Наследие Низами всегда высоко ценилось среди казахов. Сюжеты его творений имели широкое хождение среди народа. Его имя произносилось наряду с такими именами, как Фирдоуси, Рудаки, Саади, Хафиз, Джами, Навои. Крупнейший представитель казахской литературы XIX века Абай глубоко понимал и ценил наследие мастеров и мыслителей древнего Востока, в том числе Низами, и считал их своими устазами.

Поэзия Низами вдохновляла последующие поколения поэтов, выходцев из народа, казахских просветителей-демократов, она оказала сильное влияние на становление так называемых поэтов-книжников, т. е. просвещенных по-восточному и писавших в стиле восточной, арабо-персидской и тюркской классической поэзии.

Более близкое знакомство с Низами происходит в советское время, когда начали широко издаваться произведения Низами на азербайджанском и русском языках. Близкому знакомству с Низами способствовали также юбилейные даты поэта, отмечавшиеся частично накануне Великой Отечественной войны, особенно после войны — в 1947 году.

В период создания научной истории казахской литературы, ученые республики, изучавшие далекие корни и истоки ее, устанавливали тесные связи с классической поэзией Востока. Казахскую литературу питали также общеизвестные сюжеты сказаний, дастанов, народных рассказов и повестей. Особенно были распространены отрывки из «Тысячи и одной ночи» и других литературных памятников, которые существовали в большинстве случаев как самостоятельные художественные произведения, — дастанов «Бозжигит», «Сейфуль-Малик», «Жусуп и Злыха», «Мунлык-Зарлык», «Тахир и Зухра» и др.

Но особенно были известны отрывки или полные тексты творений Фирдоуси, Саади, Низами, Физули, Хафиза, Джами, Навои и других. Все они в представлении певцов, жырау, жыршы выступали представителями персидско-таджикской, чагатайско- тюркской поэзии.

Подчеркивая этот момент, М.Ауэзов писал: «Глубоко общаясь с поэтическим наследием родного народа, запечатленным в устных и письменных памятниках прошлого, Абай сумел прильнуть к этому животворному источнику и обогатить им свою поэзию. Благотворное влияние оказала на поэзию Абая и малознакомая в то время казахскому народу классическая Поэзия других восточных народов: таджикская, азербайджанская, узбекская. На той стадии развития казахской литературы, в которой застал ее Абай, обращение к классикам этих народов еще было для нее в значительной мере не взглядом в прошлое, а расширением кругозора в настоящем».

Тогда общая грамотность еще была очень низкой, а для взаимного ознакомления с письменными источниками, тем более на языке оригинала, не было возможности. Большей частью творения великих поэтов Востока, восточные народные дастаны или предания и легенды передавались устно, да и то через знающих арабо-персидские, таджикско-тюркские языки акынов и певцов. Последние, если они оказывались грамотными, то сами могли слагать поэмы или жыр, изменив форму, переработав содержание.

Очень интересна судьба «Лейли и Меджнун» Низами. Известно, что эта легенда о влюбленных была темой различных дастанов и поэм многих поэтов Востока в течение долгого времени. Это, прежде всего, объясняется трагичностью судеб героев вечной новизной темы о влюбленных. После Низами о «Лейли и Меджнуне» пели Амир Хоеров Дехлеви, Хафиз, Физули, Джами, Навои, Андалиб Нурмухамед-Гариб — туркменский поэт XVIII века.

Вершиной, воплотившей в себе большой дух поэзии Востока, в том числе из наследия Низами, конечно, является Абай (Абай Кунанбаев, 1845-1904).

М.Ауэзов писал: «Абай оригинален в своем общении с восточной поэзией, со всей прошлой и современной ему культурой Ближнего Востока. Он знал в подлинниках (частично в переводе на чагатайский язык) весь арабо-иранский религиозно-героический эпос, знал и классиков Востока – Фирдоуси, Низами, Саади, Хафиза, Навои, Физули. В молодости он и сам подражал этим поэтам, впервые введя в казахский стих размер «гаруз» и множество арабских и персидских слов, заимствованных из поэтической лексики этих классиков… В его пересказах стали популярными в степи поэмы «Шахнаме», «Лейли и Меджнун», «Кер-Оглы».

Да, великие казахские просветители хорошо знали историю и культуру сопредельных народов. Поэтому они призывали свой народ к овладению этой культурой, к просвещению, науке, тянули его из тьмы к свету. Они вобрали в себя и русскую, европейскую культуры. Они читали, переводили Пушкина, Лермонтова, Жуковского, которые, в свою очередь, восхищались классической восточной поэзией и старались «подражать» ей в своих «восточных» произведениях.

