Г.Араслы

Великий азербайджанский поэт, гениальный мастер слова Физули является одним из выдающихся корифеев мировой лирики. Современники Физули почитали его как зрелого ученого и мастера поэзии той эпохи.

Когда Физули обрел славу мастера поэзии, его произведения стали читаться и изучаться далеко за пределами места его проживания. В частности, его наследием интересовались ученые и исследователи Западной Европы, Турции, России.

Конечно же свои заслуги в изучении литературного наследия Физули имеют и азербайджанцы. Еще в XIX веке Сеид Азим Ширвани, испытавший в своем творчестве могучее влияние Физули, поместил в своем тезкире лучшие образцы его произведений. Он с глубокой любовью отзывается о Физули, как о своем наставнике, и высказывает о нем свои суждения.

Интересные высказывания о Физули содержатся в статье выдающегося азербайджанского мыслителя М.Ф.Ахундова. Однако, увлекшись критикой газелей-творчества, потерявшего уже к этому времени свое былое значение, М.Ф.Ахундов допустил некоторый тенденциозный подход к наследию Физули.

Первые обширные сведения о творчестве Физули в XX веке даны литературоведом Абдуллой Суром (1883 — 1912). В журнале «Фиюзат» Сур поместил две статьи под заголовком «Некоторые взгляды на Физули», в которых он говорит о жизни и творчестве поэта.

В своих статьях А.Сур пытался уяснить поэтические особенности произведений Физули. Правда трудно в двух журнальных статьях не только осветить все наследие Физули, но даже раскрыть художественные особенности его изданных произведений. Поэтому статьи Сура страдают серьезными недостатками. Тем не менее они представляют известную ценность как первые шаги в этой области.

В первой своей статье А. Сур излагает биографию Физули, опираясь на тезкире, турецкие учебники и диван поэта; его внимание особо привлекает к себе язык произведений Физули. Он сравнивает его язык с языком турецких поэтов.

А. Сур получил образование в Турции и прекрасно знал турецкую литературу и турецкий язык. Он доказал, что Физули по языку — азербайджанец, хотя его, как поэта, он причислял к османской литературе.

А.Сур отмечает, что «в падежах и некоторых глагольных парадигмах в языке Физули чувствуются азербайджанизмы, что дает повод предполагать азербайджанское происхождение его предков».

Анализируя язык Физули, путем сопоставительного сранения с турецкой лексикой, он доказывает, что многие слова, употребляемые поэтом, бытуют только в азербайджанском языке, и в качестве иллюстраций приводит массу интересных и наглядных примеров из азербайджанской и турецкой лексики.

Сур впервые заметил текстуальные расхождения между изданными диванами Физули, он обратил внимание на некоторые языковые различия между литографскими изданиями Турции, Тебриза и Ташкента.

Печатание диванов Физули в равных местностях с допущением в них искажений, несомненно, было одной из основных помех перед исследователями творчества Физули. Весьма ясно ощущал эту помеху и А.Сур. Разбирая достоинство поэтического искусства Физули, он пытается в своей статье проанализировать стиль, афоризмы и формальные особенности его стиха; особенно стремится выявить поэтическое мастерство газелей.

Анализируя газели поэта, он приходит к такому заключению: «Не только в газельной литературе, не только в ту эпоху, но и в наше время не появился еще поэт, который сумел бы достойным образом подражать Физули. Он — старец изысканности, и все наши поэты вдохновлялись им».

А.Сур высоко ценит и прозу Физули, утверждая, что «самое блестящее, самое красочное в прозаических произведениях Физули — это «Шикаетнаме»; высоко ставит и его «Хадикет-ус-суада». Далее Сур особо останавливается на поэме «Лейли и Меджнун». Хотя он неверно устанавливает дату написания этой поэмы, однако, правильно определяет место, которое она занимает среди произведений, созданных на эту тему.

Таким образом, А.Сур, как исследователь, первый высказал в Азербайджане оригинальные мысли о творчестве Физули и своей статьей привлек внимание ученых к нему. Как известно, его статьи использовали Абдулла Шаиг в книге «Гюльзар», Фархад Агазаде в «Литературном сборнике» и т.д.

Другой азербайджанский исследователь Фиридун-бек Кочарли (1863—1920) начал свою «Историю литературы» непосредственно с Физули. Кочарли— один из исследователей, которые впервые выявили важную роль Физули в истории азербайджанской литературы.

