«Хафт Джэм» («Семь кубков») — это произведение азербайджанского поэта Физули, известное литературе Ближнего Востока под названием «Саги-наме» («Книга виночерпия»), было написано на персидском языке в форме месневи (стихи рифмованные по полустишиям, каждый стих на особую рифму).

«Хафт джэм» по своей композиции напоминает поэму Низами «Хафт пейкер» («Семь красавиц»).

Когда поэт (Физули), пробудившись от мрака невежества, стал смотреть на мир глазами мудрости, то ему очень понравился кабак (т.е. орден суфиев), и он начал верить, что содержатель этого кабака самый совершенный наставник.

И когда он жалуется на притеснения и гнет эпохи, то один старец говорит ему, что узел, образовавшийся на нитке желания, есть ум. И чтобы избавиться от горя, он избавит его от ума. И он советует ему приложившись к вину, начать пить его в воскресенье, а отрезвиться в будущее воскресенье. Если понадобится золото, то обратиться к Солнцу; если начнет пить в понедельник и аскет запретит ему пить, то обращаться к Марсу; если в среду захочет пить, и на пирушке понадобится веселый и остроумный собеседник, то позвать Меркурия; если в четверг он возьмется за бокал и захочет понять все, что придет на ум, то спрашивать о них у трезвого и бдительного Юпитера; если же в пятницу захочет пить и понадобятся ему музыканты и певцы, то позвать Венеру; а если в субботу захочет уберечься, то назначить Сатурн в караулы.

Обратившись к виночерпию, поэт просит у него вина, чтобы утопить в нем всю свою печаль. Он считает «огненную жидкость бальзамом от всех недугов», называет живительное вино «разрешающим трудности», чудесной силой, развязывающей языки.

Как видно, Физули рассматривает вино как средство, рассеивающее горе и печаль, «уничтожающее ржавчину сердца» и «мазь от сердечных ран».

Поэт пьет первый бокал вина вместе с флейтой. Они поверяют друг другу свои печали:

О, высокий венец людей печали,
Отчего ты желтая, объясни волнение,
что в твоей душе?
Скажи мне,
что за горестные стоны у тебя,
Что за слезы катятся
по твоим поблекшим щекам?

И флейта, открыв ему свои душевные тайны, жалобно говорит: «В мире небытия я была свободна от печальных забот. И злой рок, завидуя моему покою, поверг меня в бедствие. Дуновением ветра пришло в движение мое существо и оно сотворилось, я установила дружбу с огнем, я выросла из земли, посредством воды приобрела себе усладу и наслаждения. Я вытянулась и мой стан сделался стройный, я проводила такую безоблачную жизнь. Подобно купцам я ткала шелка, подобно богачам я завязывала дирхемы в узел. Но я не ведала судьбы и была гордой. Она сглазила меня, и мой светлый день превратился в мрачную ночь… В это время друзья стали мне врагами. Ветер, который своим дуновением ласкал меня, сломил мой стан. Вода отказалась поить меня, она причинила мне массу неприятностей. Земля похитила у меня сердечный покой и то, что она давала прежде, потребовала назад. От всех этих страданий сердце мое наполнилось горем, и мое лицо пожелтело».

Поэт реально изображает явления природы, связывая их с событиями в человеческом обществе. Показывая роль воздуха, воды, тепла и земли в процессе роста тростника, он говорит вновь об их роли и процессе его уничтожения, намекая тем самым на те, что и друзья в людском обществе в беде могут стать врагами. Он говорит об эволюции событий и объясняет явлениями природы общественные отношения.

Однако флейта утешается явлением, которое она наблюдала сама: «Крестьянин получает с виноградника вино, а взамен дает ему воду, виноградник же от садовника получает воду, а взамен дает ему сладкий нектар…»

И поэт устами флейты восклицает, что нельзя избегать «изменчивости явлений»:

Никто не избегал
изменчивости явлений,
Это колесо небосвода
всякому дано извечно.
То, что приобрел каждый,
не пропадает, останется,
Кто что посеет,
то и пожнет неизбежно.

Второй бокал вина поэт пьет на веселой пирушке, устроенной вместе со свечой, вином и кебабом. Здесь поэт обращается к бубну и спрашивает о минувшем прошлом этого видавшего виды старины:

Открой свою душу, выложи тайны,
говори обо всем,
Расскажи-ка нам,
где же остались падишахи?
Что же стало
с мечтой Фиридуна с Кеем?
Кто выбил из рук Джемшида
его полный кубок?
Помирились ли они, или и ныне
они в состоянии вражды?

Обращаясь с этими вопросами, поэт пытается определить судьбу человека в лице давно минувших царей. Он выдвигает уже извечно волнующий вопрос: «Что делается с человеком после его смерти?»

И сам отвечает на этот вопрос:

Эта сокровищница, эта жемчужина,
откуда знаешь, зачем,
Откуда знаешь,
что все это — для покоя?
Выбрось из сердца все,
что относится к миру,
Не причиняй вреда
ни себе ни другим.

Поэт, говоря о т0м, что цари, в прошлом дравшиеся между собой «из-за царства, честолюбия и славы», теперь, после смерти, «с трудом переносят горе», призывает своих современников оглянуться на прошлое и вывести назидание из уроков истории.

