Известный азербайджанский журналист Осман Мирзоев (1937-1991) был одним из тех, кто трагически погиб в ноябре 1991 года в вертолете, в котором летели высшие государственные чиновники Азербайджана и четверо журналистов, сбитом вблизи села Гаракенд в Нагорном Карабахе.
За несколько лет до смерти, Мирзоев написал книгу, где многое рассказал о своих годах работы журналистом. А рассказывать было что.
В 1956 году после окончания школы он поступил на отделение журналистики филологического факультета Азербайджанского государственного университета имени Кирова. Ещё, будучи студентом факультета журналистики, он начал сотрудничать с газетой «Молодёжь Азербайджана». Он начинал как переводчик, и вырос до должности ответственного секретаря газеты. С 1968 по 1990 год Мирзоев работал в газете «Вышка», где прошёл путь от заведующего отделом партийной жизни и пропаганды — самым важным отделом газеты, определившим творческую политическую стратегию журналиста до ответственного секретаря, а позже с 1978 года — заместителем редактора. По инициативе Мирзоева при редакции газеты «Вышка» была создана, и на протяжении нескольких лет действовала школа рабкоров.
Мирзоев как профессиональный журналист проявил себя не только в прессе, но и на телевидении. Он был одним из основоположников первой общественно-политической, художественно-публицистической передачи на азербайджанском телевизионном пространстве — передачи «Далга». Мирзоев принимал активное участие в общественно-политической жизни Азербайджана не только как журналист, публицист и педагог, но даже принимал участие в парламентских выборах 1991 года. В том же году, его не стало.
В упомянутой книге, Мирзоев в частности рассказывал об Имаме Мустафаеве (1910-1997) — Первом секретаре ЦК КП Азербайджанской ССР. В 1988 году, Мирзоев провел с Мустафаевым несколько дней, велись многочасовые беседы.
Когда Мустафаев работал первым секретарем ЦК, Мирзоев был студентом университета. Прямого общения у них, конечно, не было.
Мирзоев писал: «… хорошо помню, как один сокурсник, выходец из Агджабединского района, доверительно передал мнение своего отца — председателя колхоза — о первом секретаре: «Какой-то странный секретарь. Разговаривает с председателем как бы на равных. Слишком уж мягкий. Но есть и достоинства. Ему один и тот же участок дважды не покажешь, сразу разоблачит». Мне это необычное мнение запомнилось надолго. Известный в республике председатель колхоза — а колхоз «Красный Азербайджан» был в те годы в зените славы — удивлялся, что «первый» демократичен, находил, что это «слишком». Совсем другое, когда «киши» (так называли М.Д.Багирова) приезжал. От страха ноги тряслись».
Мирзоев отмечал, что при всей ровности течения жизни судьба Имама Мустафаева совершенно четко распадается на три очень разных периода. Если соблюдать хронику биографии (а это для человека очень важно, ибо жизнь — не кино, судьбу не перемонтируешь), то начинать нужно с того, кем он был до 1954 года, когда его избрали первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана.
В одном из томов Азербайджаской Советской Энциклопедии отмечалось, что Мустафаев в конце 1930-х годов с должности замдиректора АзСХИ в Кировабаде (Гяндже) был переведен в Баку на должность первого заместителя республиканского Комитета госконтроля.
Такой скачок в биографии вызвал массу вопросов: за какие заслуги? Был любимцем Багирова? Отличился в репрессиях 1937-го года? Как отказалось, в период репрессий, посадили слишком много людей. Надо было заполнить кадровый вакуум. Всюду поспешно искали молодых людей, способных «тянуть лямку». Имам Мустафаев оказался ко двору. Выходец из крестьянской семьи, в пять лет потерял мать, в семь — отца, не имеет родственников в сфере руководящих политработников и тем более за рубежом. Правда, пока лишь кандидат в члены партии. Но, главное — «тянет». Потому вскоре дали ему еще и управление агрохимии и механизации. Начальник двух управлений одновременно.
И.Мустафаев вспоминал: «Все так, все было. Много светлых умов потеряла республика. Но трагедия могла бы иметь меньшие размеры…»
Он вспоминал и отдельные эпизоды тех лет:
— В 1937-м году арестовали одного из преподавателей АзСХИ. В мае 1938-го Мустафаева, замдиректора вуза, неожиданно вызвали в горотдел НКВД. «Знаете этого человека?» Показали на преподавателя. Как не знать! «Что можете о нем сказать?»
— Идейный товарищ, хотя и беспартийный. Сын революционера. Пользуется авторитетом.
— Отец его враг народа!
— Мне это неизвестно.
