Во времена «оттепели» во многих госструктурах происходили радикальные перемены. Наряду с другими силовыми ведомствами появилась необходимость обновить состав КГБ, в сталинские времена специализировавшегося на репрессиях. Необходимы были профессионально подготовленные интеллектуалы.

Ряды оперативников КГБ СССР и союзных республик, в том числе и Азербайджана, стали пополняться в основном за счет сотрудников с высшим техническим и гуманитарным образованием, прошедшими спецподготовку в закрытых средних и высших учебных заведениях КГБ.

КГБ – организация, безусловно, серьёзная, однако и здесь происходили порой забавные случаи, определенные их них можно было бы назвать «системными курьёзами». Некоторые из них изложил в своей книге Ш.Сулейманов, долгие годы проработавший в КГБ Азербайджанской ССР.

Порой случалось так, что оперативники выполняли свою работу на «отлично», но нужных результатов достичь все равно не удавалось. Это хорошо иллюстрирует история, произошедшая в Баку в 1981 году. Этот случай описал бывший подполковник КГБ Азербайджанской ССР Акиф Гасанов.

«Весь май нам пришлось «отработать» по немецкому учёному-историку – стажёру, приехавшему в Азербайджан из ФРГ. Стажировался он в Институте истории АН, поселился, как и все приезжавшие в Баку иностранцы, в гостинице «Интурист». У нас была директива Центра, что стажёр является установленным сотрудником германской спецслужбы,» — рассказывал Гасанов.

Поэтому, как только немец появился в Баку, за ним было установлено тщательное наблюдение: что делает, куда ходит, с кем встречается, о чём говорит.

Поведение немца сразу насторожило 2-й отдел. Например, стажёр заходил на Главпочту и вбрасывал в ящик для «иностранной корреспонденции» по десять-двадцать открыток – приходилось их изымать, изучать на тайнопись и наличие микроплёнки, «отрабатывать адресатов».

«Или ночью, тихо поднявшись с постели, стажёр заходил в ванную комнату и в темноте (номер был оборудован «жучками» и аппаратурой визуального контроля) то ли тайник закладывал, то ли что другое оборудовал. На следующий день сотрудники ОТО в поисках тайника должны были дотошно изучить в ванной комнате стажёра из ФРГ каждый квадратный сантиметр. Вот только результаты «дотошности» каждый раз оказывались нулевыми», — вспоминал Гасанов.

Или около полуночи стажёр гасил в номере свет и, согласно «средствам контроля, установленным в отеле», ложился спать. Наружное наблюдение за стажёром «после отбоя», естественно, снималось. А немец через 30-40 минут тихо выходил из номера, покидал отель и «растворялся» на улицах Баку.

Гасанов вспоминал: «Я был единственный неженатый сотрудник отделения, поэтому круглосуточно «держать руку на пульсе» стажёра в «Интуристе» «доверили» мне. И когда немец «вдруг пробуждался» и покидал номер отеля, я вынужден был срочно – по тревоге – вызывать к гостинице оперов «наружки». Потому что по всем канонам контрразведки ночные вылазки стажёра должны быть оценены либо как попытки закладки иностранцем в тайник контейнера, предназначенного для агента или шпиона-нелегала, либо как попытки изъятия из тайника контейнера с разведывательными донесениями, подготовленными агентом или разведчиком-нелегалом для западной спецслужбы, на которую это неизвестное нам лицо работало в Азербайджане».

В первом случае, если бы речь шла о закладке контейнера, необходимо было узнать место, где находится тайник, и установить за ним круглосуточное наблюдение в надежде, что за контейнером рано или поздно придёт агент или шпион-нелегал. А затем установить за персоной выявленного агента или шпиона-нелегала (что само по себе большой успех контрразведки) наблюдение, позволяющее выявить связи «тайного врага».

«Во втором случае мы должны были зафиксировать момент изъятия из тайника шпионского контейнера, а затем изъять его у стажёра, чтобы, во-первых, не допустить «ухода» за рубеж информации, имевшей, не исключено, стратегическое значение, а во-вторых, расшифровав донесение агента (как вариант – шпиона-нелегала), можно определить круг лиц, имевших доступ к отправляемой за рубеж информации, после чего, проведя ряд оперативных мероприятий, выйти в итоге на агента или шпиона. А это уже «высший контрразведывательный пилотаж», — рассказывал Гасанов.

В «работе по стажёру», продолжавшейся месяц, были задействованы значительные силы 2-го и 7-го отделов, а также ОТО. В номере стажёра были установлены «жучки», когда он покидал отель, все его перемещения по Баку, все встречи с людьми на улицах фиксировались на фото- и видеокамеры.

Затем устанавливались личности людей, с которыми стажёр случайно или не случайно, но встретился, пусть и мимолётно – ведь даже при контакте, продолжавшемся несколько секунд, можно обменяться словами, можно передать из рук в руки миниатюрный контейнер с микроплёнкой. И каждый день писались «отчёты о проделанной работе».

«К концу операции опера с ног валились от усталости, но отчёты для руководства требовалось писать каждый день, точнее, каждую ночь – только в это время, когда стажёр после «прогулок по городу» возвращался в «Интурист», у нас появлялась возможность заняться отчётотворчеством», — рассказывал Гасанов.

Через месяц у немца закончилась стажировка, и он уехал обратно в Германию. За это время оперативники выполнили колоссальный объём работы – и всё ради единственной выявленной встречи стажёра с агентом или шпионом-нелегалом, ради обнаружения хотя бы одного тайника, одного контейнера. А в результате – ничего. Ни агента, ни шпиона, ни тайника, ни контейнера.

«В общем, поняли мы, что стажёр приехал в Баку «на шпионскую практику» – учился он, используя спецов КГБ, уходить от «наружки», закладывать тайники – работать, одним словом, «под колпаком» спецслужб противника. Думаю, что месяц, проведённый «на полигоне» в Баку, дал немцу – как разведчику – богатейший профессиональный опыт. К сожалению, такие пустейшие сценарии в работе спецслужб, как месячная слежка КГБ Азербайджана за стажёром из ФРГ, увы, тоже случаются…», — рассказывал Гасанов.

По материалам журнала «Литературный Азербайджан». Из серии «Курьёзы КГБ АзССР»