Диссидентство на Кавказе: критики СССР в Грузии и Азербайджане в 1970-х — нач. 1980-х

З.Гасымов

Первой жертвой большевистской экспансии «в южном направлении» стала Азербайджанская Республика. В конце апреля 1920 года вся ее территория была занята частями 11-й Красной Армии. В феврале 1921-го, с падением Грузинской Республики, Кавказ был «советизирован». Весь процесс продлился около 70 лет. Чтобы понять обстоятельства, в которых развивалось диссидентское движение в кавказском обществе, необходимо рассмотреть характер коммунистического режима, установленного Москвой в этих республиках.

В Азербайджане, где в мае 1920 года было поднято восстание против большевистских оккупантов, коммунистический режим чувствовал себя в особой «опасности». Из-за этнической близости азербайджанцев с Турцией, их религиозных связей с шиитским Ираном, а также наличия широкого слоя духовенства и интеллигенции большевикам было нелегко объяснять азербайджанским «рабочим и крестьянам», что их прогресс и безопасность могут быть обеспечены «только в союзе с Россией и ее пролетариатом».

До второй половины 1920-х годов Москва терпела таких национально мыслящих азербайджанских коммунистов, как Чингиз Ильдрым и Нариман Нариманов. Но наряду с этим большая часть национальной интеллигенции вынуждена была выехать в Польшу, Францию или Турцию. Этот путь выбрали Расулзаде, Агаоглу (Агаев), Топчибашев, Гусейнзаде, Мирза Бала и многие другие. Некоторых представителей азербайджанской интеллигенции, входивших в период независимости 1918—1920 годов в мусаватистское правительство (в том числе поэта Махаммада Хади), казнили в начале 1920-х.

Один из ведущих политических деятелей Азербайджанской Демократической Республики Фатали хан Хойский был убит в Тбилиси , где он и его семья получили убежище в 1920 году. Начальник Генштаба АДР генерал Сулкевич вместе с несколькими другими был казнен в Баку в мае 1920 года, через несколько дней после вторжения большевиков.

Коммунистические преследования не миновали и азербайджанских предпринимателей. Гаджи Зейналабдин Тагиев, один из самых богатых меценатов, пребывал под домашним арестом в селе Мардакан до самой своей смерти (сентябрь 1924 г.).

Нетерпимость к азербайджанской культуре и языку усилилась в конце 1930-х годов. Многих азербайджанских литераторов, в том числе Гусейна Джавида (1882— 1941 гг.), Ахмеда Джавада (1892—1937 гг.), Салмана Мумтаза (1884—1941 гг.), Микаила Мушфика (1908—1938 гг.), объявили «врагами народа», обвинили в национализме, панисламизме и т.д.

Романтический настрой азербайджанской литературы конца XIX и начала XX столетия, побуждавший поэтов и прозаиков обращаться к таким темам, как Родина, родной язык и т.д., воспринимали как антисоветское  проявление.

Нападки коммунистов на азербайджанский язык достигли кульминации в 1939—1940 годах, когда латинский алфавит 1926 года был заменен кириллицей. В этих посягательствах можно усматривать ключевой элемент кампании по русификации и советизации Азербайджана. В Азербайджане коммунистический режим продолжил колониальную политику царской России. Приток российских переселенцев с Поволжья в Баку и в его промышленный город-спутник Сумгаит должен был создать в столице русское, а затем и русскоязычное основное ядро жителей.

В Грузии коммунистический режим был нацелен на истребление политической оппозиции, которая за время существования Грузинской Демократической Республики в 1918-1921 годах смогла выработать достаточно сильную социал-демократическую идеологию. Грузинская социал-демократия была тесно связана с европейскими левыми политическими кругами.

В 1919-1920 годах по приглашению Ноя Жордания республику посетила многочисленная делегация европейских социал-демократов. Мощный потенциал отечественной политической оппозиции и высокий уровень национального самосознания населения были той основой, на которой в 1924 году развернулось широкое антисоветское восстание, жестоко «умиротворенное» большевиками.

По данным грузинского историка Георгия Анчабадзе, только в 1922-1923 годах в Грузии были разрушены 1,500 церквей . Немецкий теолог А. Гампель писал: «В период до 1917 года в составе Грузинской церкви насчитывалось более 1,527 приходов, а в 1963-м… имелось лишь 80 приходов».

И в Грузии, и в Азербайджане коммунистические чистки почти полностью уничтожили религиозные учреждения. Число действующих церквей, мечетей и синагог катастрофически сократилось. Православные духовные семинарии в Тбилиси и огромная инфраструктура мусульманских образовательных центров, в частности медресе, были ликвидированы. Из-за важнейшей роли, которую религия играла в грузинском и азербайджанском обществе до их советизации, уничтожение религиозных учреждений нанесло тяжелый ущерб всей социальной системе и морально-этическим ценностям общества.