— А его завербовал преподаватель Пепинов, брат врага народа.
— Это исключено. Он человек более авторитетный, чем Пепинов.
Долгий был разговор, и на высоких тонах. Но тем не менее через несколько часов преподавателя освободили.
— Или другой эпизод. Судили очередную группу. Был среди них и Гаджи Поладзаде, бывший начальник одного из управлений Наркомзема, отец первого замминистра Министерства мелиорации и водного хозяйства СССР. Многие заведомо смирились со своей судьбой, признались во всех грехах, просили прощения. А Поладзаде из обвиняемого превратился в обвинителя: «И чертополох, который вырастет на наших могилах, будет обвинять вас в подлости». В результате почти всех товарищей Поладзаде по скамье подсудимых расстреляли, а он лишь получил срок. Отсидел его, застал смерть Сталина…
**********
Потом был Иран. Надо было нейтрализовать соседа, где до войны и в начале войны слишком сильна была пронацистская пропаганда. Секретарь ЦК Азиз Алиев и зампред Совнаркома Мехбала Амирасланов являлись членами Военного совета Закавказского фронта, находились в Тебризе, а Имам Мустафаев, старший батальонный комиссар, возглавлял группу политработников в Урмии.
В начале 1950 года Мустафаева, тогда еще всего лишь кандидата наук, избрали академиком АН Азербайджанской ССР. Хотя он и не подавал заявления, не представлял списка работ. В то время такое было.
В 1954 году И.Мустафаева избирают первым секретарем ЦК. Как это произошло? После разоблачения Берии отношение к М.Д.Багирову резко изменилось. Все догадывались: наступает конец его власти. С 1952 г. Мустафаев уже являлся секретарем ЦК по сельскому хозяйству (хотя один год возглавлял вновь образованный и вскоре закрытый Гянджинский обком). Первым секретарем ЦК числился Т.Якубов, «тень М.Д.Багирова».
В конце декабря 1953 года Мустафаева срочно вызвали в Москву. Принял его сам Хрущев. — Такой молодой, а уже академик? Так началась их первая, но недолгая беседа. «Будем рекомендовать вас в первые секретари», — сказал в заключение Хрущев.
«Почему именно его? Я думаю так: по аналогии, по своему образу и подобию. В ту большую политику, которую начал проводить Хрущев в масштабах всей страны, в Азербайджанской партийной организации наилучшим образом вписывался, пожалуй, Мустафаев: уже являлся секретарем ЦК, демократичен, в событиях тридцатых годов не виновен. К тому же академик-аграрник. А бедственное положение села, как известно, было не из последних забот Хрущева», — писал Мирзоев.
Двадцатый съезд, состоявшийся в Баку 12-16 февраля 1954 года, впервые и единственный раз в истории Компартии Азербайджана признал деятельность ЦК за отчетный период неудовлетворительной. Было очевидно: намечается резкий отход от прежних методов руководства. Но это не всем было по душе. 64 из 589 делегатов проголосовали против Мустафаева, которому предстояло возглавить новый курс. Такая сильная оппозиция против первого — тоже исключение. На следующем съезде против Мустафаева проголосовало всего два делегата. На ответственном посту Мустафаев проработал пять лет.
Когда Мирзоев решил коснуться наиболее важных вопросов, которые Мустафаеву пришлось решать на этом посту, ответ его удивил. Первым был — вопрос о воссоединении Азербайджана.
«Я видел Иран, видел муки азербайджанцев при шахском правлении. Всегда считал неестественным разделение Азербайджана на две части в итоге военного конфликта двух могущественных соседей», — вспоминал Мустафаев.
Путь к этому воссоединению он видел в усилении содействия Демократической партии Азербайджана (Иран), находящейся в подполье, и ее ЦК в эмиграции. Но попытки Мустафаева помочь южноазербайджанским революционерам не нашли поддержки «сверху».
Первые годы после смерти «великого вождя» все воспевали Сталина по инерции. Но XX съезд открыто поставил вопрос о культе личности. Из лагерей стали возвращаться уцелевшие «враги народа». В печати появились ранее запрещенные имена Рухуллы Ахундова, Мирзы Давуда Гусейнова, Алигейдара Караева, Газанфара Мусабекова, Гамида Султанова, писателей Гусейна Джавида, Микаила Мушфига, Сеида Гусейна…
У руководства республики появились, пусть и по хорошему поводу, дополнительные, зачастую неожиданные заботы. Вернувшихся нужно обеспечить жильем, работой. А что делать, когда требуют дать именно свои квартиры, те, откуда их забирали? Ведь в них живут другие люди, как правило, не причастные к репрессиям.
