его творчества.
Упоминая в стихах сатану, поэт имеет в виду духовенство. В некоторых же стихотворениях поэт непосредственно обращается к представителям исламского духовенства, называет их лицемерами, объявляет дьяволами, уклоняющимися от пути истины. Вот строки, адресованные служителям религии:
О тот, кто внушает злые мысли,
бесполезно повиноваться тебе,
Путь твой — заблуждение, отклонение от истины.
пустые слова твои — грех;
Ты погряз в сомнениях и предположениях,
о, потерявший веру,
Кто скажет, что дозволено иметь дело
с невнушающим доверия.
Выражение «Эллезю ювесвюс» (в Коране — дьявол) употребляется в значении «внушающий злые помыслы». Охарактеризовав представителей духовенства как обманщиков, кляузников, заблудившихся и запутавшихся между догадками и сомнениями, поэт вступает в полемику с ними, задает вопросы и сам же на них отвечает, и в заключение утверждает, что мусульманство, шариат и вера — не от бога, а продукт выдумки отдельных людей.
О погрязший в неверии и безбожии,
считающий себя правоверным,
Ислам, шариат и вера — это удел святых.
Методы борьбы поэта разнообразны, однако во всех случаях мишенью ему служат духовенство и суфии. Особое значение придавал Насими в этой борьбе пропаганде, распространению идей пантеизма и хуруфизма. Пропагандируя пантеистические воззрения, Насими резко критиковал духовенство за то, что оно сеяло раздор среди людей, придерживающихся различных религиозных убеждений. По его мнению, все религии по своей сути одинаковы.
Настоящий человек не станет различать людей по их религиозной принадлежности:
Для влюбленного безбожие и ислам —
одно и то же,
Где бы ни находился влюбленный,
он — эмир.
Тот, кто в единстве отличает капище от Каабы,
По существу, незрел, будь он даже старик.
Видя борьбу между капищами (идольским капищем) и Каабой, с одной стороны, и между Каабой и церковью — с другой, а также между различными учениями и сектами внутри одной и той же религии и, сознавая, что эта рознь является причиной постоянной вражды между людьми, поэт призывает всех людей объединиться под знаменем единой религии — хуруфизма.
По материалам книги автора