Гаджи Зейналабдин Тагиев — один из самых крупных предпринимателей и меценатов своего времени, он являлся также видным общественным деятелем, имя которого было широко известно далеко за пределами Азербайджана — как в Российской империи, так и на Востоке и в Европе.

Трудно назвать вторую такую личность в истории, которая, не занимая высоких должностей в государственной иерархии управления, не обладая рычагами власти, сыграла столь авторитетную роль в судьбе своего народа.

Недаром за Тагиевым еще при жизни закрепились такие неофициальные титулы, как «отец нации», «бог Кавказа», «гордость мусульманства» и др. Тагиева уважали, Тагиеву верили, к нему шли за помощью, за советом, к его мнению прислушивались. Этот авторитет, это безоговорочное влияние опирались прежде всего на почет и уважение, завоеванные общественно-полезными делами на благо развития, просвещения своих соотечественников.

Статус Тагиева и его авторитет в обществе обуславливали необходимость как для официальных властей, так и для деловых кругов, общественных деятелей, интеллигенции обращаться к нему за советом или помощью. Так было и в 1905 г., когда на Южном Кавказе вспыхнули межнациональные столкновения, вылившиеся в кровопролитие между армянами и азербайджанцами.

Жестокая расправа армян над бакинским жителем Ага Рзой Бабаевым 6 февраля 1905 г. произвела эффект разорвавшейся бомбы, когда напряжение в отношениях между двумя народами достигло максимального предела. Неоднократные провокации, чинимые армянами, убийства мирных горожан-азербайджанцев, усилившиеся с 1904 г., накаляли обстановку, и поэтому, как отмечалось в архивном документе, «весть об убийстве Бабаева пронеслась по всему городу, особенно по мусульманским кварталам с быстротой молнии и взволновала татарское население». (В документах той эпохи азербайджанцев называли татарами.)

В городе начались стрельба и убийства. В первый же день столкновений бакинский губернатор Михаил Накашидзе отдал распоряжение полиции, а также расквартированным в городе войскам и казакам восстановить порядок. Однако губернатор решил действовать не только силой, но и дипломатией.

В своем докладе 28 февраля 1905 г. он сообщил:

«…я, распорядившись, чтобы вся полиция была на своих местах, охраняя порядок, вызвал к себе двух влиятельных, почетных, пользующихся среди местного населения большим уважением лиц: одного мусульманина — Гаджи Зейнал Абдина Тагиева, а другого армянина — Амбарцума Меликова, которым передал все, что мне было известно по поводу убийства Бабаева, и, высказав им свое беспокойство по поводу дошедших до меня слухов, убедительно просил их собрать почетных и уважаемых горожан из армян и мусульман и вместе с ними успокоить население и не дать разгореться страстям. Тагиев и Меликов, по-видимому, хорошо поняли значение моего обращения к ним и выказали мне свою готовность исполнить… просьбу. Как оказалось потом, Тагиев и Меликов не исполнили этого поручения, по заявлению Тагиева, потому что ни сам Меликов, ни другие влиятельные армяне не пришли к назначенному времени для совещаний и совместных действий».

Стоит упомянуть один любопытный документ, малоизвестный широкой аудитории, из азербайджанских архивов. Речь идет о протоколе допроса Тагиева от 26 марта 1905 г., который вел следователь по особо важным делам Бакинского окружного суда Ляхович. Следует отметить, что к следственному делу об убийстве Бабаева и армяно-азербайджанской резне в феврале 1905 г. были привлечены в качестве свидетелей сотни человек — полицейских чиновников, гласных думы, рядовых горожан, и все они давали показания по поводу увиденного или услышанного накануне и во время резни.

Не составил исключения и Тагиев, тем более что он был исполнителем очень важной, хотя и не состоявшейся миссии по успокоению населения и воцарению мира. Несомненно, что если бы эта миссия имела успех, то конфликт можно было подавить, не дав ему разрастись до ужасной трагедии. Интересно, как сам Тагиев излагал поручение губернатора и его неудачный исход?

Обратимся к источнику:

«…6 февраля, сейчас же после убийства Бабаева, меня и Амбарцума Меликова пригласил к себе губернатор и, рассказав нам об убийстве Бабаева и арестанта-татарина сопровождавшими его солдатами, просил, чтобы мы собрали армянское и мусульманское духовенство, а также почетных лиц с обеих сторон и постарались примирить обе нации, т.к., по его мнению, эти убийства могут вызвать большую беду.

