Являясь выпускником Горийской Учительской Семинарии, интеллигентом, просветителем, педагогом, публицистом своего времени, Теймурбек Байрамалибеков (1862-1937) был также выдающимся историком, этнографом и краеведом.

По окончании учебного года он обходил свой край, деревню за деревней, собирая услышанные в народе рассказы. Байрамалибеков очень ответственно относился к вопросам сбора, издания и распространения образцов фольклора. Автор скрупулезно указывает источник собранного материала – из какой деревни, кем рассказан, когда записан.

Значительный интерес для культурологов, фольклористов, краеведов и этнографов могут представлять записанные Т.Байрамалибековым народные поверья и легенды.

Конечно не обходил он внимаем и сферу с которой был очень хорошо знаком – образование. В частности, Т.Байрамалибеков очень негодовал по поводу уровня образования в Ленкоранском уезде. Об этом он писал в 1913 г. в одной из своих заметок. Приведем ее ниже, без сокращений, поскольку она в деталях передает то, как обстояла ситуация с образованием в Ленкорани.

«Народное образование среди мусульман Ленкоранского уезда» (записано в 1913 г.)

Хотя со дня завоевания нашей заброшенной окраины прошло более ста лет, считая с 1-го января 1813 года до 1915 года, но местное сельское население в интеллектуально-культурном отношении находится абсолютно в том умственном застое, в коем оно обреталось еще при ханстве. Следовательно, великий и важный вопрос о распространении образования среди аборигенов стоит неподвижно здесь в течение целого века, не двигаясь вперед благодаря игнорированию нашими «культуртрегерами» духовных потребностей крестьян.

Несмотря на свою умственную отсталость, туземцы сами отлично это чувствуют и сознают, громко жалуясь на своё невежество и темноту.

Просветите наших мусульман светом науки и истины, дайте им образование и воспитание, являющиеся главными факторами в жизни каждого народа. Масса кровавых преступлений, какие совершаются ныне перед нашими глазами сама собою исчезнет, перестав физически существовать.

Разбойничество, убийства, об искоренении коих вопиют сами крестьяне-кормильцы, сотрутся с лица нашей территории только народным просвещением, благотворно действующим на нравы людей лучше всяких полицейских и других репрессивных мероприятий. Приучая жителей к самодеятельности и честному труду, оно создаст то благосостояние окраины обширного отечества, какое по бесчисленным богатствам сокрыто в недрах её, достигнув вдобавок того благоденствия, какое заключается прежде всего в нравственной чистоте народа и гармоническом развитии всех духовных сил его природы.

А все это, вместе взятое, создаст незыблемо сильное и могущественное государство, богатое сплочённостью в моральном отношении и глубокою любовью к своему труду и искреннею преданностью к России. Но, к прискорбию, на это важное значение и главную роль образования не обращается должного внимания, аргументом чего может послужить закрытие школ в татарских селениях, вызывающее в нас одно горькое недоумение и глубокое удивление.

Дабы не быть голословным, приведём в доказательство факты, констатирующие непонятное, довольно странно-индифферентное отношение наших «культуртрегеров» к умственным нуждам мусульман:

Покойным тайным советником Иваном Ильичем Масловым было пожертвовано 30,000 рублей на распространение народного образования в Бакинской губернии с тем непременным условием, чтобы капитал оставался неприкосновенным, а на ежегодные проценты открывались школы исключительно в татарских селениях.

Ввиду крайней культурной отсталости нашего захолустья, по распоряжению бывшего Бакинского губернатора, покойного Рогге, 1 ноября 1897 года были открыты школы в двух татарских селениях Зувандского участка — Кельвязе и Гевдоре — бывшим инспектором народных школ Бакинской губернии и Дагестанской области Г.Соколовым.

Невзирая на свое невежество, мусульманские сельские общества отнеслись весьма сочувственно к этим рассадникам просвещения, так как они охотно отдавали помещения под оныя школы и отпускали аккуратно определённую сумму на хозяйственные училищные расходы, а проценты с завещанного капитала шли на уплату жалованья учителям.

В Гевдоре школа просуществовала всего четыре года, а затем она была переведена в русское селение Бурджалы, находящееся в Ленкоранском приставе, за отсутствием якобы учащихся в ней. Что же касается Кельвязского училища, то оно все время функционировало весьма успешно и удачно, имея всегда в своих стенах более сорока учеников, как видно из ежегодных классных журналов.

