Как-то раз, известный азербайджанский поэт Микаил Мушфиг (1908-1938) прогуливался с женой Д.Ахундзаде около скверика М.Ф.Ахундова в Баку.
«Вот в этом доме живет мой самый лучший друг, писатель Мехти Гусейн. Он недавно женился. Давай заглянем к ним, они о тебе знают и будут нам очень рады…,» — показал рукой Мушфиг на высотное здание.
Д.Ахундзаде вспоминала: «Трудно было отказаться от такого приглашения, и вот — мы уже в гостях у Мехти и Фатьмы ханум. Прислушиваясь к разговору, я обратила внимание, что у Мушфига нет никаких «секретов» от них. Казалось они всю жизнь росли вместе, одинаково делили горести и невзгоды и знали друг о друге все: вплоть до привычек. Мехти в этой дружбе мне показался старшим, Мушфиг внимательно прислушивался к его замечаниям. A Фатьма ханум удивила меня еще больше: она наизусть знала все стихи, которые Мушфиг посвятил мне. И так крепко она их держала в своей памяти, что много лет спустя, подготавливая в 1956 году «Избранное» Мушфига, я с ее уст переписала некоторые лирические стихи, забытые мною.»
Мехти Гусейн попросил Мушфига почитать новые стихи: тот, казалось, только этого и ждал.
«Фатьма ханум и я сидели на диване и слушали, затаив дыхание, читающего стихи поэта и неторопливо, со знанием дела анализирующего их — прозаика. Мы засиделись в тот день допоздна…,» — вспоминала Д.Ахундзаде.
Мехти Гусейн (1909—1965) позднее стал известен как писатель, критик и драматург, публицист. В 1964 г. ему было присвоено звание Народного писателя АзССР.
Уже после смерти М.Мушфига, он вспоминал: «Представьте себе двух молодых людей, сидящих в маленькой, небогато обставленной комнате друг против друга. Один из них — хозяин дома — страстный любитель литературы, другой — молодой поэт. Гость читает свои новые стихи: глаза его искрятся; моментами он слегка приподымается, то встает и снова садится, то вдруг хлопает по плечу собеседника, хватает и трясет его руку. Но это не вызывает удивления у хозяина дома; весь — слух и внимание, он попросту не замечает «странностей» своего гостя. Нет, это были не странности. Это была переполненность жизнью, перехлестывая через край. Она требовала движения, жестов, слов, таких слов, которые захватывали и овладевали всем существом того, кто произносил их, и тех, кому они адресовались. Молодые люди, сидящие друг против друга, это — поэт Микаил Мушфиг, а слушатель его — я…»
Писатель рассказывал, что они подружились еще будучи студентами вуза.
«Хотя и учились на разных факультетах, но в общежитии койки наши стояли рядом,» — говорил М.Гусейн.
Он рассказывал, что еще в студенческие годы и позже он внимательно следил за творчеством М.Мушфига, был редактором многих его книг.
«Я любил его, пламенного и талантливого поэта очень склонного к романтизму и высокой патетике. Поэт всегда стремился быть правдивым и искренним в своем творчестве. Мушфиг всей душой любил наш народ, Родину, Советское государство, великую Коммунистическую партию. Он был патриотом в высоком смысле этого слова. Он прожил недолгую жизнь. Но каждый год, каждый день его были исполнены стремлением как можно больше увидеть и узнать, сделать для себя как можно больше «открытий»,» — рассказывал М.Гусейн.
Он вспоминал, что «детские и юношеские годы поэта прошли в нужде. Он торговал на улицах Баку папиросами, ирисками, чтобы иметь возможность учиться, приобретать школьныe принадлежности.»
«Многих усилий стоило ему завершить начальную школу и поступить в педагогический техникум. Мушфиг не случайно пришел в литературу. Его влекло к ней не желание славы, почестей. Поэту нужно было много, очень много сказать своему народу. Он мечтал быть запевалой талантливой азербайджанской молодежи, которая благодаря великой заботе Советской власти вышла на большой простор жизни и творчества, он хотел стать певцом своего народа. И поэт достиг своей цели,» — говорил Мехти Гусейн.
«Он создал ряд первоклассных поэтических произведений, оставшихся в наследство благодарному читателю. Мушфиг ставил перед собою большую цель, и счастье его было в том, что он шел к ней, к этой цели, трудным, не лишенным ошибок и заблуждений, но честным путем. Он хотел создавать такие произведения, которые помогли бы народу в его историческом творчестве, в строительстве новой жизни на новых началах,» — отмечал писатель.
Мушфиг понимал, что:
Наше искусство — это борьба,
Наше искусство — это познанье,
Это подчас — боевая труба,
Это подчас — заревое сиянье,
Шепот влюбленных и лозунг масс,
Зимняя стужа и вешний сад…
Разве посмеет сравниться с ним
Искусство чужого класса?!
По мнению М.Гусейна, поэтическому дарованию Мушфига была совершенно чужда созерцательность.
«Он не мог взирать на людей и события со стороны. Ему всегда нужно было быть среди людей, в самой гуще событий. Поэтому он никогда не знал покоя, а тем паче самоуспокоенности. Наоборот, он всегда был в тревоге: не отстать бы от жизни не притупилось бы чувство времени,» — говорил писатель.
М.Гусейн вспоминал, что при всей своей любви к фольклору, поэтическим преданиям старины для Мушфига ничего не было ближе и дороже поэзии жизни и труда современника.
«В строительстве новой жизни, в созидательном труде наших людей он видел основу их благополучия, счастья. И потому эта тема всегда была в центре его внимания. Ей посвящены такие замечательные произведения Мушфика, как «Тоска по Мингечауру», «Песня о Тертергэсе», ряд прекрасных песен и баллад. Поэзия Мушфика — это прежде всего пламенное, проникновенное слово, всегда глубоко волнующее, оно должно стать достоянием самого широкого круга читателей,» — говорил М.Гусейн.
По материалам книги Д.Ахундзаде