В 1813 г., согласно Гюлистанскому мирному договору, заключенному между Россией и Ираном, в числе других ханств и провинций Азербайджана к России отошло и Губинское ханство. Ханство превратилось в провинцию, и в 1830-х гг. эта провинция занимала территорию на северо-востоке Азербайджана. К слову, Губинская провинция была одним из богатейших уголков Азербайджана. Но так продолжалось недолго.

В 1832-1833 гг. в провинции начался неурожай и падеж скота. С каждым годом росли недоимки населения государству. Уже в 1835 г. недоимки, неоплаченные жителями, составляли довольно большую сумму. А в 1836 г. жители Губинской провинции  вовсе не смогли уплатить хлебной подати, что говорило о крайнем обнищании местных жителей.

Накануне 1837 г. Губинская провинция состояла из 10 магалов, 1 округа и 6 «вольных обществ». Особую административную единицу составляли Еврейская слобода (676 домов) и город Губа (645 домов). Кроме того, к Кубинской провинции были причислены четыре уже упомянутых «вольных общества», а также общества Рутульское и Сугринское, находившиеся на территории Дагестана. Но подчинение это было скорее номинальным, чем действительным.

Во главе всей провинции стоял комендант. Хотя па закону все коменданты, в том числе Губинский, подчинялись военно-окружным начальникам, но на деле они были вполне самостоятельными владыками своей провинции. Этого факта не скрывали и царские чиновники.

В самих царских источниках того времени отмечалось, что коменданты далеко не всегда вели себя подобающим образом. Царские чиновники также отмечали, что коменданты провинции, при поимке воров «отбирали у них покраденные вещи и деньги, употребляли их в свою пользу, а самих похитителей укрывали от преследования законов и наказания на тог конец, чтобы опять иметь от них выгоды».

Отмечалось также, что комендантам помогали сообщники (среди которых были беки и духовные лица), внешне лояльные к царскому правительству.

Комендант был окружен также толпой есаулов во главе с их начальником «хальфой» и военных нукеров с их вожаком, называвшимся «башчи». Что же касается власти коменданта над всеми частями вверенной ему провинции, то он ее осуществлял через наибов (магальных начальников). Магальным наибам были подчинены также и беки, «управляющие» деревнями и называемые «даруга». Наконец, низшей ячейкой власти был кетхуда. Кетхуда, или староста деревни, отвечал за спокойствие поселян, собирал подать, и собирал информацию о всяких проишествиях, которая потом доносилась магальному наибу. Таким образом, людей, принадлежащих к социальным группам, связанным с органами власти, хватало — соответственно жизнь простых крестьян от этого легче не становилась.

Во главе всего административного аппарата Губинской провинции, состоявшего, примерно, из четырех с половиной сотен людей, в то время был поставлен полковник Гимбут, — один из наихудших представителей царской власти в Азербайджане. Жители провинции постоянно жаловались на притеснения Гимбута, местных феодалов и наибов.

Знаменитый азербайджанский драматург, писатель Мирза Фатали Ахундов работал в то время переводчиком в канцелярии главноуправляющего Кавказом и как раз находился в самой гуще событий. В частности, ему было доверено переводить документы на русский язык, и из его переводов можно проследить что происходило тогда в Губе.

Вот, например, что писали жители Мишкурского махала на имя главноуправляющего Кавказом от 2 сафара (6 июля) месяца 1837 г. (в переводе М.Ф.Ахундова):

«С дозволения генерал-майора Реутта осмеливаемся довести до сведения вашего Высокопревосходительства о нижеследующих, претерпенных вами от Губинского коменданта Гимбута, притеснениях:

— С каждого семейства г. Гимбут взыскал по пяти абазов под предлогом для раздачи бедным, но он эти деньги употребил в свою пользу.
— Комендант, собрав от нас деньги на возведение строения для источника теплой воды, не устроил такого, деньги же оставил у себя.
— В почтовую повинность по положению взыскивалось с нас прежде по 11 абазов, а ныне г. Гимбут, сверх сей суммы собрав еще по два абаза и по одному шауру, раздал оные людям при нем находящимся.
— На постройку двух казачьих постовых домов мы доставили необходимое число бревен, а беки произвели таковую постройку; но за это не мы, а другие воспользовались милостью коменданта.
— Прежде всего в подать Калабаши собрали с нас пшеницу половину килы (мера у них существующая), а теперь взыскивается с нас по три абаза и по одной копейке.
— В подать Хить-Матьяна (установленную на жалованье сборщиков) комендант берет с нас по 6-ти шауров, тогда как сборы производят от нас ныне старосты, а не нарочно определенные для сего сборщики.
— Для перевозки леса по требованию коменданта не имевшие из нас собственных к тому средств нанимали скотину за 3 рубля, серебром, мы просим приказать требовать с нас впредь леса по мере действительной в том надобности, не отягощая нас излишними требованиями оного.
— Собрав с нас закату, дал только одному человеку, лишая сей прочих бедных, достойных к получению оной…
— По приказанию коменданта мы развели близ крепости два сада, и в них построили два амбара и две конюшни для табунных лошадей его, Гимбута, на прокормление которых каждый год требуется с нас сухое сено и саман, но никогда не видывали, чтобы таковые лошади кормились сухими фуражами.
— Мы, по его приказанию накосив сено в Нияз-Абаде и в прочих местах, перевозили оное в крепость.

Комендант, получив от нас деньги на постройку домов, разрушенных в городе Ширване от землетрясения, — присвоил оные себе…».

Почти аналогичную жалобу на имя начальника Дагестанского округа Реутта писали крестьяне Шишпаринского магала:

— Для табунных лошадей Гимбута, скосив сено в Нияз-Абаде, перевезли на собственных арбах в крепость Кодьяла; по сей причине не успели приготовить продовольствие для своего скота, который при наступлении, зимы погиб от голода, и тем мы получили большой, убыток.
— Для него мы развели сад близ высшей вороты крепости Кодьяла, который он уничтожил, а потом заставил нас развести другой сад близ вороты (Ортакапу) каковой сад окончили мы в несколько лет и не получили за это от него ни копейки…
— Взыскали с нас деньги за землетрясение (под этим именем).
— Заставлял нас привозить бревна для дров, не платил нам за это ничего.
— Брав с нас деньги за стада наши, он, Гимбут, давал своим мирзам (письмоводителям).
— Собрав с нас деньги для раздачи бедным людям, тогда как по-нашему мусульманскому закону подлежит нам самим раздавать оные собственную рукою указанным сословиям, он оставил у себя.
— Он, Гимбут, подать с урожая нашего берет по пудам, а мы не имеем понятия об этом весе, потому не можем знать лишно ли берет он с нас таковую подать или нет?
— Несколько лет как он уже собирает с нас закату, посему все наши мусульманские мечети и училища находятся в затруднении для необходимого расхода, и бедные из нас люди, имеющие всегда питаться закатом,, остаются ныне без пропитания.
— Перед тем, как построили Сейдлинский пост, служили в оном для исполнения разных поручений, а комендант Гимбут велел нам отправлять подобные должности уже не там, но в Хизир-Зандасском посту, через что мы по состоянию нашему в дальном расстоянии от сего поста чувствуем большую тяжесть.
— Прежде всего, собрав он от нас сохи, заставил пахать землю и сеять просо, говоря, что этим он будет пропитать бедных.
— Сверх того, что мы сами сдаем в почтовых станциях и занимаемся перевозками бумаг, он еще берет с нас почтовые деньги.
— Без всякой платы заставил нас построить главную дорогу.
— Два года уже, как мы по его приказанию привозили бревна на своих арбах, и из нас кто не имеет буйволов для привоза бревен, тот нанимает таковых за 5ять рублей серебром и доставляет оные.
— Он, Гимбут, насильно требует от нас людей для отправления их в Варшаву, в намерении прибыть к Вашему превосходительству для подачи оного собирались мы на берегу реки Чига-Чука, в то время жители шабрайского магала были собраны в крепости Кодьяла для подачи подобной просьбы Вашему превосходительству, между тем, комендант Гимбут, узнав намерение сих последних, велел наказать почетных из них жителей палками и выгнать из упомянутой крепости, и при сем случае отправил к нам Мамед Риза-бека, который па прибытии своем стращал нас разными угрозами и обесчестил до крайней степени, притом распустил ложные слухи, будто мы делаем укрепление, похороняем медные сосуды и хотим противиться Российским начальникам. Вследствие чего мы осмеливаемся доложить Вашему превосходительству, что мы с самого начала Российского правительства до ныне сохраняем совершенную преданность оному ; цель отправления нашего к Вам состояла только в том, чтобы осведомиться об истине обстоятельства насчет отдачи людей для отправления в Варшаву, которых Гимбут сильным образом требовал от нас.