Так как эта школа находилась на пограничной с Персией линии, то туда ходили учиться и дети из ближайших персидских селений; следовательно, оно распространяло русскую граммоту не только среди зувандцев, но и персян, что поднимало значение русского языка даже за рубежом.

Несмотря на важную просветительную роль, какую Кельвязская школа играла в жизни крестьян, она, к изумлению всех, была закрыта неожиданно и негаданно, на основании официальной бумаги учебного начальства, от 6-го января 1907 года, за № 46, на имя учителя Андрея Егоровича Новикова, содержащей буквально следующее: «Ввиду отсутствия учащихся во вверенном Вам Кельвязском училище и крайне тяжелого Вашего положения среди местного населения перевожу вас на должность учителя Молла-Гасанлинского сельского училища, а потому заберите школьные вещи и отправьтесь по месту своего служения».

Учитель был переведен в ту зимнюю суровую пору, когда лежал глубокий непроходимый снег и свирепствовал ужасный холод и лютый мороз. Вледствие отсутствия пути сообщения и всевозможных препятствий и затруднений встреченных Новиковым на дороге, он проехал 60 верст от Кельвяза до Ленкорани в течение шести дней, проезжая в день по 10 верст. Встречая на своём пути более десяти речек, дорога от Ленкорани до Кельвяза идёт по крутым скалам и узким горным тропам, по которым очень рискованно и опасно для жизни ехать не только зимою, но даже летом, так как приходится ездоку часто спешиваться с лошади и вести её под уздцы, чтобы не свалиться в пропасть.

Нас ничуть не удивляет перевод учителя среди учебного года в неподходящее зимнее время, не считаясь с дурною погодою: это обыкновенно практикуется и вполне игнорируется положение захолустного учителя учебным начальством. Но мы до глубины души ужасаемся и негодуем, что сорок учеников были оставлены за бортом школы на улице без воспитания, что, может быть, и пагубно отразилось на их нравственных качествах.

Узнав о печальной участи, постигшей Кельвязскую школу, сельское общество, желая опять вернуть её обратно, отправило депутацию, состоявшую из старшины, сельского судьи и приходского моллы — Ахунд Молла Мамед Ахундзаде, к учебному начальству с просьбою о восстановлении закрытого кельвязского училища; но ходатайство осталось «гласом вопиющего в пустыне», а потому депутация вернулась домой несолоно хлебавши. Эта школа была переведена в русское селение.

Хотя, правда, в следующих татарских селениях — Гызыл-Агаче, Масаллы, Молла-Гасанли, Асуллы и Текле — шествуют русско-татарские школы, но они вовсе не давлетворяют умственным потребностям народа, так как в них не проходится татарский язык, несмотря на то, что они открыты по положению 1881 года, по которому дети должны сначала обучаться родному языку в течение четырех месяцев, считая с сентября до января, а с последнего месяца приступают к изучению русской разговорной речи путем лексических уроков.

Хотя эти школы были открыты самими мусульманскими обществами в 1896 году на свои средства в ознаменование коронации Их Императорских Величеств, но ныне они существуют на земские средства. Вследствие таких ненормальных условий, в какие поставлены упомянутые школы, дети по окончании трехгодичного курса совершенно не умеют писать и читать не только по-татарски, но даже и по-русски более или менее сносно. Видя безполезное трёхлетнее пребывание детей в школах, родители-мусульмане категорически отказываются определить их в оные, предпочитая посылать своих сыновей в старые мектебы.

Что же касается учителей названных училищ, то они совершенно не знают татарской грамоты, плохо владея вдобавок и местным наречием, что вредно отражается на усвоении детьми русского языка, так как, во-первых, ученики не понимают пройденного на своем, и во-вторых, по мнению знаменитого великого педагога Ян-Амоса Каменского, родной язык служит главным подспорьем в изучении чужого языка.

В доказательство необходимости изучения родного языка и грамоты приведем точные слова этого великого воспитателя-педагога, помещённые в его соченении «Великая дидактика»: «Во-первых цель и задача народной школы состоит в обучении всего юношества тому, что пригодно человеку на всю его жизнь, а истому народная школа должна научить учащихся свободно читать и писать на родном языке; во вторых, тот не умеет учить чужому, кто не знает языка детей, так как последний служит руководителем первого; в-третьих, необходимо равномерно усовершенствовать и родной язык каждого народа, желание которого никоим образом не должно быть устранено произвольным прескакиванием через его наречие, и, в-четвертых, хотеть учить чужому языку прежде тем дитя владеет своим, это то же, как если бы заставить мальчика учиться ездить верхом прежде чем он умеет ходить».

