В 1813 г. по Гюлистанскому мирному договору, заключенному между Россией и Ираном, в числе других ханств и провинций Северного Азербайджана к России отошло и Губинское ханство. Вторая русско-иранская война (1826—1828) не коснулась Губинской провинции, и Туркманчайским мирным договором был подтвержден факт перехода всех земель Северного Азербайджана к России, в том числе и Губинской провинции.

Провинция в 1830-х годах занимала территорию на северо-востоке Азербайджана. Значительную ее часть составляла равнина, заключенная между горами и морем и суживающаяся с севера на юг. Почва равнины была очень плодородной. Вся равнина в то время была покрыта мелким лесом, а по руслам рек Кудиалчай и Кусарчай, в особенности на передней и средней полосе гор, произрастал в большом изобилии хороший строевой лес.

Губинская провинция имела две почтовые дороги: одна из них, с двумя ответвлениями, шла из Губы до Дербента, как отмечалось в «Обозрении Российских владений за Кавказом» — «мимо деревень: Мирза-Мамед Кенд, Гасан Кала, через Белыр-Кала, Белиш-Кала, Зейфур, потом через Самур, по Кюринскому ханству, через деревни Мамарышты и Куллар. Другая дорога проходила через Кубанский Куллар и Дербентский Куллар. По первой считается до 104, а по второй до 80 верст«.

Вторая почтовая дорога соединяла Губу с Баку с ответвлением к Шемахе. Она проходила «через деревни: Рыгрих, Сейтар (очевидно Игрых и Сеидляр), Дивичи, мимо горы Бешбармак на караван-сарай Сумгаит; протяжение считается 149 верст, но действительно составляет не менее 180. От Сумгаита отделяется дорога на караван-сарай Арбат и ведет в старую Шемаху, которая отстоит от Куры в 225 верстах«.

Помимо того, существовали пути через горные проходы как в Шемаху, так и в Нуху (Шеки), и хотя они были сравнительно короткими, например, в Шемаху по одному пути 140, а по другому—115, а в Нуху не более 130 верст, однако, были труднопроходимы.

По данным Ф.Симоновича, в 1796 г. в Губинском ханстве было 288 деревень с общим числом 6,425 домов. По данным, относящимся к 1907 г., в Губинской провинции было 7,964 дома. В начале 1830-х годов, по данным того же источника, общее количество дворов в Губинской провинции доходило почти до 13 тыс., точнее 12,944 дома.

Более подробные данные, относящиеся к этому времени, есть в «Описании», в частности Губинской провинции, сделанном Ф.Шнитниковым в 1832 г. По данным последнего, общее число населения провинции в 1832 г. составляло 82,148 человек. Из этого числа жителей в самой Губе жили 3,830 человек, в том числе 1967 лиц мужского и 1,863 женского пола, и 2,671 человек в так называемой Еврейской слободе, находившейся под городом, причем из этого же числа 1,377 человек были лица мужского и 1,294 человека— женского пола.

Остальное население, в количестве 75,647 человек, распределялось между 10 магалами (Анагдаринский, Бармакский, Будугский, Мишкурский, Сыртский, Типский, Шабранский, Шишпаринский, Хиналугский, Юхарыбашский).

Помимо указанных 10 магалов, к началу 1830-х годов в состав Губинской провинции входили также 4 так называемых «вольных общества» Южного Дагестана, в которых, по данным того же Ф.Шнитникова, было примерно 32 селения с проживающими в них 4458 семействами.

Следует отметить, что среди 292 деревень провинции были и небольшие, и весьма многолюдные, о чем можно судить по количеству домов в этих деревнях. В «Обозрении» по этому поводу говорится следующее: «Кроме города, содержащего до 650 домов, находился 292 деревни, из числа которых 68 заключают в себе более 10 домов, 79 — более 20, 32 — свыше 40, 32 — более 60, 14 — более 100, 4 — более 150, 4 — более 200, 3 — более 250,, наконец, 2 деревни — более 400 домов«.

Город Куба — был центром Губинской провинции. Замечательное описание его составил русский путешественник И.Березин в своей книге «Путешествие по Дагестану и Закавказью» (1849 г.).

Он писал: «Издали Куба очень похожа на город, притом на живописный город; по волнистой долине, обставленной амфитеатром гор, отдаленнейшая из которых скрывает чело в облаках, а ребра — в густом лесу, змеится речка; на обрывистом берегу речки рассеяны дома, домики разных цветов, мечети с четвероугольными крышами, и все строение для разнообразия переплетено зелеными деревьями и обведено как будто каменной стеной. Это речка Губинка и город, Куба«.

Но наряду с этим, по его словам довольно неприглядно выглядит внутренняя конструкция города: «Улицы перепутаны с удивительным искусством, так что в Кубе едва ли не труднее отыскать дорогу, чем в Лондоне; местами без всякой надобности существуют площади, образуемые непроходимыми болотами, и пустыри, которые равно ничем не образованы. Дома построены из дерева, но очень малы и низки, а наружная отделка оригинально пестра«.

Более конкретную картину дает «Обозрение Российских владений за Кавказом»: «Самый город Куба, представляет не что иное, как большую беспорядочную деревню с 645 домами дурного вида, 3-мя мечетями, 1 армянской церковью и 1 греко-российскою, с 155 лавками, из коих в 83 продаются красные товары, в 14 — мелочные и в 56— съестные припасы и фрукты. В нем находится достаточное число разных ремесленников«, т. е. более полтораста семейств, что составляло почти часть всех семейств, живших в Губе.

Однако жители города занимались не только ремеслом и торговлей, а одновременно — сельским хозяйством и животноводством, что, впрочем, характерно для всякого средневекового города.

