Эльмира Назирова (1928-2014) принадлежит к эпохе, единодушно признанной золотым веком азербайджанской музыки XX столетия. Её имя ассоциируется с талантом, мастерством, индивидуальностью, художественной дерзостью и непредсказуемостью — как в жизни, так и в творчестве.

Назирова — композитор, пианистка и педагог, заслуженный деятель искусств Азербайджана, чей вклад в музыкальную культуру страны исчисляется десятками фортепианных произведений, сотнями учеников и незабываемыми выступлениями на концертных сценах Баку и многих городов мира.

Её выступления, как сольные, так и с выдающимися дирижёрами — Ниязи, Стасевичем, Фелдбрили, Рахлиным, Сатановски, обогатили сокровищницу фортепианной музыки Азербайджана. Назировой необычайно везло с учителями: Георгий Георгиевич Шароев и Борис Исаакович Зейдман в Баку, Дмитрий Дмитриевич Шостакович и Яков Исаакович Зак в Москве привили ей подлинное мастерство, которым она впоследствии щедро делилась с учениками.

Особые отношения сложились у Назировой с Дмитрием Шостаковичем. Шостакович стал всемирно известным композитором в 20 лет, когда его Первая симфония прозвучала в концертных залах СССР, Европы и США. Через 10 лет его оперы и балеты шли в ведущих театрах мира. 15 симфоний Шостаковича современники называли «великой эпохой русской и мировой музыки».

В декабре 2003 года исполнилось полвека с тех пор, как в Большом Зале Московской консерватории под управлением Евгения Мравинского впервые прозвучала Десятая симфония Шостаковича — сочинение этапное, прервавшее полосу почти восьмилетнего молчания гения симфонии в этом жанре, обусловленного печально известным постановлением 1948 года. Десятая симфония стала и отражением духовных исканий мастера, и, одновременно, символом его возрождения к жизни.

Десятая симфония вызвала много споров и разнообразных, подчас прямо противоположных толкований у музыковедов. В особености это относится к третьей части, скерцо (часть симфонии, сонаты, квартета или самостоятельная музыкальная пьеса), основанной на развитии двух тем: монограммы Шостаковича D-Es-C-H и темы валторны Е-A-E-D-A. На протяжении десятилетий исследователи выдвигали самые различные предположения по поводу семантики загадочной темы валторны. Ближе всего к разгадке тайны приблизился британский музыковед Дэвид Фаннинг, который назвал данную тему «музыкальной подписью, дополняющей D-Es-C-Н». Не исключено, правда, что Фаннинг был каким-то образом осведомлён о тех событиях, которые вызвали к жизни символику Десятой симфонии.

А между тем ключ к разгадке тайны Десятой симфонии находился в Баку, в личном архиве профессора Эльмиры Назировой. Все эти годы бережно хранила она 34 письма великого композитора, в одном из которых содержалась уникальная информация об адресованном ей музыкальном посвящении — её имени, зашифрованном в теме валторны из скерцо Десятой симфонии.

В числе тех, кого Назирова посвятила в эту страницу своей судьбы была ее ученица, Аида Гусейнова.

А.Гусейнова вспоминала: «Произошло это в августе 1990 года, накануне её эмиграции в Израиль. Нас уже долгие годы связывали близкие, доверительные отношения. Эльмира Назирова была не просто моим педагогом по классу специального фортепиано в школе и консерватории, но и подлинным духовным наставником, оказавшим колоссальное влияние на моё профессиональное и личностное становление. Помню тот трепет, с которым я перебирала и читала драгоценные рукописи, и то удивительное чувство судьбоносности момента — прикосновения к тайне, которой вскоре предстояло изменить кажущиеся незыблемыми представления о жизни и творчестве корифея музыки XX века. Помню заключительные слова Эльмиры-ханум: Я хочу, чтобы ты прочла эти письма. Хочу оставить на Родине память об этой странице моей судьбы. Думаю, что придёт время, и ты расскажешь и напишешь об этом.»

