Шекспир вошел в культурную жизнь различных народов в разное время. С начала XIX века—с присоединением Закавказья и России, Шекспир стал восприниматься народами Закавказья через русское посредство. Деятели азербайджанской культуры XIX века, близкие к прогрессивной русской культуре своего времени, с благоговением называли имя Шекспира.
Шекспир также оказал большое влияние на формирование азербайджанских поэтов и писателей XIX—XX вв. Более углубленное изучение наследия Шекспира в Азербайджане продолжилось после установления советской власти.
Начало 1930-х—середина 1940-х годов стали новой вехой в освоении наследия Шекспира. Азербайджанская литература обогатилась новыми переводами Шекспира, в основу которых были положены как русские дореволюционные переводы («Отелло», В.Вейнберга. «Макбет» А.Кронеберга), так и переводы, появившиеся позже — «Король Лир» Т. Щепкиной—Куперник, «Ромео и Джульетта» А.Радловой, «Двенадцатая ночь» М.Лозинского.
Один автор в газете «Ени йол» (Новый путь) в 1936 г. писал: «Мы далеки от того, чтобы считать безупречными все переводы пьес Шекспира. …Некоторые переводчики (в частности, Анна Радлова), борясь с тривиальностью старых переводов, впадали в грубость, допускали выражения более резкие, чем у Шекспира (…). Из многих переводчиков Шекспира, хотелось бы выделить два имени. Это, во-первых, один из основоположников переводческой школы, начинавший еще с Горьким во «Всемирной литературе» — М.Лозинский. Подвижник, ученый и вдохновенный поэт, он перевел «Гамлета», «Отелло», «Макбета» и «Двенадцатую ночь», в которых шекспировские мысли и образы воссозданы с непревзойденной точностью классическим чеканным стихом».
Новая трактовка шекспировских пьес, раскрытие творчества великого драматурга с позиций peaлизма в азербайджанском литературоведении и критике начинается в эти годы с обращения к одному из наиболее интересных и сложных творений Шекспира — трагедии «Макбет».
В 1932 году известный азербайджанский писатель Абдулла Шаиг впервые перевел на азербайджанский язык «Макбет» с русского перевода А.Кронеберга.
А.Шаиг отмечал: «Я перевел «Макбета» с перевода А.Кронеберга буквально, не добавил и не убавил ни единого слова».
Рассказывая о своей работе над переводом, А.Шаиг говорил, что он не был премлем для сценической постановки, и, видимо, как отмечалось в газете «На рубеже Востока» в 1936 г. — преследовал цель «познакомить азербайджанского читателя с еще одним шекспировским шедевром». Этот перевод, тем не менее, не был напечатан.
Трагедия «Макбет» привлекала внимание и других азербайджанских писателей, переводчиков, литературоведов. Известно, в частности, о переводах Гаджибабы Назарли и Халила Ибрагима. Текст перевода Халила Ибрагима не издавался и не был использован для постановки. Но определенный резонанс вызвал другой перевод — Гаджибабы Назарли, который дал жизнь новому монументальному сценическому воплощению шекспировского шедевра. Перевод был частично опубликован.
Перевод выполненный Г.Назарли (1895-1939), явился важней вехой в развитии азербайджанской Шекспирианы. Этот перевод продолжил традицию реалистического осмысления наследия гениального драматурга на азербайджанской сцене.
В прессе, Г.Назарли рассказывал о работе над переводом пьесы: «Работая над переводом «Макбета», я стремился прежде всего сохранить подлинный язык Шекспира. Мне пришлось пользоваться лучшими русскими переводами (имеется в виду перевод А.Кронеберга) попутно сравнивая их с английским оригиналом. Передача на тюркский язык всего удивительного многообразия шекспировского словаря представляла немало трудностей… Я хотел сделать язык драмы доступным для самых широких масс. Очень много внимания пришлось также уделить мне ясности и звучности произношения…»
Безусловно, довести до азербайджанского читателя середины 1930-х годов всю поэтичность и философскую глубину этого бессмертного творения было делом нелегким. Это дело было сопряжено с огромными трудностями. Оно требовало поистине титанических усилий.
