Чума… пожалуй, трудно найти другое заболевание, с которым было бы связано такое количество самых мрачных легенд. В столице Шотландии Эдинбурге долгое время рассказывали о том, как в 1645 году здесь опечатали целый квартал вместе с жителями, чтобы чума не перекинулась на весь остальной город. Монахи на телегах со скрипучими осями вывозили трупы умерших от чумы. Тела сжигали, и это был единственный способ борьбы с инфекцией вплоть до начала эры антибиотиков.
Именно с того времени и берут начало многие “чумные” ритуалы, и прежде всего черные флаги, которые вывешивались перед въездом в село, где болели чумой.
Современная медицина к нашему времени уже научилась справляться с чумой – при помощи сильнодействующих антибиотиков. А до того, как мировая медицина вступила в эру антибиотиков, чума означала верную смерть. А в истории предостаточно свидетельств как от чумы вымирали целые города, как умерших не успевали хоронить, как клали в один гроб по семь-восемь человек…
Последняя большая пандемия чумы приходилась на Азию. Она началась в XIX в. в Китае и достигла Гонконга в 1894. На кораблях, вместе с зараженными крысами, чума быстро распространилась из этого большого порта в Индию, на Ближний и Средний Восток, в Бразилию, Калифорнию и другие регионы мира.
Для большинства чума – это нечто вроде жуткой старой легенды, в которую, конечно, можно верить или не верить, но вот сомнений в том, что с тобой ничего подобного случиться не может, сомневаться не приходится.
И здесь особого внимания заслуживает Гадрут (в составе НКАО в советское время, Ходжавендский район Азербайджана), где еще в 1932 году была зарегистрирована вспышка чумы. И именно в ее ходе произошла жуткая история, подробности которой еще в 1964 году опубликовал в журнале “Наука и жизнь”, самом авторитетном научно-популярном издании СССР, Лев Зильбер, крупнейший советский иммунолог, вирусолог и микробиолог, действительный член Академии медицинских наук СССР.
Зильбер жил в Баку всего несколько месяцев и руководил в те годы бакинским Институтом микробиологии, совмещая это с преподаванием в Азгосмединситуте. Его внезапно разбудил телефонный звонок. Было около двух часов ночи.
«Говорит секретарь народного комиссара здравоохранения. Народный комиссар просит вас немедленно приехать к нему. Машина уже выслана. У нас несчастье, Лев Александрович, в Гадруте чума. Вот телеграмма. Телеграфирует военный врач Марголин. Подозрительные заболевания в других пунктах. Положение серьезное. Нужно немедленно выезжать. В шесть часов утра отправится специальный состав. Вам надо успеть к этому времени организовать бактериологический отряд. Вызовите срочно нужных сотрудников и соберите оборудование. С вами поедет профессор Широкогоров. Он патологоанатом, поможет установить точный диагноз. Все, что нужно, вам будет немедленно предоставлено,» — было сказано Зильберу.
Тут Марголин сделал паузу и продолжил: «Но, возможно, это и не чума. Не может быть, чтобы на нашей замечательной земле завелась такая гадость! Вот что еще, во всех донесениях пишите “руда” вместо “чума”. Не надо, чтоб об этом знали.»
Зильбер писал: «Бубонная чума проявляется главным образом воспалением лимфатических узлов. Умирает сорок – пятьдесят процентов заболевших. Она гораздо менее контагиозна, чем легочная. Очень заразен гной, который образуется в пораженных узлах. Обе формы чумы могут переноситься блохами. При бубонной чуме поражаются и внутренние органы и иногда легкие, и тогда больной становится так же опасен, как и больной легочной чумой.”
Впереди его ждал инфицированный чумой Гадрут.
Позднее ученый вспоминал: «Гадрут стоит в стороне от железной дороги, и нам пришлось ехать на лошадях. Была зима, январь, но без снега, и только окрестные горы высились в снеговых шапках. Перед въездом в Гадрут развевался черный флаг. Улицы селения были пусты. Мы разместились в школе, где занятия были прекращены. Немедленно установили связь с местными властями и оставшимся в живых персоналом больницы.»
