Азербайджанский дирижер и композитор Ниязи (1912-1984) является одним из бессмертных символов азербайджанской музыкальной культуры. Народный артист СССР, герой Социалистического труда и лауреат двух Сталинских премий II степени — все это великий маэстро Ниязи.
Однако все эти годы за ним прочно стояла его супруга — Хаджар Гаджибекова, без которой, как сам признавался в свое время маэстро, он бы не стал тем, тем стал.
К тому моменту, когда в СССР обьявили о нападении Германии, Х.Гаджибекова находилась в Ереване.
«Бакинский оперный театр поехал в Ереван на гастроли, а ереванский — в Баку. Ниязи послал меня вместе с оперной труппой, а сам задержался в связи с тем, что ему заказали написать музыку к физкультурному параду (нужно отметить, что в те годы физкультурным парадам придавали очень большое значение, на музыку к ним объявлялся специальный конкурс),» — рассказывала она.
Она отмечала, что Ниязи в течение шести лет до самой войны занимавший всегда своей музыкой первое место, считал своим долгом и готовить парады, ведь он в свое время еще был и хорошим спортсменом.
Хаджар Гаджибекова вспоминала эпизод, случившийся накануне обьявления войны: «Вышла я на улицу, чтобы купить кое-что на дорогу, а навстречу мне Пюста-ханум Азизбекова. Тогда она была подростком, и все ее звали Зиночкой. Она и говорит: «Тетя Хаджар (они меня почему-то называли «тетей Джоджо»), вы куда едете?» Я отвечаю, что в Ереван. А Зиночка: «Тетя Джоджо, а я тоже хочу, можно я поеду с Вами?» Я согласилась, но, разумеется, с разрешения родителей.»
И далее: «Вечером звонок, звонит Азиз-Ага Азизбеков, старший сын одного из бакинских комиссаров Мешади Азизбекова. Он тогда был в чине генерала и работал заместителем председателя Совнаркома республики. Он и говорит: «Ай-яй-яй, тетя Джоджо, ты куда собралась, да еще мою дочь хочешь взять с собой! Мало тебе мужа, ты еще одну обузу хочешь иметь!» Конечно, мы пошутили, но так получилось, что мы вместе с Пюстой-ханум встретили известие о войне.»
Приезда Ниязи пришлось ждать в Ереване. Тогда же и пришла весть о начале войны.
«Сидим мы в Ереване в гостинице, ждем приезда Ниязи. В это время приходит двоюродная сестра Ниязи, тоже работавшая в театре, Мехбуба, дочь родной сестры Узеира Гаджибекова Саят. Вот она и говорит: «Ты знаешь, война началась». А я отвечаю: «Послушай, прекрати говорить глупости, какая война?». «А ты посмотри на улицу!». Я выглянула и просто испугалась: вокруг плач, крики. Потом мы надолго застряли в Ереване — как выехать, все составы поездов были заняты мобилизованными, а нас огромная группа артистов? Как-то ночью, когда мы спали, в комнату входит Ниязи. Он только успел сообщить, что вырвался на несколько минут, т.к. его призвали в армию. Помню его слова: «Я тебе дома оставил письмо. Я уезжаю, береги себя, очень прошу». Он даже не успел поесть, уехал. Только поцеловал меня и Зину…» — вспоминала супруга маэстро.
Когда Х.Гаджибекова добралась до Баку, то войдя домой увидела… постриженного Ниязи. Оказывается его и еще нескольких деятелей искусства сняли с поезда в Баладжарах, с пункта отправки на фронт. Им дали бронь.
«Но Ниязи всегда рвался на фронт. Организовав вместе с Тофиком Кулиевым оркестр и хор, он во главе этой группы выезжал в воинские части. Потом он с оперным театром выезжал в Иран, где находились наши войска, директором оперного театра в то время был ныне известный ученый Аббас Заманов. Вместе с нами в Иран выезжали Бюль-Бюль и Афрасияб Бадалбейли. Тогда я и получила впервые возможность встретиться со своими родственниками в Иране,» — рассказывала Х.Гаджибекова.
В годы войны Ниязи начал работу над своей оперой ‘Хосров и, Ширин’, которую он посвятил 800-летию Низами, в это же время он написал ряд песен, одна из них была посвящена азербайджанским воинам.
В 1944 году, несмотря на войну, в Тбилиси проходил съезд закавказских композиторов, на котором Ниязи впервые исполнил свою ‘Героическую симфонию’.
Супруга маэстро вспоминала и «дежурство на крышах», в котором принимал участие и сам Ниязи.
«Мне, как и тысячам бакинцев пришлось участвовать в дежурствах на крышах. Ниязи все шутил: «Даже моя жена, которая боится, когда при ней открывают шампанское, сегодня воюет… А что было делать, дежурили! Помню, мое дежурство всегда совпадало с дежурством жены Бюль-Бюля. Оденем на себя противогазы и часа в два-три ночи через день шли на дежурство,» — вспоминала она.
И далее: «Вспоминается такой эпизод. В годы войны Ниязи, который, как и многие композиторы, любил сочинять в ночное время, сидит за пианино, сочиняет свою очередную песню. И вдруг резкий стук в дверь, открываем — патруль. Оказывается, как ни старался Ниязи тихо играть, но звук-то распространяется сильнее. Вот и показалось, что нарушается закон военного времени. Ниязи показал свои ноты, пианино, патруль успокоился и ушел. А иногда и Ниязи дежурил на крыше по ночам.»
По рассказам Хаджар, в это же время семья Ниязи подружилась с семьей Бюль-Бюля.
«Помню, особенно нравилось Бюль-Бюлю, когда Ниязи пересказывал, конечно, со своими комментариями, события дня, известия с фронта. Вот сидят за стаканом чая или за едой и Бюль-Бюль просит ‘Ниязи, расскажи, что нового происходит в мире?’. Или до поздней ночи гуляли в сквере имени 26 бакинских комиссаров и Ниязи все ему рассказывал…,» — вспоминала супруга маэстро.
Закончилась война. Первые послевоенные годы были трудными в жизни Ниязи. Как вспоминала Хаджар — «было много несправедливостей, особенно после кончины Узеира Гаджибекова«. Ну, а потом состоялась первая зарубежная гастроль.
«Ниязи выезжал за рубеж, как я уже говорила, во время войны, в Иран. Но это были в основном концерты для советских воинов. А в 1951 году Ниязи выехал в Чехословакию для участия в Пражской весне. Именно там он впервые продирижировал сюитой из балета Кара Караева ‘Семь красавиц’, именно тогда Ниязи стали называть одним из лучших интерпретаторов П.Чайковского за исполнение 4-й симфонии. Это исполнение в Чехословакии было записано на пластинку,» — рассказывала она.
По воспоминаниям Х.Гаджибековой, записям А.Гусейнова