Перевод Г.Назарли был высоко оценен русскими критиками. Журнал «Театр и драматургия» писал: «В переводе Г.Назарли стремился, чтобы Шекспир был также понятен, реален и ясен, как был он понятен и реален зрителю своего времени. В переводе отсутствуют все украшательства и ходульная декламационность которыми «сглаживали» и «возвышали» слишком «грубый» язык великого поэта. В результате проделанной работы перевод оказался удобным для актеров, понятным для зрителей, и, что важнее всего, не утратил полнокровной и горячей формы шекспировского письма».
Наличие удачного варианта «Макбета» на азербайджанском языке позволило национальному театру создать спектакль большой монументальной формы. Состоявшаяся в марте 1936 года постановка «Макбет» (при помощи переводчика) явилась новым шагом вперед в развитии азербайджанской драматургии и театрального искусства.
Характерно суждение об этой работе видного азербайджанского искусствоведа Джафара Джафарова (1914-1973): «В 1936 году (театром им. М.Азизбекова) был поставлен «Макбет» (перевод Г.Назарли), который вошел в историю азербайджанского театра в качестве большой победы реалистического ансамблевого спектакля высокой культуры. Если первые шекспировские спектакли театра при всех своих больших достоинствах, особенно в исполнении главных ролей Отелло и Гамлета, отразили преимущественно романтическое восприятие Шекспира, то «Макбет» положил начало реалистическому осмыслению наследия гениального драматурга на азербайджанской сцене. Это объясняется, разумеется, не субъективными устремлениями режиссуры, а самим временем, утвердившим на сцене реализма, сдвигом, происшедшим в шекспироведении».
О переводе трагедии «Макбет» и ее постановке на сцене тепло писалось в центральной, республиканской, литературной, местной прессе, считавшей перевод и постановку победой азербайджанского национального искусства. Рецензенты были единодушны в том, что Шекспир в этом переводе и постановке был возвращен на конкретную историческую почву, показан тем, кем он был — сыном своей эпохи, эпохи распада феодализма и зарождения буржуазных отношений, со всеми своими надеждами, противоречиями и утраченными иллюзиями.
Конечно же, успех сценического звучания этой трагедии обусловлен наличием больших актерских удач. Все роли были сыграны с большим воодушевлением, но вершину актерского исполнения составила талантливая игра Аббаса Мирзы Шарифзаде и Марзии Давудовой, блеснувшей в роли леди Макбет.
Отмечая этот факт, народный писатель Азербайджана Мехти Гусейн писал: «Образ Макбета в творческом развитии Шарифзаде составил новую, более высокую ступень. Здесь заметно было реалистическое, более правильное отношение к шекспировскому образу», — и далее, подчеркивая, что образ Макбета, созданный А.Шарифзаде — это не просто злодей, а актерская удача, за которой стоит глубокое восприятие всего трагизма натуры Макбета, умения с большим мастерством раскрыть противоречия, колебания, страдания, показывая, трудное движение образа от верности к искренности и преступлению и убийству, и расценивая это как высокую точку в победе реализма,—он заключал: «Образ, созданный А.Шарифзаде, может служить ясной характеристикой современного этапа истории развития нашего театра».
Еще в середине 1930-х гг., говоря о дальнейших планах, драматург и тогда директор Азербайджанского драматического театра Г.Назарли отмечал: «В планах наших дальнейших работ над Шекспиром — «Ромео и Джульетта» и «Юлий Цезарь». Это постановка будущего года. Над переводом Юлия Цезаря буду работать я, и опыт «Макбета» окажет мне, конечно» огромную услугу». Этим планам, однако, не суждено было сбыться.