Написав биографию поэта на основе его произведений, Кочарли выявил поэтов, творивших свои произведения под влиянием Физули, и пытался установить его место и в истории азербайджанской поэзии.

Определив самобытность творчества Физули, Кочарли указывает, что «он был возвышенным и проницательным поэтом и подобного ему не было ни до него, и в его время, и в поэзии никто не был его наставником, и ничье произведшие из великих писателей он не избирал себе за образец».

Далее Кочарли отмечает: «…что же касается азербайджанских поэтов, то большинство их, избрав путь своего почтенного наставника, в своих произведениях шло по его стопам, и некоторые из них, достигнув высшей ступени в этом подражательстве, приобрели величайшую искусность в технике стиха…».

Не случайно, что Кочарли предвидел, что многие поэты будут черпать для себя пользу из наследия Физули — «… влияние Физули будет еще долго сказываться в произведениях наших азербайджанских поэтов и от благотворного влияния его многочисленных стихов, животворных по силе своей, дарование наших поэтов еще больше воссияет, обретя большую силу блеска».

Это показывает что Кочарли сумел ощутить могучую силу творчества Физули, уловить в его творениях предельно искусное выражение своих задушевных чувств и мыслей. Поэтому Кочарли понимал и ценил наследие Физули гораздо правильнее, чем любой европейский востоковед.

Кочарли удалось определить причины бессмертия произведений Физули, огромной силы их воздействия. Он указывает на важнейшую особенность произведений Физули, заключающуюся в том, что в них гармонически сочетаются «чистые, неподдельные и естественные чувства» с философской мудростью, высоким интеллектом. Вернее, он ценит в творениях Физули унисон рации и интуиции, чувства и мысли, синтез высокой лирики и глубокой философии.

Рассматривая Физули как поэта человеческой души, Кочарли высоко ценит его глубокую эрудицию. Кочарли пишет: «Налицо две главные причины, в силу которых творения Физули будут еще жить долгие времена, сохранив свою свежесть. Первая причина заключается в том, что все его произведения зародились из недр чистых, неподдельных и естествешых чувств… Вторая же причина бессмертия поэзии Физули состоит в том, что она возникла из подлинного вдохновения посредством науки и опыта».

Кочарли рассматривает Физули как поэта человеческой души и высоко ценит его лирику: «Лирика Физули от начала до конца — любовная. Безразлично, какую бы вещь вы не захотели прочитать из его лирики — пожалуйста, прочтите, но при чтении, вы непременно ощутите всем своим существом силу ее чарующего воздействия, благодаря которому весь ваш внутренний мир как бы обновится и очистится. И ваша мысль и грезы вознесут вас высоко на вершину возвышенности, в мир одухотворений».

В то же время он вскрывает в произведениях Физули смысл глубокой скорби и ее социальные корни: «Большинство нетронутых жемчугов, рассыпанных из-под перлоносного пера горемычного Физули, подоно не столько весеннему дождю, льющемуся на лужайку веселя, сколько душеочистительным слезам, проливаемым плачущими глазами. Можно сказать, что Физули рожден для того, чтобы как тягач, тянущий лямку страдания, облегчить в людском мире тяжесть непосильного труда всех страдальцев и труженников, и посочувствовать бедствиям всех обездоленных и угнетенных людей».

Правда, Кочарли знал не все произведения Физули — одно и то же произведение Физули, например, «Письмо Нишанджи паше» или «Шикаетнаме», он принял за два совершенно разных произведения. Но, опираясь на доступные ему печатные произведения поэта, он сумел выразить новые и верные мысли, и в этом отношении труд Кочарли о Физули явился началом нового этапа в изучении его поэтического наследия.

Социальное содержание его творчества Кочарли понял гораздо правильнее, чем все востоковеды, писавшие до Кочарли, и чем многие из тех, кто писал после него.

С первых же лет революции 1917 г. молодое советское литературоведение выработало свое новое, подлинно научное отношение к литературному наследию гениального Физули. Известный азербайджанский педагог и поэт Абдулла Шаиг, автор учебников средних школ, изданных еще в то время, по-новому осмыслил литературное творчество поэта.

В противовес всем исследователям, утверждавшим, что касыды Физули будто занимают особое место в его литературном наследии, Шаиг выдвинув совершенно противоположный тезис и, приводя примеры из произведений поэта, направленные против властителей и их дворцов, он доказывал, что Физули был рожден вовсе не для панегирики.