Выйдя от губернатора, я предложил Меликову сейчас же зайти ко мне и составить список лиц, могущих заняться примирением, для представления губернатору, который обещал собрать указанных нами лиц. Но Меликов, желая раньше пообедать, обещал зайти ко мне лишь в 5 часов того же дня.

Однако не явился и в назначенный им срок, а только протелефонировал, что зайдет ко мне для составления списка в 10 часов следующего дня утром, но и тогда он не пришел… Я нахожу, что с его стороны это был громадный промах, ибо, если бы духовенство и представители татарского и армянского общества 6 или даже 7 числа занялись примирением, то погрома бы не было, его можно было остановить вначале».

Тагиев был прав, ибо в первый же день резни была возможность пресечь ее в корне. Кстати, история несостоявшейся миссии Тагиева и Меликова дает ответ на два весьма важных вопроса, связанных с историей февральской резни.

Во-первых, инициатива губернатора Накашидзе привлечь влиятельных представителей двух враждующих сторон для успокоения опровергает армянскую версию о причастности губернатора и в его лице — царской администрации к организации резни и сознательном потворстве беспорядкам. Многочисленные архивные документы подтвердили несостоятельность обвинений, возводимых на Накашидзе.

Во-вторых, армяне в лице А.Меликова сами отвергли предоставленный губернатором шанс покончить с резней уже 6 февраля, и это невольно наводит на мысль, что столкновения на межнациональной почве не только были выгодны армянам, но и в значительной степени спровоцированы ими самими.

Чем можно объяснить отказ Меликова от встречи с Тагиевым? К сожалению, следствие, допрашивавшее многих очевидцев февральских событий, не взяло показаний с Меликова, поэтому мы не можем сослаться на его личные объяснения. Можно лишь предполагать о мотивах, побудивших его отказаться от встречи с Тагиевым и принять на себя примирительную роль.

Меликов, являвшийся крупным нефтепромышленником, владельцем Загульбинского водопровода, был, как и многие армянские промышленники и банкиры, негласным членом партии «Дашнакцутюн». Эта партия, исповедовавшая национал-сепаратизм, борьбу против Турции, а на определенном этапе — и против России, являлась главным дестабилизирующим фактором на Южном Кавказе, инициатором и организатором армянского террора в регионе в 1903-1906 гг.

Резня, разыгравшаяся в начале февраля, была выгодна многим оппозиционным правительству силам, пытавшимся еще больше усугубить и без того напряженную ситуацию в империи, поэтому, вполне вероятно, что Меликов, внешне выразив губернатору свою готовность исполнить возложенную на него и Тагиева миссию, изначально не собирался этого делать. Дашнакам была выгодна эта смута, и Меликов следовал тактике своей партии.

Кстати, спустя 13 лет — в 1918 г. — фамилия этого армянского миллионера вновь высветится в еще одной кровавой антиазербайджанской акции, учиненной армянами в Баку. В дни мартовского геноцида 1918 г., по свидетельствам очевидцев, сам Меликов, его сыновья Сергей и Георгий, вооруженные ружьями, обвешанные патронташами, разгуливали по улицам города, расстреливая мирных азербайджанцев.

В доме Меликова располагался Армянский национальный совет, который совместно с большевистским Бакинским советом и партией «Дашнакцутюн» играл главную роль в истреблении азербайджанского населения. Сам Меликов позже уехал в Астрахань, избежав преследования, а 20 февраля 1920 г. решением товарища прокурора Бакинского окружного суда против него, а также 21 армянина было прекращено уголовное преследование.

Не менее интересным является также следующий факт. Свидетель Лазарь Степанович Агабеков показывал в Комиссии присяжных поверенных для выяснения февральских событий, что Меликов в дни резни прятался в квартире губернатора. Получается, что Меликов прятался у Накашидзе, которого армяне с первых же дней объявили главным виновником резни, хотя чисто по идеологическим и этическим соображениям, казалось бы, Меликов должен был поступить иначе, ну, во всяком случае, не искать приюта у губернатора.

Но факт остается фактом: Меликов, то ли сознательно, то ли испугавшись, не пришел на встречу с Тагиевым, и резня, начавшаяся 6 февраля, продлилась до 9-го, обернувшись невиданным масштабом жертв и погромов.

Тагиев на допросе изложил также свое восприятие причин февральской резни. Как и многие свидетели, дававшие показания после произошедших событий, он заявил, что национальной вражды между армянами и азербайджанцами никогда в Баку не замечалось, «недоразумений даже никаких между армянами и татарами не бывало». Однако в этих словах не было популизма, присущего некоторым азербайджанским и армянским деятелям, которые в прессе и в своих свидетельских показаниях твердили о братстве и дружбе двух народов, нарушенными некими «темными силами».