Размах этих хозяйств, по-видимому, был довольно большой, ибо, как отмечается в «Обозрении» — «городские жители от собственного хлебопашества получают до 3 тыс. рубов пшеницы, до тысячи рубов ячменя, до 500 рубав сарочинского пшена, имеют более 300 штук рогатого скота и до 3 тысяч овец«.

Губинская провинция была одним из богатейших уголков Азербайджана. Главное место в сельском хозяйстве занимали зерновые культуры. В документе, датированном еще 1811 г., говорится по этому поводу следующее: «Надольная часть Губинской провинции, простирающаяся на 40 верст от моря внутрь земли наполнена бесчисленным множеством речек и канав и изобилует пшеницею, ячменем, просом и сарочинским пшеном«.

В другом документе, датированном 1830 г., указывается, что «Губинская провинция… имеет обширное хлебопашество«.

Кроме зерновых, и других видов сельскохозяйственных культур в Губинской провинции, по данным того же источника, разводили хлопок, марену, коноплю и т.п. Правда, количество, их было ограниченным, но все же они культивировались. Губинская провинция была богата также поголовьем лошадей, крупного и мелкого рогатого скота. В начале 1830-х годов в провинции было до 27 тыс. лошадей, до 40 тыс. коров, до 50 тыс. быков, до 20 тыс. буйволов и до 250 тыс. голов овец.

Особое место занимало садоводство. Согласно источникам, «Губинская провинция производит так много фруктов, что снабжает ими Баку, Ширван и другие места, получая за них ежегодно до 1500 червонцев«. Среди фруктов основное место занимали различного сорта яблоки.

Помимо яблок, фруктовые сады Губинского уезда изобиловали «также другими, свойственными южному климату, плодами, как то: черешнею, вишнями, алычею, персиками, абрикосами, кизилом, сливами разных пород и прочее.»

В низменной части Губинской провинции, особенно в полосе, примыкающей к Каспийскому побережью, жители занимались виноградарством и виноделием.

В «Описании» говорилось: «Виноградные лозы на низменностях, к морю прилегающих, произрастают и доставляют плод удовлетворительного качества так что здешние вина, выделываемые без всякого пособия и искусства, а в особенности из белого винограда, не уступают в доброте своей шемахинским, но эта отрасль промышленности находится здесь, так сказать еще в младенчествующем состоянии«.

Немалое место в провинции занимало и шелководство. Общее количество добываемого в провинции шелка обыкновенной размотки доходило до 900 пудов, продаваемого по 65 руб. серебром, т. е. на сумму приблизительно 60 тыс. руб. Однако качество Губинского шелка было очень низкое. Он годился «в фабричном деле только на парчи и другие грубые ткани» и продавался в Москве наполовину дешевле против гилянского (иранского).

Известное развитие в Губинской провинции получило также пчеловодство. В провинции насчитывалось «15 тысяч ульев пчел, дающих до 3200 пудов меду и более 300 пудов воску».

О развитии земледелия, скотоводства и садоводства в Губинской провинции свидетельствуют также данные второго ее описания, произведенного в 1841 г. Правильно подметив своеобразие Губинской провинции, в которой так удачно сочетались три зоны, горная, предгорная и низменная, автор подчеркивает пригодность провинции равно и к земледелию и к скотоводству, взаимную связь ее жителей, в смысле обеспечения друг друга продуктами земледелия и скотоводства, а также использования трудовых резервов жителей горной полосы на полевых работах в низменных районах.

Как пишет составитель сборника: «Таким образом, жители долин, гор и предгорий, связываясь взаимными друг в друге надобностями, не имеют нужды в своем пропитании, ибо то и другое занятие, то есть хлебопашество и скотоводство, доставляют им почти равные к тому способы«.

В другом месте того же документа, автор, касаясь состояния хлебопашества в провинции, подчеркивает, что «удобство значительной части здешних земель к хлебосеянию, не требующих унавоживания и других подсобных плодородию средств, доставляет поселянам столь значительные урожаи, что они не только не прибегают на сторону для своего пропитания, но даже за удовлетворением местного потребления продают значительное количество хлебных избытков своих для других уездов«.

Как итог ко всему состоянию сельского хозяйства Губинской провинции (уезда с 1841 г.), автор пишет следующее: «Губинский уезд по земледельческой промышленности и благосостоянию поселян, по прочим их промыслам можно причислить к лучшим из уездов Каспийской области«.

Наиболее распространенной отраслью ремесленного производства в деревнях Губинской провинции являлось ковроткачество: изготовление ковров и паласов. По приблизительным подсчетам составителей «Обозрения» в начале 1830-х годов этим делом в провинции занималось 850 семейств. Если допустить, что каждая такая семья в год могла бы изготовить не менее одного ковра и двух паласов, то общее число производимых в провинции ковров составляло 850, а паласов — до 1700.

В «Описании», составленном в 1841 г., среди домашних изделий крестьянских семей, помимо ковров и паласов, перечисляется ряд других шерстяных изделий, как то: «переметные сумы, попоны, исподняя обувь, то есть чулки разных родов, которые выделываются поселянами в таком удовлетворительном достоинстве, что даже вывозятся на продажу и в другие места, хотя не в таком большом виде«.

Изготовлялись «сукна и особая грубая ткань на мешки», но лишь для домашнего потребления. Для тех же надобностей занимались изготовлением бумажных материй, как то: бязь, хаса, или кисея, бурметий, окрашивающиеся в городе (Губе) преимущественно в красный цвет посредством марены или крапа.

Из бараньих шкур выделывали и окрашивали «в удовлетворительном достоинстве мешины, также и кожи домашнего крупного скота, идущие на выделку ремней, и другие потребления для кожной сбруи и прочего«.

По материалам А.Сумбатзаде, сборника «Обозрения Российских владений за Кавказом»