Как вспоминал Зильбер, выяснилось, что первым заболел юноша лет семнадцати. Думали, что это – воспаление легких. За несколько дней до болезни он застрелил какого-то грызуна и снял с него шкурку. Юношу положили в общую палату в гадрутскую больницу. Вскоре заболели больные, лежащие на соседних койках, затем фельдшер и санитар, а несколько дней спустя и главный врач больницы доктор М.Н.Худяков; он давно уже работал в Гадруте и пользовался там всеобщей любовью и уважением. У всех больных диагностировалось воспаление легких, но отмечалось, что мокрота была кровянистой, что почти всегда бывает при легочной чуме и очень редко при обычном воспалении легких. Но о чуме никто и не думал.
Когда заболел доктор Худяков, к нему позвали военного врача Марголина из стоявшей неподалеку от Гадрута воинской части. Молодой врач, работавший всего только три или четыре года, он, однако, распознал, что Худяков болен чумой, и дал об этом телеграмму в Баку.
Были больные и среди населения Гадрута, не связанные с больницей. Первейшая задача состояла в том, чтобы изолировать всех больных, затем – всех имевших контакт с ними (первичный контакт), а также имевших контакт с этими последними (вторичный контакт). К этой работе немедленно и приступили. Были посланы врачи в другие селения, чтобы выяснить обстановку и принять нужные меры.
Зильбер вспоминал: «Последующие дни прошли в напряженной работе. Прежде всего, необходимо было выявить всех больных. Это можно было сделать только поголовным осмотром всех жителей в их жилищах, так как больных скрывали. Но население в большинстве не говорило по-русски, и для этой работы пришлось привлечь местный партийный и комсомольский актив, предварительно проверив каждого, не было ли контакта с больными. Для чумного барака отвели специальное здание. Все больные, еще находившиеся в больнице, были оттуда вывезены и изолированы. Здание больницы тщательно продезинфицировали. Были изолированы также все родственники чумных больных и лица, бывшие с ними в контакте.»
В своих мемуарах Зильбер открыто писал жестокую правду о чуме в Гадруте: “При легочной чуме обычно вымирают семьями. Происходит это потому, что первый заболевший изолируется не сразу и успевает заразить всю семью. Подобная картина наблюдалась и в Гадруте, и только в редких случаях оставались здоровыми дети, вероятно, потому, что большую часть времени проводили вне дома”.
Однако заметил ученый и другую странность.
“У всех заболевших была типичная легочная чума, и все они погибли. Но врачи, работавшие в чумном бараке, обнаружили у некоторых больных, наряду с типичной легочной чумой, также воспаление подчелюстных лимфатических узлов. Микроскопическое исследование показало наличие в этих бубонах массы чумных бацилл. Подобные случаи раньше не описывались. Можно было предполагать, что больной был укушен чумной блохой в щеку или шею – в этом случае могли бы образоваться подчелюстные бубоны. Но трудно было допустить, что блохи в Гадруте кусали только в щеки. Мы регистрировали эти факты, но объяснить их не могли. Да за массой организационной работы не было времени и думать об этом,» — писал он.
Однако вскоре Зильбера, по его словам, шокировало появление уполномоченного НКВД. Врач тогда жил в квартире недалеко от школы, в отдельной комнате.
Пришедший сказал: «У меня к вам серьезный разговор, профессор Дело в следующем. У нас получены весьма достоверные сведения, что здесь орудуют диверсанты, переброшенные из-за рубежа. Они вскрывают чумные трупы, вырезают сердце и печень и этими кусочками распространяют заразу. Эти сведения совершенно точны.»
Зильбер ответил: «Вы знаете, товарищ, чумной микроб очень легко выращивается на питательных средах. За несколько дней можно получить в лаборатории такое громадное количество этих микробов, что их хватило бы для заражения сотен тысяч людей. Зачем же диверсантам вырезать органы из трупов? Вероятно, те, кто послал их, могли бы иметь чумные культуры.»
Представитель НКВД «отрезал», что эти вопросы обсуждать не стоит, но необходимо убедиться, целы ли уже захороненные трупы.
