О.БУЛАНОВА

Октябрьский переворот 1917 г., кроме всего прочего, принес миру новую модель управления нефтяной индустрией – национализацию. Через 70 с лишним лет неэффективность советской нефтяной госмонополии сыграла важную роль в распаде СССР. А начиналось все с Декрета о земле и Бакинской коммуны.

«Право частной собственности на землю отменяется навсегда» – так было сказано в первом пункте упомянутого Декрета, который наряду с Декретом о мире стал первым посланием большевиков после переворота. Декреты принимались впопыхах – меньше чем через сутки после выстрела «Авроры» и ареста Временного правительства.

Выражаясь сегодняшним языком, эти декреты были скорее пиар-акцией, нежели реальным законотворчеством. Важно было показать народу «выгоды» от прихода новой власти. Экспроприация помещичьей земли и заключение мира идеально для этого подходили.

Вторым пунктом декрет объявлял: «Все недра земли: руда, нефть, уголь, соль и т.д., а также леса и воды, имеющие общегосударственное значение, переходят в исключительное пользование государства». Идейная почва для экспроприации нефтяных компаний была создана в России задолго до 1917 г.: сторонники этого подхода были не только среди левых партий, но даже среди правых популистов-государственников. После прихода к власти большевиков в правительстве развернулась дискуссия, как управлять нефтяными активами.

В начале XX в. нефть с Апшеронского полуострова составляла до половины всего мирового производства. Более 90% всей нефти в Российской империи добывалось в Баку, поэтому неудивительно, что именно там шла самая ожесточенная борьба за судьбу нефтяной промышленности.

Несмотря на радикальную идеологию того времени, в Совнаркоме возникла фракция «реалистов», возражавших против повальной национализации всей нефтяной индустрии. Их несогласие сводилось к тому, что советская республика остро нуждалась в топливе, а экспроприация приведет к хаосу и резкому падению добычи.

Весьма характерно, что жесткий отпор «реалистам» дал не кто иной, как Иосиф Сталин. Именно он стал основным лоббистом скорейшей и тотальной национализации. Интерес Сталина к судьбе азербайджанской нефти неслучаен – во время бакинского нефтяного бума он принимал активное участие в нефтяных стачках. В итоге благодаря телеграммам Сталина чаша весов склоняется на сторону сторонников тотальной экспроприации в Бакинской коммуне.

И вот 20 июня 1918 г. Совнарком РСФСР принял декрет о национализации нефтяной промышленности в масштабах всей страны. Добыча, переработка и торговля нефтью объявлялись государственной монополией. Управление национализированными предприятиями передавалось Главному нефтяному комитету.

Как уже было упомянуто, Декрет о земле написали на скорую руку. Но судьба уготовила ему большое будущее. Позже идея полной национализации недр повлияла на развитие нефтяного сектора не только в России, но и в мире. Хотя попытки вмешательства государств разных стран в топливную промышленность происходили и до 1917 г. (в частности, суд и последующая реструктуризация «Standard Oil» Рокфеллера), но до открытой национализации дело все же не доходило.

Экспроприация азербайджанской нефти стала переломным событием. Перевод активов бакинских компаний под контроль государства (самым крупным производителем была компания братьев Нобель) открыл политический ящик Пандоры.

Львиная доля мировой добычи нефти в первой половине ХХ в. приходилась на нефтяных магнатов, прежде всего Рокфеллера и осколки его империи, а позже – на семь западных крупнейших корпораций (т.н. «семь сестер»). Для левых движений того времени все они олицетворяли собой «звериный оскал капитализма».

Поэтому во многих странах идея национализации недр стала ключевой составляющей постколониальной идеологии. В 1917 г. Мексика приняла новую конституцию, в соответствии с которой – точь-в-точь как в Декрете о земле – недра объявлялись собственностью государства. Свыше 80% добычи в стране (в 20-е гг. она вышла на второе место в мире) контролировали англо-голландская «Royal Dutch Shell» и американские компании. В течение 20 лет им удавалось отсрочить национализацию, но в 1937 г. страну потрясла забастовка нефтяников, вслед за которой президент Ласаро Карденас ввел запрет на работу иностранных компаний. Их собственность была передана национальной компании «Petroleos Mexicanos» («Pemex»).

Следующей крупной страной в череде национализаций стал Иран. В 1951 г. при шахе Мохаммеде Реза Пехлеви и премьере Мохаммеде Моссадыке была экспроприирована собственность «Англо-иранской нефтяной компании» (впоследствии ставшей компанией «BP»). Позже национализация была частично отменена, но после победы исламской революции иностранные компании были вынуждены вновь покинуть Иран.

В 50-е и 60-е гг. национализация нефти прошла в Аргентине, Бразилии, Египте, Бирме и Перу. В 70-е процесс принял лавинообразный характер – за два года национализация была проведена в пяти странах: Ираке, Алжире, Ливии, Нигерии и Венесуэле. Мода на огосударствление сырьевого сектора была настолько интернациональной, что даже вышла за пределы постколониального мира, перекинувшись на страны Запада. В Британии государство сохраняло контроль над «BP» вплоть до ее приватизации при Маргарет Тэтчер, а в Канаде правительство владело «Petro-Canada» вплоть до 1990 г.

Тяжелее всего пришлось странам, где нефтяная госмонополия существовала в условиях частичной или полной экономической изоляции, например, в Иране, Ливии и… Советском Союзе.

Самый наглядный пример – история СССР перед его распадом. Вопреки распространенному мнению падение производства нефти началось не в «лихие девяностые», а еще при советской власти. Пик добычи был пройден в 1988 г., когда было произведено 624,3 млн тонн нефти. В 1989-м этот показатель упал до 607,2 млн тонн, в 1990-м – до 570 млн тонн, а в 1991 г. опустился до 515,8 млн тонн.

Причина – не недостаток запасов, а ошибки в планировании, технологическое отставание и отсутствие конкуренции. Главной задачей правительства в СССР было наполнить государственную казну валютой. Соответственно, основной приоритет заключался в краткосрочном наращивании объемов производства без оглядки на эффективность и срок эксплуатации месторождений.

Примером этого была, в частности, печально известная практика массового заводнения месторождений (с целью увеличения извлечения нефти) в Западной Сибири. К примеру, в США на одну тонну добытой нефти в среднем закачивали 0,5 куб. м воды, а в СССР – 4 куб. м. Вместе с сибирскими (которые, кстати, были открыты благодаря азербайджанскому нефтяному гению Фарману Салманову) такому же варварскому обращению подверглись месторождения на Апшероне, Нефтяных камнях и на других азербайджанских нефтяных площадях.

Иными словами, в стране победившего социализма из азербайджанских (и не только) месторождений выжимали максимум в кратчайшие сроки, что приводило к их досрочному исчерпанию, а также серьезным экологическим проблемам. В итоге наступающие солончаки, необходимость в массовой рекультивации земель и другие проблемы, которыми Азербайджан наградила советская власть.

Использованы данные Петра Казначеева, директора Центра сырьевой экономики РАНХиГС