Основоположник новой казахской письменной литературы Абай Кунанбаев, хорошо изучивший и знавший арабо-персидскую, чагатайскую литературу, в первых своих стихах обильно заимствовал и употреблял арабские и персидские слова, выражения. Он сочиняет поэмы на сюжеты, воспетые великими поэтами Востока. Его известная поэма «Ескендир» написана явно под влиянием дастана Низами «Искендер-наме». То же самое можно сказать и про другие поэмы Абая — «Азим», «Магсуд», написанные на восточные сюжеты.

Но трактовка Абаем образа Ескендира отличается от образа полководца у Низами. Это происходит от того, что легенды об Ескендире-Зульхарнайне у казахов были известны еще ранее по Корану и по другим источникам помимо дастана Низами. В них Ескендир изображается завоевателем, покорителем других народов и стран. Видимо, на Абая повлияло одно из таких сказаний.

М.Ауэзов отмечал, что отношение Абая к Востоку в различные периоды его творчества было различным. Если в юношеские годы он начинал в немалой мере с подражания, то в пору зрелости он воспринимал традиции Низами, Навои творчески; достаточно напомнить, что в поэму «Ескендир» он ввел образ Аристотеля (вместо пророка Хизра у Низами), а самого Ескендира представил как алчного завоевателя.

Хорошо знающий восточные языки и литературу Абай не только употреблял арабо-персидские слова, но и создал несколько стихотворений в подражание восточным поэтам: «Шамси, Саади, Физули», «Юзи раушан», «Алиф-би» и др. Начиная каждую строку с определенной буквы арабского алфавита, Абай пытается передать этим приемом глубокие, уважительные чувства лирического героя к красавице. Буквы взяты как обозначение первых звуков первого слова строки: а-ай, б-би, ти-тил, си-сэн и др. Точно такое употребление букв арабского алфавита мы видим во многих произведениях Низами.

Сравнение стана красавицы с первой буквой арабского алфавита «алифом» часто встречаются у Низами, Навои и других восточных поэтов. Традиции употребления букв арабского алфавита, без сомнения, чисто восточные и, естественно, исходят из среды, в совершенстве владевшей грамотой. Арабская вязь с множеством разновидностей письма, видно, вызывала у художников слова, кисти и каллиграфистов образные ассоциации. К тому же постоянное внушение учения Корана возымело свое действие.

Абай, переложивший на казахский язык «Искендер-наме» Низами, в первых своих опытах подражания Востоку писал:

Шамси, Саади, Физули,
Хафиз, Навои, Сайхали,
Фирдоуси, – молодому поэту,
Великие, вы помогли!

У Низами были демократические взгляды и зачатки утопии о справедливом обществе. Но эти взгляды и идеи он проводил иносказательно в своих газелях, бейтах и поэмах. Особенно многопоучительного и назидательного о рыцарях справедливых, о правителях добрых содержат его дастаны.

В поэме «Хосров и Ширин» воспевается титанический труд Фархада. В «Лейли и Меджнун», «Семь красавиц» воспевается любовь, свобода личности и в то же время неразрешимые противоречия общества, трагические судьбы молодых людей. Государственному деятелю и полководцу посвящена поэма «Искендер-наме». Низами посвятил многие свои стихи родному Азербайджану, глубоко переживая раздоры и междоусобицы, обрекавшие массы на страдание. Наследие Низами оказало глубокое влияние на последующую литературу азербайджанского народа.

Популярно знакомя с личностью Низами казахского читателя, М.Ауэзов отмечал грандиозность его фигуры, величие духовного облика, мудрость его творений, обогативших сокровищницу мировой культуры.

Есмаамбет Исмаилов в 1965 г. писал большую статью о жизни и творчестве Низами, где подробно озназнакомил казахских читателей с наследием великого азербайджанца.

Основывая свои анализ на известных исследованиях Е.Бертельса, И.Брагинского и азербайджанских литературоведов, Е.Исмаилов дал общую характеристику «Пятерицы». Он, так же, как и Ауэзов, подчеркивал гуманистическое содержание творений поэта, который призывал к справедливости и добрым отношениям между людьми. Говоря о поэме «Хосров и Ширин», казахский ученый обращал внимание на особенное ее место творческой жизни великого поэта.

Поэт и литературовед Сагингали Сеитов отмечал бытование сюжетов поэм Низами среди казахов, особенно поэмы «Лейли и Меджнун».