Гусейновой действительно довелось написать об этом; статьи о Десятой симфонии в свете переписки Шостаковича и Назировой были опубликованы в научном журнале «DSCH», издающемся во Франции и США и посвященном жизни и творчеству Дмитрия Шостаковича, и в журнале «Azerbaijan International», выходящем в США. Некоторые факты и материалы были затем обнародованы в азербайджанской газете «Эхо».

К сожалению, скептиков было хоть отбавляй. Однако в числе неоспоримых доказательств — наличие писем, документальных источников, удостоверенных, помимо Э.Назаровой и А.Гусейновой, также внушительной обоймой российских и западных музыковедов — экспертов по музыке Шостаковича.

*******

Когда и при каких обстоятельствах произошло это судьбоносное знакомство и как оно развивалось? Как этот эпизод биографии великого мастера сублимировался в семантическом контексте Десятой симфонии? Таковы основные ключи к расшифровке музыкальной тайнописи Десятой симфонии.

… Они познакомились осенью 1947 года в Москве, куда юная Э.Назирова по настоянию Узеира Гаджибекова отправилась после года учебы в Азербайджанской консерватории. В Московской консерватории, как и в Баку, Э.Назирова занималась по двум специальностям — фортепиано (у Якова Зака) и композиции (у Дмитрия Шостаковича). Занятия в классе Шостаковича стали одной из самых ярких страниц её жизни. Постижение секретов композиторского мастерства, жаркие словесные баталии о литературе и искусстве, игра в четыре руки симфоний Гайдна, Бетховена…

Назировой довелось стать свидетелем трагического периода биографии Шостаковича, последовавшего за постановлением 1948 года. Она вспоминала, как однажды на концерте заняла в зале место где-то рядом с Шостаковичем, вернее, в том вакууме, который образовался вокруг него, и как он удивленно спросил ее: «А Вы не боитесь?» Чувство, пусть неосознанное, в душе Шостаковича уже начало возникать. Иначе как объяснить строки из письма от 29 июля 1953 года, где он описывает необычайную радость, которую испытал, когда по приезде в Баку в 1949 году заметил Эльмиру в толпе встречающих.

В 1948 году Эльмира Назирова по семейным обстоятельствам возвращается в Баку, где возобновляет учебу в Азербайджанской консерватории по классу фортепиано (у Георгия Шароева) и композиции (у Бориса Зейдмана). Но кипучая музыкальная жизнь бывшего СССР снова и снова сводит ее с Шостаковичем, который становится ее благодарным слушателем и, одновременно, строгим, взыскательным критиком.

Между учителем и ученицей происходит необычайное духовное сближение. Они часто встречаются, гуляют по улицам Москвы, слушают вместе симфонии Бетховена и Малера, спорят на разные темы. Шостакович подробно расспрашивает Назирову о ее творческой работе, планах, дает советы, делится собственными замыслами. С 1953 года между ними завязалась переписка, которая продолжалась три с половиной года.

В этих рукописях — рассуждения великого художника о жизни и искусстве, о собственной творческой работе, о труде композитора. Но главное — в них запечатлено удивительное по глубине и весьма неоднозначное чувство, в котором любовь и преклонение перед женщиной сочетаются с уважением к ее таланту и профессиональным качествам. Почти в каждом письме — признания в охватившем его глубоком чувстве, выраженные подчас в весьма остроумной форме. Одновременно и письмах присутствует живейший интерес к композиторским опытам Назировой — сочиняемым ею в этот период фортепианным вариациям, этюдам, концерту.

«Желаю Вам успешно закончить консерваторию и выходить ва широкий простор. Я убежден, что Ваши способности разовьются очень скоро, и Вы подарите нам прекрасные сочинения,» — пишет Шостакович 2 апреля 1954 года.

Он, конечно, осознает всю безнадежность их отношений («Сойдутся ли наши пути? Наверное, никогда. Много, очень много причин для этого существует» — письмо от 29 июля 1953 года), но тем не менее называет свое чувство к Эльмире «самым главным» событием своей жизни в тот период (25 июля 1953 года).

