Б.Абдулла

Одним из самых интересных и архаических жанров азербайджанского устного народного творчества является сынама (примета).

Как известно, в эпоху первобытного мышления люди были бессильны в поисках понимания природы большинства явлений окружающего мира, в своих попытках обобщить свои наблюдения.

Причину трудностей и препятствий, с которыми им приходилось сталкиваться в своей жизни, они выискивали в природе, в различных явлениях и предметах окружавшей их среды, усматривая в малейшем сходстве определенную внутреннюю связь, зависимость.

В азербайджанском фольклоре существовало много верований относительно зеркала, и одно из них было такое: зеркало использовалось против противника в бою, в качестве боевого снаряжения воина.

Например, по преданию, царь Джамшид всегда носил при себе зеркало, которое «отражало в себе предметы и события, происходящие во всем мире» (древний царь Джамшид обладал волшебной чашей (Джам-э-джам), с помощью которой он мог видеть все, что происходило в «семи мирах Вселенной»). Блеск, излучаемый этим зеркалом, ослеплял его врагов и тем не удавалось даже приблизиться к Джамшиду.

Как следует из других источников, Александр Македонский поручил Аристотелю изготовить огромное зеркало, которое по его приказу установили на самой высокой башне крепости в Александрии. С помощью этого зеркала полководец наблюдал за действиями во вражеском стане. Свое отношение к этому событию выразил в поэтической форме Низами Гянджеви:

Достигнув Искендерии,
Воздвиг он (Искендер) там державный престол,
Несколько дней в радости и пирах провел.
Он, как царь Кей-Хосров,
Свой престол перенес к тихим высям Сарира.
Приказал столп длинный водрузить в небо
На нем же приделать зеркало большое,
В зеркале этом на расстоянии месячного пути,
Был виден всяк, кто шел по морю.
Чтоб защищать престол от своего врага
Поставил часовых он у зеркала того.
Если в нём завидят сторожа врага
Тотчас же должны сообщить об этом государю.

Более того, согласно преданию, Александр Македонский, наводя зеркало на своих врагов, якобы уничтожал их его огнём. В высшей степени интересным представляется то обстоятельство, что рассмотренные явления точь-в-точь описываются в «Тысяча и одной ночи», являющейся своего рода монументальной энциклопедией восточного фольклора.

В одной из сказок этого литературного памятника говорится: «А что до зеркала судьбы, так вот тот, кто станет обладать им, сможет, если он этого пожелает, увидеть все страны, расположенные от Востока до Запада. Увидеть, не выходя за порог своего дома. Если, вдобавок ему захочется созерцать именно такую-то сторону, то пусть повернёт туда зеркало судьбы, тогда перед его взором, как на ладони, предстанут земля и люди этой стороны. Если же он разгневается на какой-то город и замыслит сжечь его, то для этого от него потребуется лишь подставить свое зеркало судьбы под лучи солнца и навести образовавшийся свет на этот самый город, как все постройки и дома этого города тотчас же обратятся в пепел».

В одной из узбекских сказок, «Абулгасым», герою удается одержать победу над злыми силами и бабой ягой с помощью зеркала, которое отражало в себе весь белый свет. Описанное явление встречается также в таджикском фольклоре.

Согласно ряду источников, сарматские воины, отправляясь в бой, подвязывали у себя на груди зеркало.

Некоторые исследователи фольклора полагали, что в песнях «Китаби Деде Коркут» зеркало, используемое отмеченным выше способом, именовали, помимо других названий, также и «ишыг» (свет).

В «Китаби Деде Коркут» слова «ишыг», «аг ишыг», «алтун ишыг», «конт ишыг» переводятся на русский язык В.Бартольдом, одним из самых глубоких толкователей текста этого памятника, как «шлем», «белый шлем», «золотой шлем», «крепкий шлем», то есть как «дебилге», что в переводе с азербайджанского на русский означает «шлем».