А.Шаиг писал: «Он не рожден для панегирического стихотворства, и никогда не мог быть поэтом-панегиристом, ибо своим умом, знаниями и дарованием он был феноменом не только одной своей эпохи, он влиял и на последующие века. Он, конечно, великолепно знал, что такое касыда. Но его сердце наполнено ненавистью, а не уважением к сильным мира сего, которые ради корысти разрушали страну, сокрушали народ, заглушали его экономическую и культурную жизнь».

Пытаясь раскрыть социальное содержание творчества Физули, он пишет: «В ту эпоху, когда в царстве тьмы господствовала лишь грубая физическая сила, Физули, зная, что ни слово и ни разум, ни ум и ни талант не ценятся, все же не смолкал. Он говорил, что видел, он писал что чувствовал. Он тонко, остро бичевал грубое и невежественное общество, он говорил им в лицо об их же грубостях, мерзостях, он не только бросал им в лицо, но и плевал. Его «Шикаетнаме», точно характеризующее социальную среду и правильно отражавшее ее дикие и необузданные нравы, полно едкого смеха, острых и колких стрел, брошенных с ненавистью и презрением. А его саркастические восклицания вроде «Я дал салам, не приняли его, говоря, что это не взятка!» — живой художественный показ пороков современного ему общества, социальной среды. Чем глубже проникал он в жизнь, тем отчетливее видел весь ее внутренний и внешний облик; он стремился разъяснить своим современникам свое отношение, свой взгляд на жизнь и среду».

Выступая против попыток связать Физули с суфизмом, мистикой, Абдулла Шаиг пытается выявить социальный смысл поэтической скорби в его творчестве. Он показывает, что пессимистические настроения, свойственные творчеству Физули, носят не субъективный характер, а продиктованы, условиями общественной жизни.

А.Шаиг пишет: «Скорбь и печаль поэта, несомненно, порождены самой средой. Эта скорбь у Физули носит не личный, а общественный характер, и поэтому поэт никогда с ней не расстается. Он до самой смерти стонал под тяжестью этой скорби, волнений. Ни богатство, ни высокий сан и ни личное счастье не прельщали поэта, так тонко и метко разбиравшегося в пороках среды; он на все блага мира закрывал глаза и, кроме своей любви, ни перед чем не склонял головы; он стремился найти это богатство, сан, и всякую добродетель только в себе, и для того, чтобы суметь жить и удержаться в той неблагодарной среде, он выработал в себе нужный стойкий характер.»

Абдулла Шаиг стремится к правильному толкованию светских мотивов в газелях Физули и, наперекор тем, которые подходили к его творчеству с позиции суфизма, он показывает, как крепко и неразрывно связан Физули с жизнью. Приводя образцы его стихов, воспевающих всецело жизнь и земные чувства, он тем самым опровергает ошибочные утверждения о поэте.

Еще в 1925 году один из профессоров Азербайджанского государственного университета Бекир Чобанзаде в статье, посвященной творчеству Физули утверждая, что любовь поэта жизненна и реальна, выступил против тех, кто связывал его наследие с суфизмом.

Но в то время находились и такие литературоведы и критики, которые пытались в советской печати интерпретировать творчество Физули с позиции суфизма. В этом отношении весьма характерны статьи, опубликованные в 1925 году в журнале «Маариф ве медениет».

Они раздували до невероятности суфийско-религиозное влияние в творчестве Физули, пытались связать его только с суфизмом, религией и отрицали в любви поэта земные, жизненные начала. Но видные деятели литературы и искусства в своих статьях и высказываниях решительно защищали творческое наследие Физули, его бессмертные произведения.

Основоположник азербайджанской советской драматургии Дж.Джаббарлы в своих статьях и выступлениях высоко расценивал творчество Физули, в частности его лирику.

В статье «О М.Ф.Ахундове», развевая свои мысли, выдвинутые им еще в предыдущих статьях, Дж.Джаббарлы писал: «Физули вывел азербайджанскую литературу из арабско-персидских водоворотов, и в пустоте, окружавшей ее со всех четырех сторон, взвалил на свои могучие плечи вновь рожденную литературу, победоносно подняв ее до небывалых высот, предложил своей эпохе. И сегодня произведения Физули, написанные четыре «века тому назад, могут шествовать в первых рядах сентиментальной литературы всего мира».

Дж. Джаббарлы в основном правильно определил его наследие как памятник выдающегося, высокого искусства, тесно связанного со своей эпохой.

По материалам книги автора “Великий азербайджанский поэт Физули”