Издавший в 1968 г. отрывки из поэмы «Лейли и Меджнун» на казахском языке в переводе нескольких поэтов К.Копишев писал, что дастаны Низами издавна были известны среди читающих казахов, это особенно относится к поэмам «Искендер-наме» и «Лейли и Меджнун».

Таким образом, если говорить об изучении, усвоении наследия Низами и пропаганде его имени, то казахскими учеными-филологами было сделано немало. В этом плане к Низами в разное время обращались такие крупнейшие представители казахской литературы, как С.Муканов, Г.Мусрепов и др. Их всех привлекала мудрая поэзия Низами. Ученые, литературоведы старались ознакомить с его творениями современное поколение казахов, с признательностью рассказывали о жизни и творчестве поэта, что имело огромное значение для широкого круга литераторов, интеллигенции, учащихся вузов и школ, и, естественно, для большой массы читателей, ранее мало знакомых с наследием великого азербайджанца.

В советское время участились переводы наследия Низами на казахский язык. Первые отрывочные переводы (кроме поэмы Шакарима Кудайбердиева, в основном заимствованной из Физули) появляются в начале 1940-х годов. Талантливый поэт Касым Аманжолов осуществил перевод нескольких глав и опубликовал их в 1947 году. Позднее им переводится большая часть поэмы, которая увидела свет в посмертном издании Собрания сочинений поэта в 1955 г.

Перевод охватил 11 подглав, по названию полностью совпадающих с Низами, но каждая из подглав переведена в сокращении: опущены вступления, концовки содержащие мысли-рассуждения автора, а также отдельные бейты.

Другие поэты перевели следующие главы «О том, как Лейли и Меджнун полюбили друг друга» — Таир Жароков; «Молва среди племени Лейли», «Совет отца Меджнуну» — Такен Алимкулов; «Битва Ноуфаля с племенем Лейли», «Освобождение Меджнуном газелей» — Гали Орманов; «Смерть Ибн-Салама» — Жакан Сыздыков. Переводы этих поэтов с добавлением трех отрывков из перевода Касыма Аманжолова издаются в 1968 г. отдельным изданием.

Все переводы были сделаны мастерами казахской советской поэзии, которые хорошо знали творения Низами и восхищались его поэтическим гением. Особенно выделяется перевод «Лейли и Меджнун» Шакарима Кудайбердиева, осуществленный в начале XX века и изданный после смерти поэта Сакеном Сейфуллиным в 1935 г.

Значительным литературным событием явилась драматическая поэма крупного казахского писателя Габита Мусрепова «Дочь Кипчака Аппак» (1983 г.), посвященная одной из ярких, вдохновенных страниц жизни великого Низами.

Г.Мусрепов в широком художественно-романтическом плане воссоздает образы Низами и его жены, возлюбленной Аппак (Афаг), дочери степных кочевников, предков современного казаха. Автор создает запоминающиеся характеры и картины того далекого времени. В первую очередь писатель-драматург ставит целью запечатлеть образ отважной кипчакской девушки Аппак и великого поэта Низами. Персонажами выступают также Дербентский правитель Музаффар, степной бек Дангаз, влюбленный в Аппак, его сестра Аягоз и другие.

Что любопытно, Низами в разделе поэмы «Искандер прибывает в кипчакскую степь» сообщает интересные сведения о нравах и обычаях кипчаков. Женщины не носили чадру, лиц ни перед кем не то закрывали. Это, видно, было в диковинку царю-завоевателю, привыкшему на Ближнем и Центральном Востоке видеть женщин с закрытыми лицами.

Другая поразительная деталь — тип лица кипчачек, сообщаемый Низами; существует поверие, что в тип лица казахов многое привнесено монголами, в связи с чингисскими нашествиями. Следовательно, «узкоглазые куколки сладостным ликом» жили и до многочисленных походов. Вероятно, это были действительно особенные женщины: с лунным ликом, узким подбородком, «сладостные куколки» необычайной красоты. Надо полагать, однако и монголами кое-что привнесено: после многовековых войн, смешения племен, кочевники, возможно, видоизменились. Во времена Низами и русско-половецких взаимоотношений кипчаки были несколько другими. Это видно из описаний периода Киевской руси, а также, например, из записок Алексиады, дочери византийского царя Комнина.

Драматическая поэма завершается диалогом между Низами и Аппак, где раскрывается характер обоих, жизненное кредо — благородство, человеколюбие Низами и свободолюбие Аппак.