Азербайджанские ученые Г.Араслы и М.Тахмасиб, усилиями которых перевод В.Бартольда был подготовлен к печати, приняли такой способ перевода без каких бы то ни было изменений. Однако, если слово «ишыг» действительно означает «шлем», то что же в таком случае будет означать слово «тугулга», которое употребляет Гараджук Чобан:

Башындакы тугулганы не ойерсен, мере кяфир?!
Башымдакы (кечэ) беркимдже гялмяз мене.

(Что ты хвалишься своим шлемом, что на твоей голове, гяур?
По мне ему не сравнится с шапкой, что на моей голове.)

Как мы видим, В. Бартольд и это слово переводит как «шлем», Г.Араслы же отмечает в словаре книги, что слово «тугулга» означает «дебильге» (шлем).

Тем не менее, отмеченное выше некоторое несоответствие побуждает подойти к переводу указанных слов и, в частности, к значению слова «ишыг» с несколько иных позиций. Как известно, шлем есть вид боевого снаряжения, одеваемый на голову.

Теперь посмотрим, как об этом пишется в памятнике:

1) Алнында алтун ишыг, джуббеси йох.
2) Алын баша конт ишыгын урардым.

Из первого примера ясно видно, что «алтун ишыг» находится не на голове, а на лбу у воина. Пример этот приводится профессором М.Тахмасибом, одним из самых глубоких исследователей азербайджанских эпосаов, в следующем виде: «На нем алтун (в переводе с тюркского – золотой) ишыг, не джубба». Наличие в памятнике запятой перед словом «джуббеси», а, вдобавок, ещё и многоточия в последнем издании, приводит нас к выводу об отсутствии связи данного слова с ему предшествующи словом.

Из второго приведенного примера — «Подвязывал я ко лбу крепкий шлем» — также следует, что «конт ишыг» надевался не на голову. Его привязывали ко лбу.

В.Бартольд перевел «конт ишыг», как «крепкий шлем». Однако слово «конт» переводится на русский язык не как «крепкий», а как «денди», «фант», «щеголь», что на азербайджанском языке соответственно воспринимаются как «видный», «наряженный», «привлекательный».

Обосновав то, что «ишыг» выступает в данном случае в качестве одной из боевых принадлежностей, привязываемой ко лбу, таким образом, возникает сомнение в переводе данного слова как «дебильге» (шлем).

Как известно, в древности шлемы изготавливались главным образом из бронзы, как и зеркала. Нами приводились выше также подробные сведения относительно изготовления первых бронзовых зеркал. В создавшейся ситуации выглядит вполне вероятным факт, что эти самые бронзовые зеркала во время боя привязывались воинами ко лбу с тем, чтобы на время ослепить, ошеломить своего противника.

Кроме этого, право привязывать этот самый «ишыг» ко лбу было дано не каждому. Так, в «Китаби Деде Коркут» не все огузские джигиты, а лишь четверо из них – Бамси Бейрек, Кан-Турали, Кара-Чюкюр и его сын Кырк-Конук, — ходили с покрытыми лицами. Разрешение на ношение данного средства обороны предоставлялось удальцам и героям, предводителям племени за совершенные ими ратные подвиги, проявленную воинскую доблесть.

К тому же, «ишыг» надевался не всегда, а лишь во время официальных собраний, в бою. К примеру, в последней песни эпоса Бейрек, узнав об обмане и похищении его Арузом, говорит последнему о том, что знай он с самого начала о его подлых намерениях, вероломстве, не явился бы к нему так просто, без снаряжения. А пришел бы при всем своем воинском одеянии с оружием, привязав и свой «конт ишыг».

Все отмеченное выше, позволяет считать, что «ишыг» мог быть особым шлемом, отличавшимся от всех других: передняя часть его была отшлифована до зеркального блеска. Или же к шлему закрепляли зеркало.

Низами писал:

Зеркало из горна вышедшее,
блеском сияет,
Если же оно, увы, разобьется,
то сгодится для панциря.

Смысл приведенного примера истолковывается в поэме «Искендернаме» следующим образом: «Зеркала в старину изготавливались из отполированного металла. При потемнении его поверхности из него можно было сделать защитный панцирь.»

По книге автора “Азербайджанский обрядовый фольклор и его поэтика”