Значению лошадей как упряжных, так и верховых животных в истории человечества посвящено огромное количество литературы, тем не менее многие вопросы еще остаются. Один из них заключается в том, каким народам принадлежала приоритетная роль в их освоении в целом и в отдельных его этапах в частности.

Население Закавказья, занимающего промежуточную позицию между основными центрами использования коней в древности – Евразийскими степями и Ближним Востоком, то есть кочевниками и городскими цивилизациями, – испытывало определенные влияния как с севера, так и с юга, внося в то же время собственную лепту в развитие коневодства и особенности проявления конского культа.

Долгое время считалось, что кони в Закавказье появились не ранее II тысячелетия до н.э. и были заимствованы, скорее всего, из Передней Азии или, согласно другой гипотезе, из северных степей. Однако были обнаружены материалы, позволившие изменить эту точку зрения и выдвинуть новые предположения.

Так, на поселениях, относящихся к IV тысячелетию до н.э., стали находить конские кости, согласно заключениям палеозоологов принадлежавшие уже одомашненным особям, а на поселении Аликемектепеси (Азербайджан) зафиксированы, по тем же заключениям, и две конские породы.

Конечно, выделение одомашненных видов достаточно сложно, но самый факт раннего знакомства древнего населения Южного Кавказа с лошадьми сомнений не вызывает, а находки конских костей в отложениях вюрмского периода и в мезолитических памятниках привели к заключению о Южном Кавказе как об одном из древних очагов присутствия диких коней.

Процент конских костей в энеолитических поселениях, сосредоточенных преимущественно в юго-восточных районах Закавказья, сравнительно невелик. Играли ли кони какую-то роль в идеологических представлениях и ритуалах энеолитического населения?

К первой половине IV тысячелетия до н.э. относится первое, весьма условное, изображение предположительно головы эквида, являющееся окончанием каменного (согласно Ф. Гулиеву, глиняного) столбика около 30 см длиной, так называемого «скипетра». Предмет был найден в кургане 1 могильника Союгбулаг на северо-западе Азербайджана.

Как известно, с каменными скипетрами в виде голов коней и/или других животных, достаточно широко распространенными в памятниках Восточной Европы IV тысячелетия до н.э., связано много интересных гипотез. Правда, закавказский экземпляр отличается от восточноевропейских общей конфигурацией – голова животного и вертикальный столбик представляют одно целое. Б. Лионне указала на наиболее близкую аналогию ему в могильнике Си Гирдан (район оз. Урмия).

Кроме того, если на восточноевропейских скипетрах был орнамент, который рядом исследователей интерпретируется как изображение ремней оголовья, на союгбулагском экземпляре ничего подобного не было. Если отдельные штрихи на темени животного и можно считать следом такого оголовья, очевидно, что сделавший его мастер не имел об этом элементе понятия.

По мнению Ф. Кулиева, подобная находка свидетельствует об особой роли коня у населения территории Азербайджана в IV тысячелетии до н.э., роли, которая не может объясняться ближневосточным происхождением соответствующей культуры.

На протяжении III тысячелетия до н.э. на поселениях эпохи ранней бронзы конские кости продолжали встречаться, хотя и значительно уступали количественно костям крупного и мелкого рогатого скота.

Уже неоднократно обращалось внимание на то, что в этот период поголовье мелкого рогатого скота сильно увеличивается и развивается отгонное скотоводство, при котором лошадь могла использоваться как вьючное животное, а по предположению Ф. Кулиева и в качестве транспортного средства. К тому же времени относятся редкие изображения на керамике и отдельные скульптурные изображения конских голов.

В кургане у с. Тельман (Азербайджан) был найден еще один каменный «скипетр» длиной около 24 см с головой животного, возможно, коня. По общей конфигурации он отличен от союгбулагского и ближе к восточноевропейским предшествующего тысячелетия, но в целом достаточно своеобразен.

Как бы то ни было, только с началом эпохи поздней бронзы, когда отгонное скотоводство и освоение коня в качестве средства передвижения получили особое развитие, на Южном Кавказе появляются археологические памятники, прямо свидетельствующие о роли коней как в повседневной жизни, так и в погребальном ритуале. Именно с этого времени начинается широкое изготовление конской узды, важнейшие части которой делались из бронзы.

На протяжении II–I тысячелетия до н.э. эти элементы меняли форму, орнаментацию, частично заимствовались из соседних регионов, частично сохраняли местные традиции, оставаясь одним из важнейших элементов комплекса материальной культуры и погребального инвентаря, сопровождавшего умершего воина.

Менялись, очевидно, и приоритеты в военном использовании коней. По крайней мере с середины II тысячелетия до н.э. Южный Кавказ оказывается в зоне «колесничного койне».

Анализ особенностей колесниц, модели которых были найдены на территории Южного Кавказа, показал, что по деталям конструкции кузова и запряжки они относятся к ближневосточному типу, распространенному в его западном ареале. В том же ареале находят аналогии и гребенчатые шлемы, надетые на одного из каждой пары стоящих в колесницах воинов.

Характерно для искусства Ближнего Востока, особенно Ассирии и Сирии, и использование колесниц для охоты, что демонстрируют закавказские экземпляры. Каково бы ни было происхождение ближневосточных колесниц – местное или заимствованное из степей, закавказские модели представляют те экземпляры, которые входили в ареал ближневосточной традиции.

