Среди аллегорических произведений великого Физули, поэма «Сехбет-ул-эсмар», написанная, видимо, для детей, представляет значительный интерес. Язык этого произведения, написанного в форме месневи (большой набор двустиший, рифмующихся парами), весьма прост.

Поэма долгое время оставалась без всякого внимания со стороны физулиеведов. Никаких отрывков из нее не было ни в Куллиятах, изданных в Турции, ни в литографированных изданиях в Ташкенте. А исследователи творчества Физули до 1928 года не знали о существовании такой поэмы. Лишь в 1929 году в журнале «Маариф ве меденийет», издававшемся в Баку, появилась статья, в которой сообщалось, что у Физули имеется такое произведение. Автор статьи претендовал на то, что он первый открыл это произведение Физули, тогда как оно впервые было отпечатано в начале XIX века в Тебризе в первой азербайджанской типолитографии.

Заголовок этого литографированного издания был таков: «Книга Беседы плодов Физули». Стихи были расположены, как проза, один за другим, однако между строфами оставлены небольшие интервалы. В конце произведения были даны образцы газелей Физули под рубрикой: «Его же тюркские стихи».

Однако после появления указанной статьи ряд турецких исследователей выступил с попыткой доказать, что это произведение не принадлежит Физули. В качестве единственного аргумента они указывали на то, что язык произведении прост и сюжет несложен. Такое мнение, в частности, высказывалось в журнале «Тюркият».

Прежде всего, надо отметить, что наличие другого издания этого произведения Физули, отпечатанного в 1304 году хиджры (1889-1890), лишний раз подтверждает, что тебризские издатели поступили правильно, издав «Сехбет-ул-эсмар» как произведение Физули. Так как поэма печаталась в период, когда только что организовалась типолитография, первые издатели допустили массу искажений. В частности, они не сохранили языковые особенности произведения, вследствие чего на него нельзя было особенно положиться. Но оно своей уникальностью представляло безусловную ценность.

Как по идее, так и по композиции «Сехбет-ул-эсмар» напоминает «Бэнг-у-Бадэ» Физули. Видимо, издатели сократили вступительную часть произведения; таких случаев немало, или, возможно, что они на тот момент располагали дефектным экземпляром этого произведения. Однако, несмотря на все это, произведение представляет собою продолжение «Бэнг-у-Бадэ». Любопытно, что одна из азербайджанских касыд поэта также касается темы беседы, распри плодов, вступивших «на путь оплошности».

В ней говорится:

Случайно вчера я прошел
мимо торжества цветника роз,
Дабы глядеть на произведения
искусства создателя.
В чудесной распри я застал
прелестные создания лужайки.
Удивительно, что все вступили
на путь оплошности.

Отсюда ясно, что тема «Беседы плодов» но была случайной для Физули. Используя аллегорический прием спора плодов, он с большим умением критикует горделивых, самовлюбленных людей, которые во всем проявляют исключительный эгоизм и себялюбие.

В разделе «Вустан» («Плодовый сад»), поэт показывает, что горделивость, надменность и чванство усиливали борьбу и распри во дворцах.

Произведение начинается небольшим описанием весны:

Нарцисс осмотрелся и вошел в сад.
Где растерялся с одного взора
От парусника фиалка стонала,
Одним глотком вина захмелела,
Разорвал свой ворот бутон,
Повеселел соловей, глядя на это
В саду расцвела пурпурная роза,
В тот же миг соловей издал стон.
Итак, лужайки зазеленели
И сирени оделись во все новое.

Если внимательно вчитаться в эти строки, то не трудно обнаружить близость, которая существует между описаниями весны здесь и в начале «Бэнг-у-Бадэ»:

Благовонный ветерок из девственного рубина
Наполнил пурпуром глазурь бутона;
Засахарились бархатные лепестки розы,
И рассыпались лимонными кружочками жасмины.
Порой виночерпий зефира наполнял
Чашу розы вином из ночной росы.
Похитил покой у влюбленного соловья
И лишил чувств стонущую горлицу.
Наполнив сирень золотистый ажур
Мельчайшей чашечкой в утреннюю пору,
Такое безумие нагнали на зелень,
Что она упала в ручей, растянулась на иле?

Такое сходство между началами обоих произведений довольно ясно говорит о том, что обе поэмы созданы Физули.

В «Беседе плодов» речь идет о фруктах, плодах, которые растут на территории Азербайджана и всего Ближнего Востока, включая сюда и местность, где жил и творил сам поэт.

Перечисляя такие фрукты, как алыча, слива, черешня, абрикос, яблоко, груша, айва, виноград, померанец, гранат, хурма (финик), миндаль, фисташка, каштан, фундук, унаби, тутовник, вишня, инжир, кизил, поэт указывает их цвет, вкус, место, которое они занимают в быту и торговле. Таким образом, поэт, с одной стороны, знакомит с различными фруктами и плодами, с другой — критикует кичливость, горделивость, надменность, стремясь предостеречь своих читателей против дурных и отрицательных моральных качеств и свойств.