Тагиев недвусмысленно заявлял, что армяне накануне резни стали выступать зачинщиками различных провокаций против азербайджанцев: «Лишь в последние три года мне приходилось слышать жалобы татар на то, что армяне их обижают при встрече на улицах, отпуская разные остроты и насмешки, как к нации, стоящей ниже в культурном отношении, и стали к татарам относиться с некоторым презрением. Чем это объяснить, я положительно не знаю. Может быть, потому армяне стали так относиться к татарам, что последние не сочувствуют их противоправительственной деятельности, объясняя себе это несочувствие тем, что татары не доросли до них и не понимают пользы, которой они добиваются своим противоправительственным движением».

Тагиев упомянул и об угрозах армян в его адрес:

«Я в течение последних 3-4 лет получил около четырех писем от армянского революционного комитета с требованием положить в известном месте, как, например, в городском саду, на берегу моря, на Баиловом мысе или же на кладбище русском 25 тысяч, 300 и 200 тысяч, причем в письме были угрозы убийством за неисполнение этого требования.

Все письма приходили по городской почте, последнее из них было уже не от армянского революционного комитета, а просто от революционного комитета с требованием положить на Баилове на берегу моря 200 тысяч.

Это письмо я получил месяца полтора назад. Все такие письма я сейчас же передавал полицмейстеру или жандармскому полковнику. Последнее из этих писем я получил за пять дней, кажется, до погрома, но отослал его уже после погрома полицмейстеру Богдановичу. Срок положить деньги на Баилове в нем был назначен 21 или 22 февраля…».

Известно, что армянские партии «Гнчак» и «Дашнакцутюн», как и большинство оппозиционных партий, практиковали вымогательство денег у предпринимателей на т.н. «революционные нужды». Одним из объектов такого рэкета стал Тагиев, что было несколько удивительно, потому что гнчакисты и дашнаки обычно вымогали деньги у армянских богачей. Но, видимо, на этот раз они решили апробировать этот способ и на Тагиеве. Кстати, это была не последняя попытка. В апреле 1906 г. Тагиев получил от армян очередное анонимное письмо, полное угроз.

Несмотря на несостоявшееся по вине Меликова примирение враждующих сторон, Тагиев в дни резни продолжал, уже по собственной инициативе, предпринимать попытки положить конец беспорядкам. По его словам, он несколько раз звонил городскому голове К.Ирецкому, гласным думы Антонову, Айвазову, Гукасову, Везирову, чтобы они поскорее собрали духовенство, почетных граждан и отправились просить народ успокоиться.

По мнению Тагиева, это возымело бы действие, ибо мусульмане не в состоянии отказать в исполнении просьбы, если «их духовенство и почетные люди просят и скажут теплое слово». Все лица, к которым обращался Тагиев, обещали выполнить просьбу, за исключением городского головы Ирецкого, который отговаривался невозможностью выйти за отсутствием охраны.

Тагиев на допросе указал, что 7 февраля он заболел и все дни погрома не выходил из дома. Он не присутствовал на совещании у губернатора и не участвовал в примирительной процессии мусульманского и армянского духовенства, состоявшейся при участии губернатора Накашидзе 9 февраля и положившей конец четырехдневной резне.

Болезнь не позволяла Тагиеву долгое время выходить из дому и мешала принимать участие в работе ряда организаций, созданных после резни. В частности, фамилия «отца нации» отсутствует в числе членов Комитета по обсуждению текущих событий, созданного под председательством Накашидзе, Комитета по сбору и распределению пожертвований между пострадавшими, Комитета умиротворения населения.

Тем не менее, даже находясь больным дома, Тагиев продолжал исполнять роль лидера, «отца нации», тем более что после окончания резни требовалось успокоить общество и не допустить подобного в будущем. В эти дни дом Тагиева на Горчаковской улице стал своеобразным центром обсуждения и оценки сложившейся ситуации, принятия определенных решений.

В доме Тагиева остановились прибывшие из Тифлиса для умиротворения населения шейх-уль-ислам Ахунд Абдуссалам Ахундзаде и муфтий Мирза Гусейн Эфенди Гаибов, которые находились здесь до 22 февраля.

А 14 февраля в доме Тагиева состоялся обед с участием шейх-уль-ислама, муфтия, армянских епископов Анания и Юсика, православного протоирея Юницкого, еврейского раввина Бергера, представителей русской, армянской, еврейской и мусульманской интеллигенции.