Позднее, особенно в период сталинских чисток 1930-х годов, уничтожили огромную часть грузинской интеллигенции. Но по ряду причин в Грузии правление Сталина не привело к грандиозному разрыву исторической преемственности и связи между поколениями, как это случилось в Азербайджане, в частности, сохранилось изначальное грузинское письмо. Одна из причин тому — грузины, будучи христианским народом, не стремились получить поддержку от соседних мусульманских стран, то есть от Ирана или Турции. К тому же абсолютное большинство грузин проживало в советской Республике Грузии.

Другими словами, за исключением весьма незначительного меньшинства в Иране, в Восточной Турции (лазы), небольшой общины грузинской интеллигенции в Париже и в Берлине, у грузин не было значительной диаспоры за пределами Советского Союза.

А советский Азербайджан,напротив, был родиной всего для 20—25% азербайджанцев, большинство же проживало в пограничных странах: в Иране и в восточной части Турции. Сохранение грузинского алфавита обеспечило связь с многовековой историей грузинской философской мысли и сыграло важную роль в мобилизации нации на сопротивление русификации.

В 1960—1970-х годах народы Азербайджана и Грузии уже накопили огромный опыт жизни при советском правлении. В союзных республиках региона к тому времени выросло уже почти два поколения. В среде интеллигенции сохранялась историческая память о периоде государственной независимости 1918—1920/21 годов, но это уже не могло стать фактором мобилизации всего общества. Национализм остался тем единственным, что вдохновляло представителей нерусских наций на сопротивление русификации и дальнейшему разрушению их культурных традиций.

В 1978 году французский советолог Элен Каррер д’Анкосс писала, что нации в Советском Союзе научились использовать условия, структуры и правила игры, которые предлагала им Москва. Это означало, что новое поколение интеллигенции Грузии и Азербайджана обеспечило сохранение языка, пусть даже в форме развития конформистской литературы с пропагандой марксистской идеологии. После Второй мировой войны и конца сталинской эпохи в странах Кавказа произошла революция в сфере образования.

В 1950—1960-х годах в Баку и Тбилиси в умах людей преобладали не проблемы национальной независимости, но желание добиться равенства благодаря лучшему образованию и горячее стремление к промышленному развитию своих республик. Изучая собственную историю и не выдвигая радикальных требований, интеллигенция республик региона в 1970-х годах осуществила «тихую революцию».

В 1950-х годах в обеих республиках началась этническая гомогенизация населения, постоянно росла доля этнических грузин и азербайджанцев. Одновременно пропорцио-нально сокращалась доля русского населения.

С начала 1920-х до 1970-х годов Грузия и Азербайджан переживали процессы широкой индустриализации и модернизации при почти абсолютной ликвидации альтернативных идеологий и религиозной идентичности.

Москва была заинтересована в улучшении ситуации за счет эксплуатации ресурсов республик региона. На Черноморском побережье Грузии создали современную инфраструктуру для организации там общесоюзного центра туризма, вокруг Баку реконструировали дорожную и трубопроводную сети, которые должны была облегчить транспортировку нефтяных и газовых ресурсов с полуострова Апшерон. Для улучшения условий жизни работающих в этих республиках русских поселенцев развивался потенциал системы образования и здравоохранения.

Москва заботилась и о социальных улучшениях в республиках. Однако национальное и культурное развитие были проблемами самих этих республик. Распространение русского языка и финансовая поддержка русскоязычных учреждений образования сочеталась с политикой пренебрежения к грузинским и азербайджанским школам, к сохранению исторических памятников, культурного наследия и т.д. Эти тенденции превалировали и в эпоху Никиты Хрущева, и в период Леонида Брежнева.

За 20 лет, прошедших после окончания сталинского террора, у грузин, азербайджанцев, украинцев и представителей других народов появилась возможность как-то «восстановиться», воспитать новое поколение интеллигенции. Войдя в жизнь уже в условиях коммунистической оккупации, это поколение могло пользоваться преимуществами ситуации «отсутствия террора», существовавшей после 1953 года.

После смерти Иосифа Сталина можно было издавать многие запрещенные в годы его правления литературные и научные труды грузинских и азербайджанских историков, писателей и философов, разрешили отмечать некоторые национальные праздники, соблюдать исторические традиции, исполнять народную музыку. В этих условиях и могло появиться то самое новое поколение интеллигенции, получившее прекрасное образование и привязанное к своей национальной традиции.