Шостакович делится с ней своими творческими планами. В последнем из упомянутых писем он сообщает Назировой о начале работы над Десятой симфонией. С этого момента интенсивность переписки резко возрастает. Композитор подробно информирует ее о ходе работы над сочинением, а в письме от 10 августа сообщает об увиденной, точнее, услышанной во сне музыке третьей части. Наконец, из письма от 21 августа она узнает об адресованном ей музыкальном посвящении — теме из скерцо, в которой зашифровано её имя. Шостакович подробно объясняет в этом письме путь перевода буквенных символов в музыкальные.

В сущности, Шостакович и не стремится создать портрет Эльмиры: в теме E-A-E-D-A нет ни малейшей образной конкретизации; это именно зов, или, точнее, внутренний голос композитора, обращенный к недосягаемой женщине-мечте. Таким образом, это, скорее, диалог композитора со своей музой, с чувством, которое в тот момент будоражит душу, в сущности, с самим собой. Темы-символы различны по многим параметрам, что акцентирует ту самую роковую несовместимость путей персонажей этой драмы, о которой Шостакович упоминает в одном из процитированных выше писем.

Каким образом лирическое переживание, воплощенное в третьей части, так органично вписалось в общую трагедийную концепцию сочинения? Нет нужды напоминать о причинах той страшной подавленности, которую Шостакович испытывал на рубеже 1940-1950-х годов. И яркое чувство, столь неожиданно вторгшееся в его жизнь, стало своего рода панацеей, тем эмоциональным стимулом, который помог ему возродиться к жизни.

«Если Вы не думаете обо мне плохо, то напишите мне. Мне сейчас очень трудно и больно. Ваше письмо будет для меня большим утешением,» — пишет Шостакович 2 сентября 1953 года.

Десятая симфония становится и кульминацией этого процесса и, одновременно, его разрешением. Тема-монограмма композитора, претерпев ряд метаморфоз в третьей части, утверждается в коде финала как символ мудрости и неизбывной воли к жизни.

Шостакович пригласил Эльмиру на московскую премьеру Десятой симфонии, которая проходила 28 декабря 1953 года в Большом зале консерватории под управлением Е.Мравинского. И, по ее собственному признанию, все время исполнения она ощущала на себе неотрывный, пристальный взгляд автора. Спустя год симфония прозвучала в Баку (дирижер — А.Стасевич). А вскоре на адрес Союза композиторов Азербайджана прибыла партитура Десятой симфонии с дарственной надписью — посвящением Эльмире Назировой.

Назирова потом с улыбкой вспоминала, как недоумевали тогдашние руководители композиторской организации республики по поводу столь высокой чести, оказанной мэтром советской музыки молодому коллеге из Азербайджана. Между тем переписка их начинает постепенно иссякать. В 1954 году Назирова получает всего пять писем, в 1955 и 1956 году — по одному. В последнем письме Шостакович сообщает о своей женитьбе на Маргарите Каиновой.

Для Эльмиры Назировой же в середине 1950-х годов начинается пора ярких творческих свершений. Она гастролирует по городам СССР, Польши, Чехословакии, Египта, Ирака, играя сольные программы, выступая в ансамбле с выдающимися дирижерами — Ниязи (Азербайджан) , Н.Рахлиным, А.Стасевичем (Россия), Р.Сатановски (Польша), В.Фелдбрили (Канада) и т.д. Появляются новые сочинения Назировой — признанные жемчужины национального фортепианного репертуара; обретает она себя и на педагогическом поприще.

На различных музыкальных форумах, в Домах Творчества композиторов Эльмира Назирова, естественно, вновь встречается с Дмитрием Шостаковичем. Их последняя встреча происходит в октябре 1972 года в Баку, куда Шостакович приезжает для участия в Декаде литературы и искусства РСФСР в Азербайджане. Конечно, пик чувств уже позади, однако остается тайна, навеки связавшая два сердца.

По ряду причин Шостакович так и не смог при жизни обнародовать тайну Десятой симфонии. Прежде всего, им руководили соображения этического порядка — нежелание нарушать покой двух семей, своей и Назировой. Кроме того, столь «легкомысленное» посвящение шло вразрез с постулатами соцреализма и никак не соответствовало облику советского композитора. Тем не менее время расставило все по своим местам.

По материалам А.Гусейновой, Бакинской Музыкальной Академии