В 1937 году поэт Ахмед Джавад (1893-1937) обратился к творчеству Шекспира и, пользуясь русским вариантом перевода Анны Радловой «Ромео и Джульетта», осуществил ее поэтическое переложение на азербайджанский язык. Перевод имел большой успех. Известный азербайджанский драматург Сабит Рахман (1906-1970) также испытал свои силы в переводе той трагедии, но прозой, и опираясь на радловский перевод, сделал некоторые изменения в пьесе, сохранив деление на акты и картины. Перевод пьесы не был издан.
Вдохновленный успехом «Макбета» и имея на руках прекрасный перевод «Ромео и Джульетты», осуществленный Ахмедом Джавадом, театральный коллектив под руководством А.Туганова подготовил постановку. Премьера состоялась в январе 1937 года. Познакомившись с этим творением Шекспира, азербайджанские читатели и зрители увидели, косность отживших традиций в кровавой семейной вражде Монтекки и Капулетти, явившейся причиной гибели юных героев.
Дж.Джафаров писал в газете «Бакинский рабочий»: «Спектакль «Ромео и Джульетта» имел большой успех, хотя и не был столь выдающимся, как «Макбет», в истории шекспировских постановок театра. Актерски он был сыгран достаточно талантливо. Наибольший успех в спектакле выпал на долю молодой актрисы, воспитанницы Гянджинского театра Барат Шекинской в роли Джульетты… В исполнении Барат глубже всех раскрыта поэтическая натура пылкой, решительной, бесконечно лиричной героини печальной истории, кстати очень близкой судьбе женщин Востока».
Звучание шекспировского шедевра с азербайджанской сцены было новым, достаточно удачным шагом вперед в развитии изучения и освоения наследия Шекспира.
В беседе с сотрудником газеты «Бакинский рабочий» в связи с предстоящей постановкой «Ромео и Джульетты» в театре им. М.Азизбекова главный режиссер театра народный артист А.Туганов сообщал: «Каждая шекспировская постановка — большое событие в жизни нашего театра. В этой пьесе Шекспира необычайно много жизненной силы, идущей от эпохи Возрождения. Трагическую тему «Ромео и Джульетты» мы хотим показать, как историю любви, выступающей во имя расцвета свободных чувств, против сковывающих ее законов родовой вражды… В этом (стремлении исполнителей наиболее полно передать жизненную силу и многосторонность образов пьесы) нам немало помогает трезвый и реалистический перевод А.Джавада, в основе которого лежит последний русский текст Радловой. Перевод сверен нами также с английским подлинником».
Что касается шекспировской трагедии «Король Лир», она вызвала интерес азербайджанского читателя еще в дореволюционные годы, когда пьеса была представлена как семейная драма и на первый план была выдвинута проблема взаимоотношения детей и родителей.
Позднее, был поставлен спектакль, на основе перевода Мирзы Ибрагимова (1911-1993). Во время работы над переводом Ибрагимов пользовался, в основном, переводом Т.Щепкиной-Куперник, прибегая и к другим имеющимся вариантам. Работа была завершена в 1939 году и опубликована в журнале. Премьера состоялась в апреле 1941 года.
Трагедия «Король Лир» вызвала интерес азербайджанского читателя еще в дореволюционные годы, когда пьеса была представлена как семейная драма и на первый план была выдвинута проблема взаимоотношения детей и родителей. Теперь, в новых исторических условиях, подход к этому произведению и его трактовка в корне социально-философская трагедия, объединяющая в себе тему народа, тему утверждения светлых гуманистических идеалов. Безусловно, такому прочтению пьесы способствовал новый ее перевод. Пьеса имела большой успех, и критика видела залог этого успеха именно в переводе.
Видный азербайджанский литературовед Микаэль Рафили (1904—1959) писал: «Оптимистическую веру в конечное торжество правды и справедливость положил театр в основу замысла трагедии». Он также по достоинству оценил игру актера — исполнителя роли короля Лира — Сидги Рухуллы.