Доводя все вышеизложенные предметы до сведения Вашего превосходительства, покорнейше просим Вас удалить Гимбута от должности коменданта и тем избавить нас от его угнетения — Сафара (июля) месяца 1253 г. (1837 г.). Написаны имена 96 человек. Перевел Фет-Али Ахундов. Верно».

Злоупотребления коменданта при сборе податей не знали границ, как писал главноуправлящему Розену штаб-ротмистр Потоцкий, посланный в Губинскую провинцию для выяснения причин крестьянских волнений в начале 1837 г.: «Во все время управления полковника Гимбута, раскладки податей и разные налоги делались совершенно произвольно, без всякого определения и отчетности. Так, например, налог на устройство будугских минеральных вод, собираемый от всех жителей Губинской провинции, деланный с большим притеснением, показан в казне 179 руб. и 60 коп., тогда как по справкам во многих магалах сей доходил до 500 руб, сер. Сбор сей наложен, как и многие подобные, по собственному распоряжению коменданта… Должно при сем заметить, что у Мирзы Алияра (писарь и переводчик при коменданте) находились двойные и тройные, даже разные раскладки податей на татарском (азербайджанском) языке».

Комендант Гимбут угнетал не только крестьян магалов Губинской провинции, но и жителей «вольных обществ» Рутульского, Алтыпаринского, Доккузпаринского, Ахтыпаринского магалов Дагестана, находившихся тогда в составе Губинской провинции.

Как следует из писем крестьян, несмотря на всяческие притеснения со стороны коменданта Гимбута и его местных приспешников, все-таки жители Губинской провинции в своих жалобах ничего не говорили против самого Российского государства. Несмотря на всю тяжесть двойной эксплуатации царизма и местных феодалов, крестьяне долго не отваживались открыто выступать против своих угнетателей. И лишь произвольные действия коменданта Гимбута, его наибов и грабителей-откупщиков, нарушавших даже самые жестокие эксплуататорские законы царизма, привели к взрыву народного гнева — к первому выступлению крестьян весною 1837 г. и восстанию их осенью того же года.

Гимбут тиранил и чинил произвол над населением провинции независимо от его национальной принадлежности. Его жадность простиралась не только на голову мусульманского населения провинции, — азербайджанцев, народностей Дагестана, — но также и на жителей Еврейской слободы, находящейся под Губой.

Комендант Гимбут не оставлял в покое и жителей самой Губы, о чем красноречиво говорит их прошение-жалоба на имя главноуправляющего Кавказом.