Нужно также отметить, что в научный оборот были введены чрезвычайно интересные материалы, позволившие их исследователям предложить гипотезу евразийского происхождения закавказских колесниц. В кургане 4 могильника у селения Гараджамирли (западный Азербайджан, правый берег Куры) среди погребального инвентаря находились два конских черепа, а кургане 5 того же могильника – конский скелет без черепа, а среди инвентаря части колесничной упряжи, уложенные как при запряжке, и навершие в виде кольца, увенчанного фигурой оленя с колокольчиком внутри.

Хотя металлические предметы относятся к начальному периоду эпохи поздней бронзы, архаичная керамика дала некоторым ученым основание отнести указанные курганы к рубежу средней и поздней бронзы. Однако и среди керамики есть формы более поздние.

Продолжение использования архаичной керамики в условиях формирования или заимствования знаковых для начала позднебронзовой эпохи элементов, возможно, не является определяющим в установлении хронологии памятника и соответственно удревнения начала производства колесниц в Закавказье, хотя из известных поздне-бронзовых памятников с колесничной упряжью четвертый и пятый курганы Гараджамирли могут считаться наиболее ранними.

Поводом для заключения о происхождении колесниц Гараджамирли послужили не сохранившиеся их части, а изображения на одном из сосудов, на котором по желтоватому фону темной и темнокрасной краской нанесен орнамент, расположенный двумя фризами.

В верхнем изображены «четыре больших колесницы, запряженные оленем», в нижнем – геометрические знаки и схематичная фигура лошади. Точнее, в верхнем фризе представлены четыре большие круга с выходящими из центрального маленького кружка 11–13 лучами или «спицами» и олень перед одним из них. Доказательством возможности трактовки орнамента с «колесами» как целостного сюжета, то есть запряженной оленем колесницы, авторы считали найденное в том же кургане навершие. Рельефная полоска на шее и плечах оленя, венчающего его, трактуется как хомут, то есть указание на использование оленя в качестве упряжного животного.

Исходя из своей трактовки описанного орнамента, некоторые ученые связывают запряжку оленей в колесницу с упоминанием такой практики «в древних индийских мифах» и рассматривают изображение на сосуде как свидетельство проникновения колесниц на Кавказ из Южной Сибири, где в более позднее время слияние образов оленя и коня зафиксировано археологически. Как одно из доказательств приводится также тезис о присутствии в Восточном Закавказье «андроновского типа керамики».

Применение оленей в качестве тягловой силы, во всяком случае, в погребальном ритуале, так же как и вообще ритуального значения оленей, было зафиксировано памятником, из географически близкого района и относящимся к началу эпохи поздней бронзы, то есть в исследованных Я.И.Гуммелем в окрестностях г. Ханлар (Азербайджан) «погребениях с оленями».

Как известно, в одной из могил была обнаружена деревянная рама с дышлом, по обеим сторонам которого лежали два полных скелета оленей, несомненно имитировавших запряжку. Анализ этого комплекса привел к предположению о хеттском генезисе представленного этими погребениями культа.

Напомним, что несомненные южные связи прослеживаются и в первом и втором курганах Гараджамирли, бесспорно относящихся к началу эпохи поздней бронзы. Изложенные соображения, как представляется, дают основание оставить в силе тезис о принадлежности закавказских колесниц к ближневосточному культурному ареалу.

Рассмотренные материалы не позволяют сделать вывод о существовании на Южном Кавказе в середине II тысячелетия до н.э. колесничного войска, хотя связанные с этим видом транспорта определенные социально-экономические сдвиги, очевидно, имели место.

Уже неоднократно отмечалось, что овладение колесницами приводило к значительным изменениям в экономическом развитии общества и его социальном устройстве.

Это проявляется и в формировании слоя людей, обладавших колесницами или, во всяком случае, пользовавшихся ими, и в появлении высококвалифицированных мастеров, их производивших. Исследование погребений, содержавших остатки колесничных кузовов и бронзовые модели, позволяет заключить, что эти два фактора в обществе Южного Кавказа присутствовали.

Как известно, колесницы имели разные функции – военную, охотничью, ритуальную, но главной признается военная, собственно и вызвавшая к жизни появление этого транспортного средства.

В случае с закавказскими колесницами — модели в большинстве случаев изображают только охоту, когда перед запряженной двумя лошадьми колесницей с воинами помещается фигурка оленя или косули.

Если допустить, что модели отражают реалии закавказского общества середины II тысячелетия до н.э., следует признать существование довольно значительного количества зависимых людей, чья помощь в подобной охоте была необходимой.

Судя по материалу погребений, колесницы в реальной жизни использовались в Закавказье очень ограниченный срок – самое начало эпохи поздней бронзы.

Правда, на найденном глиняном сосуде из Дилижана и особенно в декоре закавказских бронзовых поясов начала I тысячелетия до н.э. изображения колесниц присутствуют. Это позволяет предположить, что колесница, утратив практическое значение, сохранилась в мифологии и отражающей ее изобразительной традиции.

По материалам М.Погребовой из сборника «Арии степей Евразии: эпоха бронзы и раннего железа в степях Евразии и на сопредельных территориях»