Из слов великого педагога ясно видно, что существующие русско-татарские школы в Ленкоранском уезде не достигают той культурной цели и не оправдывают той светлой надежды, какие были возложены на них народом, благодаря игнорированию учебным начальством родного языка. Следовательно, они, вследствие плохой постановки учебного дела, не могут удовлетворить и тех, кто смотрит на них с чисто утилитарной точки зрения, как на ремесленную выучку, пройдя которую ученик с большим успехом должен зарабатывать средства к жизни.

Такие утилитаристы находят, что сельские русско-татарские школы в Ленкоранском уезде слишком далеки от сельской жизни, что там слишком много неприложного к практической жизни, а потому каждый родитель-крестьянин, невзирая на свою темноту, сознаёт безполезность трехгодичного пребывания в школе своего ребенка и говорит везде громко: «русско-татарские школы не учат тому, что надо и чего требует наша сельская жизнь».

Конечно родитель прав жаловаться, так как школьные предметы, как они особенно проходятся в названных школах, являются оторванными от жизнж и практически пользы дать детям не могут по той простой причине, что знание русского языка, приобретённое учениками при плохой постановке дела, часто забывается даже через год по выходе из школы.

Следовательно, изучение кого языка тоже не приносит необходимой пользы мусульманскому населению, так как ученики по окончании курса не могут не только писать кое-как, но даже мало-мальски объясняться по-русски. Нам кажется, что если родная грамота изучалась бы наравне с русской, то мусульманские дети по окончании курса в сельских школах могли бы развиваться хоть в знании родной речи, столь нужной им в обыденной жизни.

Но, к сожалению, учебное начальство совершенно индифферентно относится к изучению родной грамоты, пройдя этот важный вопрос молчанием, стараясь всеми силами распространять «немой метод», который, как доказала долголетняя практика, буквально убивает в ребенке всякие творческие задатки и активность, обращая детей в попугаев, без понимания проходимых предметов на родном языке. А потому система, принятая учебным начальством в русско-татарских сельских школах, направлена на подавление детской природной способности, чем на умственное развитие детей.

«Немой метод», практикующийся в сказанных школах с целью вытеснения родного языка, есть вульгаризация научных педагогических методов и не отвечает требованиям дидактики; а потому этот способ преподавания не принесёт и в будущем никакой пользы делу, кроме вреда и ущерба, убивая, повторяю опять, в детях творческую самодеятельность.

Дабы ленкоранские сельские русско-татарские школы были действительными рассадниками культуры и цивилизации, нужно совершенно преобразовать их на новых началах и поставить их в рациональные педагогические условия, приняв таковые меры к улучшению их: во-первых так как трехгодичный курс не достигает желаемой цели и не даёт благотворных результатов, то надо создать пятигодичный курс, расширив программу по русскому и татарскому языкам; во-вторых, принимая во внимание трудность татарской письменности, нелегко поддающейся изучению, нужно в первом отделении заниматься исключительно преподаванием татарского языка в течение целого учебного года, только с лексическими уроками по-русски, а со второго года начать обучение русской грамоте и письму; в-третьих, назначить в оные школы таких учителей, которые умели бы вести преподавание не только по-русски, но и по-татарски, заменив предметную систему классною, полагая на каждое отделение по одному учителю, как это практикуется и принято в бакинских городских школах.

Если на предлагаемых нами началах будут функционировать сельские русско-татарские школы, то они окажут большую услугу населению, распространяя как русскую, так и татарскую грамоту.

В заключение считаем нужным сказать, что в данное время и при настоящих материальных и культурных условиях для бедного сельского населения начальное образование, как на родном, так и на русском языках, является уже непосредственною житейскою необходимостью и представляет собой в огромном большинстве случаев глубоко сознанную практическую и духовную потребность, к удовлетворению которой население стремится путём серьёзных усилий и жертв.

Мы убеждаемся далее, что потребность в образовании далеко опередила всё, что сделано до сих пор для удовлетворения, и что средства для удовлетворения её крайне скудны и слишком недостаточны, соответственно этому и печальные результаты оставляют ещё желать многого, будучи ничтожны. Образование, хотя даже в виде элементарной грамоты, далеко ещё не получило всеобщего распространения в Ленкоранском уезде среди мусульман.

Ленкорань, 1-го апреля 1913 г.
Теймурбек Байрам-Алибеков

По материалам книги “Теймур бек Байрамалибеков. Избранные произведения”