Как следует из перевода документа М.Ф.Ахундовым: «Господин Гимбут со времени назначения его в должность Губинского коменданта начал делать нам разные притеснения, так что в продолжении трех лет сумма на 2700 червонцев; взыскана была с нас лишно; чувствуя такое явное злоупотребление, несколько человек из нас пошли с жалобою к Коменданту, который не обратил на оную никакого внимания, потом мы, давая со стороны своей доверенность некоторым из нас, почетным купцам, послали их с таковою же жалобою к Коменданту, который на сей раз не только не удовлетворил нашей просьбы, но даже велел наказать доверенных наших палками; наконец, отчаиваясь от Коменданта, мы принуждены были довести сие обстоятельство при прошении до сведения генерала Коканова и от которого на это не получили ответа. Между тем комендант, не переставая от разных нам притеснений, сверх вышеупомянутой суммы брал с нас еще 3000 червонцев, то есть каковые деньги по его приказанию издержаны были нами на уплату работникам (не пишет каким), на наем ароб, на гостеприимство, на заграду большой реки Кодьяла и на прочие сим подобные предметы; причем он, Гимбут, велел нам построить стены и башни крепости Кубы, которые потом, разрушив, вторично нас заставил построить… 29 магеррама (5 мая) месяца 1253 года (1837 г.). Приложены 33 печати и написаны имена 10 человек. Перевел Фет-Али Ахундов».

Еще одна проблема заключалась в том, что из-за местных феодалов и наибов жалобы крестьян редко доходили до начальства. Да и сами царские чиновники не скрывали произвол магальных наибов. Например граф Васильчиков, в своей докладной записке специально о наибах предлагал уменьшить число магалов до шести и хотя бы таким путем сократить количество «магальных наибов, которых склонность к угнетению жителей и собственного обогащения известная».

Вот почему крестьяне в своих жалобах открыто называли их фамилии и даже требовали их удаления от занимаемых должностей.

Так, в жалобе жителей Мишкурского магала приводится ряд имен наибов, переводчиков и потомственных беков, жестоко эксплуатировавших и без того задавленную всем царским режимом крестьянскую массу.

Из документа переведенного М.Ф.Ахундовым:

«Доложив Вашему Высокопревосходительству о таких противозаконных действиях коменданта Гимбута, мы просим Вас удалить его от должности, равно и его переводчика Асланова, Мамед Хан-бека и Джафар Кули-ага, которые участвуют во всех чинимых нам Гимбутом злоупотреблениях, а в противном случае мы принуждены рассеяться по разным сторонам, потому что более не в состоянии претерпевать угнетения упомянутых лиц… Мамед Хан-бек же, который в нашем магале находится наибом, учинил нам следующие злоупотребления:

— Каждый год он заставляет нас пахать для него земли и засевать оные, потом жать хлеб и перебрать в надлежащее место, притом уже два года от нас брал семена около ста четвертей.
— В двух местах заставил нас сделать ограду…
— Он собрал от нас сохи, чтобы пахать себе землю для хлопчатой бумаги, которой же семя взял от нас.
— Насильно отобрал себе у жителей деревни Нира-доран 12 мотков шелка.
— Отобрал он также насильно одно имение и 18 рублей серебром у жителей деревни Бостанча, отдал другим.
— Одного человека из жителей деревни Тала наказал палками и взыскал с него 20 рублей серебром…

Перевел Фет-Али Ахундов. Верно».

Настоящим бичом для жителей Закавказья, а следовательно и Губинской провинции, была откупная система, по которой почти все виды казенных доходов сдавались отдельным лицам — откупщикам. Результатом этой системы было то, что откупщики, купив право на всякий сбор, взыскивали его с населения иногда в несколько раз больше, чем полагалось по установленным законам, и обогащались на этом.

Первое и наиболее доходное место занимал сбор с казенных пастбищ. Одним из наболевших вопросов был вопрос о том, какие именно пастбищные места должны быть закреплены за откупщиком для взимания сборов. Официально это были «казенные» земли, в прошлом принадлежавшие ханам, и как бы по наследству перешедшие к царскому правительству. На самом же деле откупщик собирал свои сборы и с тех эйлагов и гышлагов, которые никогда хану не принадлежали, а, наоборот, считались собственностью крестьянских общин и за которые крестьяне даже при ханах ничего не платили.

Откупщики не ограничивались захватом и обложением поборами только пастбищных земель, принадлежавших деревенским общинам, а шли дальше и облагали сборами пахотные земли, принадлежавшие деревням. Не малое участие в данном виде «заработка»принимали и «свои» местные откупщики.

По материалам А.Сумбатзаде