Если обратить внимание на беседы плодов, то не трудно заметить, что каждый из них гордиться своим превосходством. Гордясь тем, что она, как лекарство необходима людям, алыча говорит:

Я даю исцеленье людям с лихорадкой,
Даю усладу тем, у кого во рту горечь.
Кто съедает меня, избавляется от головной боли.
Изрекли эту истину искусные врачи.

Слива же хвастается своей красотой:

Я — странствующий жемчуг для ушей,
Меня сушеной посылают в сотни тысяч мест,
Я принимаю цвета: то зеленый, пурпурный,
То красный, белый, то шафрановый.

Черешня гордится своим одеянием, абрикос же хвастается своей ходкой ценой на рынке:

Если меня садовники засушат,
Все караваны захотят купить меня.

Яблоко восторгается тем, что оно служит посредником сближения между возлюбленными. Груша, в отличие от этого, говорит, что ее несут больным при навещании их. Изюм радуется, что в быту из него делают много полезных и вкусных вещей. Айва говорит, что она своим приятным запахом отличается от всех других фруктов, Померанец замечает, что своим красивым одеянием он превосходит всех. Цитрон восхищается своей вечной молодостью. Гранат с гордостью отмечает свою священность, свою принадлежность х числу райских плодов, финик гордится многообразием своих сортов. Миндаль же отмечает, что он является целебным веществом.

Так каждый из этих плодов гордится, кичится своим превосходством. Поэт показывает, с одной стороны, их специфические особенности, а с другой — касается разных вопросов в обществе. Каждому из фруктов, кичащихся своим преимуществом, противопоставляется другой, который, вскрывая ошибочность мнения людей, придающих особое значение деньгам, имуществу, одежде, высокому происхождению и т.п., осуждает одну из особенностей его цвета, вкуса, строения и вместе с тем критикует отрицательные черты, бытующие среди людей; обличаются те, кто завистлив не знает о вреде, который он причиняет обществу.

В то же время Физули заставляет читателя призадуматься над вопросами государственного характера. Он подтвергает беспощадной критике всех придворных людей, начиная от мелких чиновников, кончая самим падишахом, за их надменность, за чванливое и пренебрежительное отношение к людям, стоящим ниже их.

Скучающий в саду посетитель идет в бостан (огород), где он видит другое сборище; если в саду царит произвол, то здесь в моде чинопочитание. Дыня — шах, арбуз — визирь, огурец — сановник. Они — аллегорические образы, олицетворяющие надменность, горделивость и себялюбие. Весьма интересен эпизод, когда Шах, наказывая своих подчиненных, хвастался силой своего могущества и вдруг от чрезмерного хвастовства лопнул.

Этим Физули, по существу, завершает свои мысли, выдвинутые им еще в поэме «Бэнг-у-Баде». Если в той поэме речь шла о борьбе, происходящей между двумя дворцами, между государствами, то в поэме «Сехбет-ул-эсмар» показываются противоречия, имеющие место внутри одного дворца, одного государства.

Таким образом» поэт выявляет отрицательные качества, присущие воем слоям общества. Но если спор внутри народа остается спором, дальше он не идет, то во дворце спор обычно завершается смертельным исходом, кровопролитием.

Поэтому поэт в заключение второй главы приходит к следующему философскому выводу:

Нет лада и делах мира,
Нет веры никому.
Одного делает он венценосцем,
А другого делает нищим.

Живя в тяжелых условиях средневековья, поэт не может видеть причины социального неравенства людей, Деление мира на венценосцев и на тружеников он пытается объяснить как результат отсутствия порядка в делах мира.

Он и в страданиях влюбленных склонен видеть отсутствие гармонии. И завершая поэму, Физули восклицает:

Нет верности
в этом старом доме,
Зато много в нем горя,
печали и насилий.

Поэма «Сехбет-ул-эсмар» интересна и с точки зрения языка. Если в «Бэнг-у-Бадэ» Физули пользовался выражениями, свойственными увеселительным пирушкам, то в «Сехбет-ул-эсмар» он вводит в языковую ткань поэмы те выражения, которые больше всего подходят к специфическим особенностям плодов.

Поэт в обоих произведениях обильно применяет аллегорические выражения, которые намекают на отношения между людьми. Этим он дает понять, что бэнг, бадэ и каждый из плодов служат лишь поводом для изображения событий и явлений в человеческом обществе. Оба произведения являются прекрасными образами аллегорических поэм в истории азербайджанской литературы.

По материалам трудов Г.Араслы

Азербайджанский поэт Физули о поэтах и как правильно писать стихи

Азербайджанки из кварталов Багдада в любовной лирике Физули

Скрытые намеки и послания в касыдах Физули