Джафар Джафаров, подробно анализируя перевод и спектакль, писал в газете «Коммунист», что «… к «Королю Лиру» театр подошел вооруженный опытом «Макбета», достижениями шекспировского театра», который в 1930-х годах переживал период подъема. У азербайджанского театра был и более непосредственный источник — спектакль «Король Лир» в Ленинградском Большом драматическом театре и в Московском ГОСЕТЕ. Театр, естественно, «искал в своем спектакле корни трагедии гуманизма, крушения великих идеалов свободного человека и утверждал при этом веру в человека, в его талант и величие. Тем привлекательней была задача, что она решалась через образ героя, который вначале сам лишив жизнь «правды и свободы», постепенно прозревает, познает трагедию гумманизма и падает жертвой этой трагедии».
Если ранее характер Лира трактовался и воспринимался односторонне как характер доверчивого отца, обманутого неблагодарными детьми, то теперь, как отмечалось выше, четко различается в шекспировском образе социально-философская тема. Трагедийность и психологизм стали единой задачей, решенной переводчиком и театром через сложный ансамбль актерских сил во главе с исполнителем главной роли Сидги Рухуллой.
Вместе с тем, из статей, опубликованных в то время в печати, явствует, что перевод пьесы не получился безупречным, но, несмотря на это, критика отмечала его «профессинальный взлет и большую сценическую культуру». Об этом же писали авторы постановки (А.Гусейнов, Ш.Баделбейли, С.Ефименко), подчеркивая, что в переводе «Короля Лира заложено столько веры в человека, в неизбежную победу социальной справедливости, что это делает его близким нашему современному зрителю».
Начало 1930-х — середина 1940-х годов явились, таким образом, плодотворным и новым этапом в освоении и изучении наследия Шекспира в азербайджанском литературоведении и критике.
Одним из талантливых переводчиков Шекспира был азербайджанский поэт Талят Эюбов (1919-1977), стремившийся сохранить в своих переводах красоту и поэтичность шекспировского стиха. В 1945 году в результате многолетнего кропотливого труда Эюбова, азербайджанские читатели познакомились с еще одним шедевром мировой драматургии — романтической драмой «Зимняя сказка».
«Зимняя сказка» — философская пьеса о зле, овладевшем душой человека, который разбил свое счастье. Но верность, честность и нравственная чистота оказались сильнее зла, таков, как известно, морально-философский итог шекспировской пьесы. Переводчику удалось сохранить и довести до азербайджанского читателя эту трактовку. Во время работы Т.Эюбов использовал русский перевод Т.Щепкиной—Куперник. Текст перевода в то время не был издан отдельной книгой. Только в 1947 году в азербайджанской литературной газете «Эдэбийат гэзети» был опубликован третий акт этой драмы.
Комедии Шекспира всегда привлекали азербайджанских переводчиков. В 1927 году поэт Гасан Сабри, впервые обратившийся к комедиям великого драматурга, перевел на азербайджанский язык «Укрощение строптивой».
Также нужно упомянуть известного азербайджанского публициста, переводчика и ученого-литературоведа А.М.Агаева, который в 1943 году по заказу Республиканского ТЮЗа перевел другую комедию Шекспира — «Виндзорские кумушки», назвав ее «Виндзорун шан гадынлары». Текст перевода не публиковался. Комедия не была поставлена. Переводчик, судя по тексту, пользовался разными источниками, в том числе английским оригиналом. Но наиболее плодотворным оказалось, по-видимому, обращение к комедиям Шекспира, осуществленное Мирзой Ибрагимовым.
В 1943 году Мирза Ибрагимов завершил перевод на азербайджанский язык «Двенадцатой ночи». Переводчик использовал текст М.Лозинского. Автор предлагал тогда два названия — «Он икинчи кечэ» (Двенадцататая ночь) и «Не истесен, тапарсан» (Все, что хочешь, найдешь).
В апреле 1946 года комедия была поставлена в ту пору молодым режиссером, ныне покойным народным артистом Мехти Мамедовым на сцене театра им. М.Азизбекова. Спектакль пользовался огромным успехом и продержался на сцене театра вплоть до 1956 года. Статьи в местной и центральной печати одобрительно отзывались о переводе и постановке.