В газетной заметке об этом обеде писалось: «За столом произносились речи о мире и единстве мусульман и армян, об обязанности интеллигенции никогда не упускать из виду заботы о просвещении народных масс, которых разделяет одно только невежество, но не национальная или вероисповедная вражда».

Состоявшееся примирение, в котором немалую роль сыграл и Тагиев, внесло в общество робкую надежду на утверждение долговечного и прочного мира. А 12 февраля шейх-уль-ислам Ахундзаде и Тагиев направили в города Южного Кавказа, где жили азербайджанцы и армяне, телеграммы с извещением о мире: «Глубоко прискорбные события к счастью армян и мусульман утихли; сегодня торжественная процессия во главе с закавказским шейх-уль-исламом, армянским и мусульманским духовенством ходила по улицам города, приглашая всех к миру, спокойствию и обычным занятиям: состоялось умиротворение, просим объявить жителям вашего города».

В ответ в адрес шейх-уль-ислама и Тагиева стали прибывать ответные восторженные телеграммы с благодарностью.

Городской голова Шуши Сафаралибеков писал: «Прочитав в собрании гласных, почетных армян и мусульман города Шуши телеграмму вашу, общество, скорбя о происшедшем, поручило мне выразить вам искреннюю благодарность за умиротворение братских наций; уверены, что при просвещенном участии вашем подобные несчастья засим нигде не найдут отголоска».

Князь Давид Меликов из Тифлиса писал, что не находит слов, как благодарить шейх-уль-ислама и Тагиева за сообщенное известие.

Тифлисский городской голова Вермишев: «Ваши добрые вести встречены всем населением с чувством глубокого облегчения, как залог восстановления прочных братских отношений; горячо верим, что отныне мы не будем свидетелями повторения только что пережитых прискорбных событий».

Начальник Грузино-Имеретинской армянской епархии епископ Гарегин отмечал, что он со слезами на глазах посылает шейх-уль-исламу и Тагиеву благодарность свою и своей паствы, что они смогли положить конец кровавой резне.

Стремление Тагиева укрепить мир между азербайджанцами и армянами было настолько сильным, что 18 февраля он вновь созвал у себя дома обед с участием армянской и мусульманской интеллигенции Баку, а также духовенства. Об этом он сообщал в телеграмме Вермишеву, на что тот ответил телеграммой: «Под впечатлением ваших добрых вестей население Тифлиса спокойно за восстановление мира между армянами и мусульманами. Господь да поможет вам в человеколюбивых стремлениях».

Уже 13 февраля 1905 г. Тагиев отправляет письмо городскому голове Ирецкому: «Потрясенный до глубины души произошедшими в Баку страшными событиями и братоубийственной резней между двумя народами-братьями, и, глубоко сожалея, что по нездоровью лишен был возможности принимать активное участие в восстановлении мира, братских отношений среди этих вековых соседей, связанных такими тесными узами родины, общности интересов и истории, честь имею препроводить Вашему Сиятельству тысячу рублей в пользу пострадавших на этих прискорбных происшествиях без различия веры и национальности…».

Обращает внимание, что Тагиев не делает разницы между национальностью и вероисповеданием пострадавших, ибо вся история его благотворительной деятельности проникнута именно человеколюбием, лишенным шовинизма. Позже Тагиев, кроме пожертвованных 1000 руб., выделил еще 4000 руб. в пользу пострадавших.

Когда в августе 1905 г. в Баку армяне вновь применили тактику террора, спровоцировав очередной виток межнациональной резни, и город пережил еще большие ужасы, чем в феврале, Тагиев за свой счет распорядился о бесплатной раздаче хлеба бедному населению в Балахано-Сабунчинском промысловом районе (без различия национальности).

Тагиев был инициатором помощи пострадавшим не только в Баку. Крупные армяно-азербайджанские столкновения произошли также в Елисаветпольской губернии, в частности, в Шуше. Как сообщала газета «Баку», Тагиеву, как председателю Мусульманского благотворительного общества, генерал-губернатор С.Фадеев разрешил устроить собрание почетных мусульман для создания комитета, в обязанности которого будут входить определение степени нужды каждого из уездов Елисаветпольской губернии, пострадавших от армяно-азербайджанской резни, а также сбор пожертвований для этой цели.

В августе-сентябре 1906 г. в театре Тагиева устраивались спектакли, литературно-музыкальные вечера, сбор от которых поступал в пользу пострадавших от резни шушинцев.