Третий бокал вина поэт пьет с таром. Он пытается узнать о горестях тара, который на этой пирушке рыдает и стонет. И тар, разлученный со своим покровителем, поверяет ему о печали разлуки. Он жалуется на жестокость судьбы. Он повествует о перенесенных страданиях, о пережитых печальных днях, о пройденных дальних дорогах и возвращении в свое подлинное состояние.

Так поэт, вдохновляясь проникновенной песней тары, высказывает мысль о неизбежном возвращении вещества в прежнее свое состояние:

Един обряд порочного мира
с самого начала,
И если хорошенько подумаешь,
он и до конца таков.
И люди сведущие знают сейчас,
что это именно так,
Что слово «слияние»
всегда рождалось от разлуки.
Разлучив друзей,
небосвод причинил им страдания,
И наступит день,
когда он снова их сведет воедино.

Собираясь устроить пир в четвертый день, поэт слышит чудесные звуки уда (род струнного инструмента) и приходит в неописуемое волнение. Он спрашивает о сокровенном смысле мелодий, льющихся из-под струн уда. Он пытается постичь причины необъяснимого явления: как может поведать о вено трепещущей живой душе такой безжизненный инструмент как уд?

И уд признается ему в полном своем неведении о песнях, которые он поет людям:

С первых же дней, когда я,
уже готовый, появился
Был поставлен в моей душе голос,
он и напевает.
Я так и не узнал,
что сделали они со мной,
Зачем и отчего
меня они устроили.
Не от меня, конечно,
исходят эти любовные стоны,
Спроси лучше у мастера,
тот тебе объяснит о моем возбуждении.

Услышав это, поэт в метафорической форме раскрывает тайну бытия:

В сей мастерской и я и ты
— инструмент, о друг,
Далекие от ремесла,
чужие творения я с тобой, о друг.

И Физули, как сын своей эпохи, невольно приходит к признанию основы мусульманской религии — монотеизма.

Он пьет пятый бокал уже с тамбуром,
То стоял на ногах, то нагибался,
То преклонялся перед небом, то отступал, —

… так говорит поэт, и во время намаза (молитвы), когда он поверяет богу о своих тайнах, до его слуха доходят звуки тамбура, которые из его души уносят пылкость повиновения: поэт раздражен и осыпает тамбур упреками:

И я спросил его: о демон,
возбудитель разных бед.
Перестань, не будь, как неверный,
причиной ада.
Коварную сеть расставили струны,
что на твоем грифе,
Сеть оплетает птичку
из сада сердец.
Ты завязал свою талию
по меньшей мере сотней струн,
Чтоб вырвать с любого сердца
слова повиновения.
В какую-бы душу
не переместилась твоя душа,
Исчезло из той души
повиновение аллаху.

И поэт призывает тамбур помолиться создателю, а тамбур дает поэту весьма логичный ответ: «Не отвергай меня, хоть ты и не помогаешь мне, но не отвергай. Поскольку есть надежда на отпущение грехов, то не логично бояться греха!».

Этой последней фразой поэт, опираясь на мусульманскую религию, оправдывает музыку, отвергнутую исламом, и восстанавливает ее правоту.

Такое же оправдание содержится и в одной из касыд поэта: «Если у меня все роды повиновения… То зачем мне просить о грехоотпущении?…»

Эту же мысль Физули защищает в поэме «Бенг-у-Бадэ» и тем самым создает себе лазейку для свободного выражения мыслей, противоречащих шариату, религии.

Шестой бокал он пьет на пирушке, которая оживлена игрой на лире. Видя, как лира в руках прекрасной исполнительницы льет волшебные звуки, поэт приходит в изумление.

Он спрашивает ее, какими путями она дошла до своего любимого. Поэт говорит о позоре влюбленных и ищет пути к слиянию с ней. Лира же дает ему понять, что она прошла все пути, и за то что она никому не говорила о пережитых страданиях, она принята своим возлюбленным.

Сделав из этих слов лиры вывод, поэт обращается к певцу:

И ты, о певец, спой
и бери пример с лиры,
Зачем тебя пленили деньги,
скажи, что за нужда?
Объясни же мне,
что общего у влюбленного с деньгами?

Седьмую пирушку поэт проводит с мутрибом (музыкантом-певцом). Мутриб манерой пения и содержательным словом превосходит очарование саза. Поэт спрашивает о корнях этого превосходства, мутриб объясняет его «духовной благодатью». Он говорит о зависимости от человека музыкальных инструментов, с которыми поэт делился мыслями на прошлых пирушках:

О друг, внемли сердцу друга
всегда о своих тайнах,
Не раскрывай флейте своих тайн,
храни из в глубине сердца.
Ее уста вечно раскрыты
и разболтать могут всякий бред.
Избегай бубен, он и знает лишь
стонать да вздыхать,
От одной пощечины он готов
разболтать миру чужие тайны.

Не посвящай и арфу в тайны,
не делай ее поверенной сердца,
Ибо кто покрутит ей колок,
она тут же растрезвонить всем.
И тамбуру не раскрывай тайны,
поскольку через него
Узнает твои тайны тот,
кто лютый тебе враг.
И от лиры будь подальше,
не предавай ей тайн, избегай ее.
И не говори ей ничего,
смотри, у нее ведь сто языков…

Мутриб выводит из своих слов умозаключение, что безжизненные люди не могут хранить тайны и потому нужно оберегать их от посторонних людей. Выражая свои мысли устами музыкальных инструментов, Физули показывает противоречия жизни и вместе с тем, свое отношение к жизни.

По материалам книги Г.Араслы