Как рассказывал Зильбер: «Он спросил — можете вы немедленно организовать вскрытие могил и осмотр всех захоронений? Придется делать это тайно, ночью, потому что население будет считать это осквернением могил и могут начаться волнения. Я отвечал, что через час все будет приготовлено, кроме лопат и лома, которых у меня нет. Мы условились, что через час он подойдет к зданию школы вместе с пятью вооруженными красноармейцами (для охраны, как он сказал, на всякий случай) с лопатами и прочим…»
Зильбер писал, что все это казалось ему какой-то фантастикой. Ведь диверсанты, которые вскрывали трупы и вырезали сердце и печень, неминуемо должны были сами заразиться чумой, если только они не были бактериологами или врачами, знающими, как предохранить себя от заражения. Откуда они могли знать, что здесь будет чума? Если они сами внесли ее, то это могло быть сделано чумной культурой. Значит, они ее имели, и тогда им незачем было, рискуя жизнью, вскрывать трупы. Нет, тут что- то не так…
Он положительно отзывался об органах Азербайджана, которые оказывали содействие: «Уполномоченный НКВД был единственный представитель центральных органов власти Азербайджана, который находился непосредственно в чумном очаге (уполномоченные Наркомздрава и АзЦИКа остались на железнодорожной станции и без конца беспокоили нас требованиями о представлении всяких сводок). Мне неоднократно приходилось обращаться к нему за помощью по многим делам, связанным с развертыванием противочумной работы, и он всегда весьма оперативно помогал нам. Он производил впечатление умного и серьезного человека. Неужели он верил в эту казавшуюся мне совершенно фантастической историю?»
На кладбище было тихо и темно. Фонарь «летучая мышь» тускло освещал небольшое пространство. Его заслонили его со стороны селения, чтобы оттуда не был виден огонь на кладбище. Земля еще чуть замерзла, и лом не понадобился. Захоронение было совсем неглубокое, и вскоре показалась крышка гроба. В это время луна вышла из-за туч, и стало совсем светло. В гробу лежала средних лет женщина. Сбоку и в ногах были полусгнившие фрукты и еще какая-то пища.
Женщина была одета в кофту и юбку, и не было никаких признаков, что кто-либо нарушил покой этого захоронения. Уполномоченный НКВД распорядился расстегнуть кофту, посмотреть грудь и живот. Расстегнули кофту, разрезали юбку, рубашку. Худое тело, уже тронутое тлением, было цело. От нестерпимого трупного запаха тошнило. Зильбер вспоминает, что в тот момент отошел в сторону, чтобы подышать свежим воздухом.
Он писал: «Луна освещала странную картину. Какие-то существа в резиновых сапогах и перчатках, в белых халатах, в очках, плотно закрывавших глазницы, в марлевых повязках, закрывающих рот и нос, наклонившись над могилой, спускали в нее крышку гроба. В переливчатом лунном свете все это казалось какой-то дикой фантасмагорией…»
При вскрытии следующего захоронения наблюдалась та же картина. Труп был целый. Приступили к третьему захоронению. Луна в это время опять скрылась, и мы вновь пустили в ход нашу “летучую мышь”. Как только подняли крышку гроба, у всех вырвался возглас изумления.
Со слов Зильбера: «Голова трупа была отделена от туловища и лежала с наклоном набок. Одежда была разрезана. Грудь вскрыта, сердца не было. Живот тоже был вскрыт, и печени не нашли. Нижняя губа у отрезанной головы была как-то странно опущена. Это было какое-то подобие улыбки на этом покрытом синими, почти черными пятнами, с рыжей бородкой лице. Голова точно смеялась над всеми нами. Никто не проронил ни слова….»
Приступили к следующему захоронению. Из десяти вскрытых за эту ночь могил в трех были найдены трупы с отрезанными головами, без сердца и печени. Это было страшно. Страшно не только своей необыкновенностью, но и тяжелейшими последствиями.
Как отмечал Зильбер, «чумной микроб, высушенный в тканях, может годами оставаться живым. Если кусочки чумных органов остались у населения, то как их найти, чтобы обезвредить? И как ликвидировать подобную вспышку? Ничего подобного не знала история чумных эпидемий во всем мире. Ни в одном учебнике не было нужных рецептов.»
Впрочем, вскоре Зильбер уже догадался, как следует действовать: «Под утро наметилась система мер, которая показалась целесообразной. Я телеграфировал об этих мерах наркому здравоохранения. Через несколько часов я был вызван телеграммой в Баку на заседание Совнаркома для доклада.»
У Зильбера был уже готовый план: Весь район заболеваний должен быть оцеплен войсками, чтобы воспрепятствовать выходу из района кого-либо, кто мог бы унести кусочки чумных органов. Все трупы должны быть сожжены. Для всего населения района должны быть присланы утепленные палатки и полный комплект одежды, начиная с белья и кончая обувью и верхней одеждой. Все население должно быть раздето донага, переодето в казенную одежду и переведено из своих жилищ в палатки. Это должно быть сделано под строгим контролем, чтобы никто не мог захватить в новую одежду кусочки чумных тканей, если они имеются, Вся собственная одежда должна остаться в жилищах. При переселении должны строго соблюдаться правила изоляции лиц первичного и вторичного контакта с чумными больными.