Вернувшиеся требовали немедленного наказания всех, кто их «отправил». Да, надо наказать виновных. Но нужно время для расследований. Не судить же опять «двадцатиминутными судами», как в те тридцатые годы? Не все ведь виноваты в одинаковой степени. Нельзя жить одной только злобой — око за око. Кто-то требовал вернуть его на прежний ответственный пост. «Хочу доказать, что есть еще порох в пороховницах…». Развернувшаяся было работа по реабилитации жертв сталинских репрессий не получила логического завершения. Не стали ворошить дела, в которых были замешаны Хрущев, Суслов, Микоян, еще остававшиеся у руководства страной.
Большое место в заботах первого секретаря занимали вопросы развития орошения в Азербайджане. Была поставлена сложная задача — двинуть орошение по всему Азербайджану. Строительство Верхне-Карабахского канала началось еще до первосекретарства И.Мустафаева. Но при нем же оно успешно завершилось. Именно в эти годы проложили Верхне-Ширванский канал, довели до Абшерона Самур-Дивичинский канал, построили Баграмтапинское и Джейранбатанское водохранилища.
Мирзоев и Мустафаев разговаривали о сельских дорогах, и о культуре на селе, о длинном ряде нерешенных проблем в то время.
Среди своих забот на посту первого секретаря Мустафаев в особую статью выделил укрепление и развитие братских связей с соседними республиками, особенно с Дагестаном. С Дагестаном отношения были непростые. Почти все годы войны первым секретарем обкома здесь работал Азиз Алиев. Человек справедливый, совестливый, он пользовался уважением населения. Но потом все испортил М.Д.Багиров. Его нападки на, Шамиля, на мюридизм сильно задели дагестанцев.
Мустафаев вспоминал: «… у Багирова была семикомнатная квартира в Москве, на Кропоткинской улице. Весь последний этаж в доме КГБ. Берия устроил. Однажды председатель Совмина Теймур Кулиев, постпред Ислам Исламзаде, министр сельского хозяйства Ильяс Абдуллаев и я были свидетелями, как в соседней комнате первый секретарь Дагестанского обкома Абдурахман Даниилов просил Багирова не трогать, Шамиля — любимца дагестанцев. А Багиров, по-барски расхаживая в шикарном домашнем халате, цинично твердил: «Нет у меня дела до вашего, Шамиля, мои претензии к моему академику Гейдару Гусейнову, автору книги о мюридизме».
При Мустафаеве братские взаимоотношения с дагестанцами восстановились, частым стал обмен различными делегациями. По просьбе друзей — два азербайджанских академика переехали в Махачкалу на постоянное жительство. А вскоре посмертную реабилитацию получил и Гейдар Гусейнов. Были сняты все претензии к его книге «Из истории общественной и философской мысли в Азербайджане XIX века».
В июле 1959-го пленум ЦК освободил Мустафаева от высокой должности. Претензий было много: «не обеспечил», «не добился», «зазнался»… Позиция Мустафаева пошатнулась как пошатнулась позиция Хрущева. Напомнили где надо, как Мустафаев возражал Хрущеву, когда тот по сути приказал все МТС срочно превратить в РТС. «Соригинальничал» и когда создавали совнархозы, сохранив Министерство нефтяной промышленности. Даже Украина ликвидировала свое Министерство угольной промыленности, а Азербайджан, видите-ли, сохранил.
Словом, Президиум ЦК КПСС рекомендовал, и пленум ЦК Компартии Азербайджана освободил И.Мустафаева от обязанностей первого секретаря. Кстати, Мустафаев был первым партийным лидером в Азербайджане, который поставил вопрос об использовании азербайджанского языка в учреждениях и организациях.
В 1964-м он выполнил свой «должок» перед наукой, защитил докторскую диссертацию, получил профессора. С головой ушел в свои заботы селекционера. Разрабатывал, районизировал новые сорта высокоурожайной, устойчивой пшеницы.
О.Мирзоев вспоминал, что один из новых видов пшеницы Мустафаев назвал «Севиндж», а в дальнейшем также назвал свою дочь.
В детстве он видел голод, видел, как падали люди от недоедания. И решил всю свою жизнь посвятить тому, чтобы в каждом доме досыта был хлеб. Не случайно, после техникума поступил в АзСХИ. Деревенский парень не знал русской речи. А факультет не имел азербайджанского сектора. Поступил на русский, окончил вуз с отличием. В его кабинете в Институте генетики и селекции висели два портрета: Зардаби и Вавилова. Интенсивное занятие любимым делом помогло быстрее, без особых стрессов уйти с политической арены. Это оценили. В 1969-м назначили директором института, где он оставался до 1987 года.