Низами выступает в поэме как поборник справедливости и гуманизма, как истинный защитник слабых и обездоленных. Это мы видим еще до появления Аппак, в разговоре правителя с ним во дворце. Очень примечательны и философичны ответы Низами на три вопроса Музаффара. Первый вопрос: прельщает ли его богатство? Низами отвечает, что этого никогда не было, наоборот, говорит он, я защитник рабов и человека труда, создающих все богатства, воздвигающих дворцы и храмы.

На второй вопрос: был ли он влюблен, пленен любовью, если да, то какими словами он расположил бы к себе такую красавицу, Низами отвечает, что такого чувства он еще не испытывал, но кто действительно любит, тот в нужный момент найдет что сказать, вообще, любовь — еще не написанная им поэма. Эту ситуацию автор поэмы приводит, чтобы подвести к будущей Аппак, любовь к которой действительно была вдохновляющим началом для многих произведений Низами.

Третий вопрос касается всего облика великого поэта, который никогда ничего не делал, кроме как по велению сердца, по велению души: он не мог писать о том, что могло идти против его совести, противоречить его принципу в жизни. Правитель вроде бы просит, но на самом деле приказывает, написать о его походах и победах над кипчаками, которые были одержаны в кровопролитных битвах, длившихся десять дней и десять ночей. Напиши и выбирай, говорит хан, что хочешь из того добра, которое досталось ему: рабов или рабынь? Низами отказывается писать об этой грабительской войне и напоминает правителю о том, что в этой переменчивой жизни нет ничего постоянного, если сегодня победил ты, то завтра волею случая сам будешь низвергнут, насилие, жестокость не его тема, его перо отвергает все это.

Писатель в этом диалоге хотел показать Низами, его благородный облик, образ гражданина своей земли, сына своего народа, борца за справедливость и против зла.

Драматическая поэма завершается встречей Низами и Аппак, которые, хотя и встретились, как неравные: Низами – господин, Аппак — рабыня, но светлые души их в конце концов угадывают друг в друге человека незаурядного и страдалицу, и они соединяют свои судьбы. Дуэт соединенных сердец завершает драму. Низами видит в Аппак прообраз своих героинь Лейли и Ширин. Автор драматической поэмы Г.Мусрепов, используя отдельные эпизоды из жизни и творений Низами, по возможности приближает нас к событиям, образам и картинам той далекой эпохи.

Поэма Г. Мусрепова «Дочь кипчака Аппак», в целом, заметное литературное явление, обогатившее тему Низами в казахской литературе и азербайджано-казахские культурные связи.

Известный казахский поэт Халижан Бекхожин написал поэму «Аппак-наме» в 1973 г. (он же перевел поэму Низами «Семь красавиц» в 1979 г.). Навеянная известным историческим, незаурядным фактом соединения судеб великого азербайджанского поэта и кипчакской девушки Аппак тема, можно сказать, буквально завораживает поэта. Почти всю поэму он пишет в стиле бейтов Низами, соблюдая рифму и внутренний ритм. Дастан состоит из четырех частей и составляет около полутора тысяч строк. Начинается он с посвящения Низами и далее по ходу действия поэт не раз прибегает к вставкам, обращениям, лирическим отступлениям, притчам по поводу того или другого жизненно важного события.

В первый части поэмы рассказывается о кипчакских степях, о вольном народе; мы видим смелую девушку, наездницу Аппак на лошади-иноходце Акмоншак. Набег, угон табуна, пленение Аппак. Вторая часть повествует о поэте из Гянджи, о городе, дворцах и минаретах, о дербентском правителе, о встрече с ним Низами, о строителе-зодчем Симнаре (притча из Низами), о плененной Аппак, встрече с ней поэта; глава завершается отъездом Низами из Дербента в Гянджу с «подаренной» ему Аппак.

Третья часть посвящена взаимоотношениям Низами с ханами и правителями; автор «Хосрова и Ширин», он в зените славы, вдохновения; великий Фирдоуси поддерживает, вдохновляет его. В четвертой части во время землетрясения погибает Аппак; Низами — застает уцелевшего сына, поэма завершается посвящением Низами и Аппак. В концовке — реквием по Аппак.

Так же, как драматическая поэма Г. Мусрепова «Дочь кипчака Аппак», дастан X. Бекхожина «Аппак-наме» является большим художественно-эстетическим достижением казахской литературы времени. Вклад X.Бекхожина в укрепление и обогащение азербайджано-казахской литературной связи высоко оценивается еще и тем, что он осуществил прекрасный перевод дастана Низами «Семь красавиц».

По материалам книги «Азербайджано-казахские литературные связи»