Масштаб ущерба, понесенного азербайджанским населением в результате армянского террора, был настолько большим и охватывал не только Северный Азербайджан, но и другие регионы, где компактно жили азербайджанцы, что Тагиев возбудил перед наместником И.Воронцовым- Дашковым ходатайство о разрешении учредить на Северном Кавказе и в Дагестане комитет для сбора пожертвований в пользу пострадавших мусульман Восточного Закавказья.

Активное участие в оказании помощи жертвам резни принимала супруга — Сона ханум, ближайшая сподвижница великого благотворителя во многих его общественно-полезных делах. В декабре 1906 г. в доме Тагиевых по ее инициативе состоялось собрание почетных мусульманок Баку. Целью заседания было оказание помощи пострадавшим в Елисаветпольской губернии.

Сона Тагиева выступила с речью, в которой не только указала на важность оказания помощи единоверцам, но и укорила женщин за то, что они отстают в благотворительных делах от своих мужей. Ее речь можно охарактеризовать как своеобразный манифест мусульманки, стремящейся к равноправию в обществе.

Так, Сона ханум сказала:

«Знаете ли вы, что наши единоверцы и единоверки умирают с голода и холода, жилища их разрушены; трудно описать даже, в каком жалком положении они находятся… Единственная надежда их на своих состоятельных единоверок и единоверцев, поэтому обращаюсь к вам, дорогие сестры, и прошу, кто сколько может, пусть окажет помощь. Такой помощи требует прежде всего учение великого Пророка нашего… Несмотря на то, что в отношении помощи сердце женщины чувствительнее сердца мужчины, последние в этом опередили нас.

Причина этого — отсталость наша; мужчины, собирая тысячами, оказывают помощь своим единоверцам и единоверкам, мы же, невзирая на страдание их, не обращая внимания на то, что они не имеют надежды на завтра, остаемся равнодушными к их горю. Да будет вам стыдно и грешно! Так поможем же им, поддержим их существование, дорогие… сестры мои. Сегодня вы здесь присутствуете. Пусть это будет первым нашим собранием. Изберем из своей среды несколько членов, организуем «мусульманский дамский комитет» по сбору пожертвований в пользу голодающих Елисаветпольской губернии и приступим к делу».

Комитет был избран, и председателем его стала Сона Тагиева.

На имя Тагиева отправлялись также пожертвования со стороны. Кстати, этот опыт уже имел место после разрушительного землетрясения 1902 г. в Шемахе, когда из разных уголков Российской империи в адрес Тагиева поступали денежные средства в помощь пострадавшим. Также было и с жертвами армяно-азербайджанской резни.

В прессе тех лет удалось обнаружить одно свидетельство такой помощи, но можно предположить, что это был не единственный случай. Так, графиня Варвара Давыдовна Воронцова-Дашкова (сноха наместника И.И. Воронцова-Дашкова) отправила Тагиеву следующую телеграмму: «Многоуважаемый Гаджи Зейнал Абдин! Прилагаю при сем переводный бланк на 3500 руб., половину чистого сбора с данного мною благотворительного бала в пользу голодающих Зангезурского уезда«.

Обращает внимание дата газетной заметки — 9 февраля 1907 г., когда уже не происходили армяно-азербайджанские столкновения, но, тем не менее, последствия их все еще не были предотвращены.

С присущей ему щедростью Тагиев отнесся и к такому вопросу, как плата за размещение в его доме войск. Дело в том, что для предотвращения армяно-азербайджанских столкновений в Баку из Тифлиса были стянуты дополнительные войска. Ввиду нехватки казарм городские власти обратились к домовладельцам с просьбой разместить солдат и офицеров в своих домах с последующей компенсацией за квартирование. Бендерский полк разместился в особняке Тагиева на Горчаковской.

После установления относительного спокойствия в Баку городская управа разослала всем домовладельцам запросы, в какую сумму они оценивают помещения, занимаемые войсками. Тагиев ответил, что они никакой платы с города за помещение взимать не намерен.

Таким образом, опираясь на широкий пласт источников, можно убедиться, что крупный азербайджанский предприниматель, великий благотворитель и меценат Гаджи Зейналабдин Тагиев сыграл важную роль в предотвращении последствий армяно-азербайджанской резни в 1905-1906 гг. Тагиев предпринимал немало усилий для воцарения мира и прекращения насилия не только в Баку, но и в других регионах Кавказа.

Оправдывая свое имя «отца нации», Тагиев не остался безучастным к судьбе жертв резни, оказывая и организовывая им материальную помощь.

Деятельность Гаджи Зейналабдина Тагиева в годы резни 1905-1906 гг. являла собой очередной пример его верного служения своему народу, его человеколюбия, толерантности и щедрости.

По материалам Ф.Джаббарова, доктора философии по истории