Врач также считал, что в район эпидемии должны быть направлены химические команды, которые должны подвергнуть тщательной дезинфекции хлорпикрином все строения района. Но оставался без ответа главный вопрос: кто и зачем вскрывал на армянском кладбище трупы, и каким образом у многих больных чумой оказались воспалены подчелюстные лимфатические узлы.
Как впоследствии вспоминал Зильбер: «Разгадка пришла совершенно неожиданно. Я довольно регулярно посещал другие селения, в которых были больные, чтобы следить за проведением противоэпидемических мероприятий. В одну из таких поездок в селение Булатан (Ходжавендский район Азербайджана) я остановился на квартире местного учителя. Старый человек, он всю жизнь прожил в этих местах. Учитель сносно говорил по-русски. За вечерним чаем он рассказал мне о местных обычаях, поверьях, легендах. Это было очень интересно. Потом, конечно, речь зашла и о чуме. Я рассказал ему о некоторых особенностях эпидемиологии чумы, упомянул, между прочим, что при легочной чуме часто вымирают семьи целиком.»
И тут учитель рассказал врачу такое, что все сразу стало понятно: «А вы знаете, какое поверье существует в здешних краях о таких семьях? Если умирают члены одной семьи один за другим – это значит, что первый умерший жив и тянет всех к себе в могилу. Как узнать, верно ли, что он жив? Привести на могилу коня и дать ему овса. Если есть станет, то в могиле живой. Убить его надо. Мертвый в могилу тянуть не будет. Голову отрезать, сердце взять, печенку, нарезать кусочками и дать съесть всем членам семьи…»
Рано утром Зильбер поскакал в Гадрут, тотчас же по приезде вызвал уполномоченного НКВД и рассказал ему все, что узнал от учителя. Зильбер поручил найти какого-нибудь местного знахаря, так как именно он возможно и вскрывал трупы.
Через два-три часа уполномоченный НКВД явился и сказал, что местная знахарка лежит в чумном бараке и что ее необхоидмо допросить. Зильбер был против, но пришлось подчиниться. На всякий случай, он решил тоже пойти.
«Мы оделись и пошли в чумной барак. К сожалению, было поздно. Знахарка умирала, и ни на один вопрос нельзя было добиться ответа. Но, собственно говоря, и без ее показаний уже если и не все, то многое было ясно,» — вспоминал потом Зильбер.
Национальность тех, кто выкапывал трупы на кладбище, отрезал голову, вынимал сердце и печень, а потом скармливал жуткое снадобье своим близким, Зильбер не указывал. Но учитывая, что покойники были захоронены в гробах, в “обычной” одежде, а не в саванах – словом, все указывает на христианский, а не мусульманский, погребальный обряд.
Основное население райцентра Гадрута составляли армяне – по традиции, идущей еще со времен Российской Империи, органы власти, даже уездного и районного звена, размещались в армянских, а не азербайджанских поселениях.
С тем, что религиозные и магические обряды, совершая которые, люди хотели защититься от чумы, в реальности служили ее распространению, можно было прочитать в любом учебнике эпидемиологии. “Чудотворные” иконы, которые предписывалось целовать – пример классический.
Но жуткий обряд, описанный Зильбером в Гадруте, просто потрясает и дикостью, и бессмысленностью. Остается только удивляться, как советская цензура пропустила его описание в “Открытой книге” Вениамина Каверина, родного брата Льва Зильбера – в этой повести главная героиня, врач-микробиолог, тоже выезжает “на чуму” и сталкивается с тем же жутким обрядом, только вот действие Каверин перенес из Гадрута совсем по другому адресу.
Как утверждали ученые и культурологи, через стадию каннибализма, то есть людоедства, прошли практически все народы, населяющие Землю. Первоначально люди ели себе подобных просто для того, чтобы прокормиться. Затем каннибализм стал этаким жутким “священнодействием”: считалось, что таким образом тому, кто съел, переходит часть добродетелей от съеденного.
Но до того, чтобы выкапывать из могил и есть органы мертвецов – с таким трупоедством в мире приходилось сталкиваться очень редко. Особенно если речь идет не об австралийских аборигенах или папуасах.
По материалам журнала «Наука и жизнь», газеты «ЭХО»