И в Грузии и в Азербайджане появились интеллектуалы, предпочитавшие сопротивляться коммунистической идеологии в «дозволенных» рамках. Тем не менее их действия все же подрывали господствовавшую коммунистическую идеологию. Многочисленные грузинские и азербайджанские историки, публиковавшие работы о российской колониальной политике на Кавказе в XIX столетии, до некоторой степени противостояли поддерживаемой Москвой тенденции изображать историю кавказско-российских отношений как историю «многовековой дружбы».

В Грузии такие историки, как И.Антелава, A.Ментешашвили и другие, подробно исследовали антироссийские восстания, последовавшие за аннексией Россией Картлийско-Кахетинского царства. В Азербайджане А.Сумбатзаде и З.Буниятов в 1960-1970-х годах публиковали исследования о российском колониализме в азербайджанских ханствах и о средневековой азербайджанской истории.

Рассуждая в терминах теории классов и марксистских взглядов на историю, эти авторы заронили в официальную науку представление о сложностях истории российско-кавказских отношений в критическом XIX столетии. В конце 1980-х годов их труды стали идеологическим основанием национально-освободительного движения.

Другую группу нетрадиционных диссидентов составили писатели и поэты, обратившиеся к историческим темам. Даже если в прошлом у них и был свой «социалистический» период, с 1950-х годов в их творчестве преобладали национальные темы.

Литераторами-диссидентами, терпимыми руководством местных коммунистических партий, можно считать и грузинского поэта Галактиона Табидзе и азербайджанского поэта Бахтияра Вахабзаде. Последний был известен сосредоточенностью на теме Южного Азербайджана, а также исторического раздела территорий Азербайджана между Россией и Персией в XIX столетии.

На Кавказе (наряду с крошечными радикальными диссидентскими группами) советской идеологии противостоял и обширный слой нерадикальной интеллигенции. Первые имели смелость открыто критиковать политический режим, отказывались принимать «правила игры», были нацелены на изменение существующих условий. Вторые — широкая группа национально ориентированной интеллигенции — историки Илия Антелава, Автандил Ментешашвили, Зия Буниятов, писатель Эльчин — принимали установленные Москвой рамки, но были готовы использовать все свои возможности, чтобы отстаивать собственную систему ценностей.

Была и третья группа интеллигенции, игнорировавшая режим и его идеологию, но в то же время отрицавшая политические действия. В их число входили грузинский философ Мераб Мамардашвили (1930—1990) и азербайджанский философ Асиф (Ата) Эфендиев (1935—1997).

Как видно, диссидентство в Грузии и Азербайджане представляло собой конгломерат из прямого противостояния режиму, и умеренного подрыва коммунистической идеологии большой группой интеллигенции.

Такие историки, как Г.Мамулия, И.Антелава, З.Буниятов, С.Ашурбейли создавали фундаментальные работы по грузинской и азербайджанской истории, однако не выходя за рамки марксистских представлений об истории. Но в рисовавшейся ими картине прошлое их народов представало как исток тысячелетней традиции истории и культуры. Их труды разрушали миф о благотворном воздействии цивилизации России и ее культуры на «отсталые кавказские народы».

Философы Кавказа оказались способными создать национальные философские школы, объединившие достижения важнейших направлений европейской мысли с отечественными философскими традициями. В Грузии и в Азербайджане литераторы обращались к национальному прошлому, в том числе к древним литературным традициям грузин и азербайджанцев.

Обращение Вахабзаде к Физули и к созданному в Раннем Средневековье дастану о Деде Коркуте помогало осознавать и поддерживать непрерывность традиции и национальное самосознание азербайджанцев как народа с древней литературной традицией.

Таким образом, радикальное и умеренное крылья кавказского диссидентства создавали в Грузии и Азербайджане потенциал для культурного сопротивления советской политике, направленной на ликвидацию местных институтов, альтернативных официальным. Арсенал прямой и косвенной критики промосковского советского режима объединял открытое неприятие официальной политики и увлеченность интеллигенции национальным прошлым, литературой и музыкой в рамках того, что допускала власть. «Косвенная» оппозиция была более широкой.

Часто даже те представители интеллигенции, которые своими трудами по истории культуры Азербайджана и Грузии разрушали мифы о культурном превосходстве России, сами не воспринимали свою деятельность как оппозиционную режиму. В конце 1980-х годов можно было наблюдать проникновение идей радикального крыла в ряды умеренной интеллектуальной оппозиции. Но в любом случае это был уже следующий этап процесса, начавшегося в 1970-х годах.

По материалам журнала «Кавказ и Глобализация»