Азиз Шариф всвоей рецензии по поводу постановки комедии подробно отмечал удачную работу переводчика: «Следует отметить, что переводить это произведение крайне трудно, т.к. здесь по сравнению с другими произведениями Шекспир употреблял слова с различной нагрузкой, метафоры, соответствия. Найти им соответствия в другом языке представляет для переводчика большие затруднения. Однако спектакль показывает способность переводчика избежать эти трудности и умение найти соответствующие языковые и стилистические возможности для комедии Шекспира».
Действительно, удача в передаче столь интересной и, безусловно, сложной для перевода шекспировской комедии была залогом успеха и творческого коллектива театра. В другой статье этого же автора отмечалось, что постановка «Двенадцатой ночи»,— творческая удача театрального коллектива, создавшего сложный ансамбль. Театру удалось передать обаяние комедии, ее прездничный колорит.
Местная и центральная печать широко комментировала рождение еще одной сценической постановки. Особое внимание привлекала режиссерская работа Мехти Мамедова, для которого «Двенадцатая ночь» была первой шекспировской пьесой в его деятельности постановщика. Как отмечали многие критики, он сумел создать спектакль, напоминающий шекспировский театр. А.Туганов считал спектакль «значительным и ценным вкладом в шекспировский репертуар театра». Такая творческая удача была обусловлена, конечно наличием добротного перевода, интересным сценическим решением пьесы и великолепным актерским исполнением.
Один рецензент в журнале «Театр» в 1948 г. отмечал, что азербайджанскому театру наиболее удалась лирическая линия комедии: «…это спектакль, в котором есть торжество верности Виолы, ибо у вас замечательная Виола (исполняла Барат Шекинская). В этом не может быть никаких сомнений. Мне пришлось видеть очень много Виол, и Виола вашего театра одна из лучших Виол. У нее мужество очень хорошо сочетается с женственностью. Это прекрасная шекспировская роль, превосходно сыгранная. Тут есть начало женственности, смелости, энергичного характера, в сочетании с женственностью, со свежестью, темпераментом. Это создает в спектакле тему Виолы. Виола все побеждает на пути к своему счастью».
Действительно, актриса Барат Шекинская, создавая своеобразный обаятельный образ подлинно шекспировской Виолы пользовалась огромным успехом у зрителей и была высоко оценена критикой. Вторая линия спектакля — комедийная, по мнению критиков, литературоведов и театроведов, уступала лирико-романтической линии.
Важным событием, сказавшимся на дальнейшем развитии азербайджанской шскспирианы. явилась постановка в конце 1940-х годов на сцене театра им. М.Азизбекова трагедии «Отелло». Постановка» осуществленная Адилем Искендеровым, по переводу Джафара Джабарлы, открылась премьерой в мае 1949 года.
Общественность столицы Азербайджана с нетерпением ждали спектакля. Как осуществится эта новая интерпретация вечной темы? Ведь то была не первая встреча с трагедией «Отелло». Сможет ли зритель полюбить и понять нового Отелло? Эти вопросы широко обсуждались на страницах республиканской печати.
Один из известных исследователей и знатоков западноевропейской литературы А.Султанлы (1903-1961) в своих статьях, посвященных шекспировским постановкам и переводам, анализировал наследие великого гуманиста, указывая на необходимость правильного прочтения в Азербайджане идейной и философской сущности произведений Шекспира.
Султанлы подробно разбирал игру актерского коллектива и работу режиссера, усматривал успех именно в том, что азербайджанская интерпретация Шекспира придерживалась критериев передовых русских дореволюционных театров. Действительно, постановка А.Искендерова явилась новым этапом в истории театра. Султанлы подчеркивал, что спектакль достоин высокой похвалы.
Высоко оценивал эту интерпретацию шекспировского шедевра и Джафар Джафаров, считая, что трагедия правильно трактуется как «крушение веры в человека, в идеал, в чистоту природы».
По материалам книги У.Бадалбейли