Во времена «оттепели» во многих госструктурах происходили радикальные перемены. Наряду с другими силовыми ведомствами появилась необходимость обновить состав КГБ, в сталинские времена специализировавшегося на репрессиях. Необходимы были профессионально подготовленные интеллектуалы.

Ряды оперативников КГБ СССР и союзных республик, в том числе и Азербайджана, стали пополняться в основном за счет сотрудников с высшим техническим и гуманитарным образованием, прошедшими спецподготовку в закрытых средних и высших учебных заведениях КГБ.

КГБ – организация, безусловно, серьёзная, однако и здесь происходили порой забавные случаи. Перефразируя известное речение, можно сказать, что в жизни всегда есть место курьёзу. Забавные случаи могут происходить с каждым человеком, но в КГБ учились, набирались опыта даже на курьёзах, «достойных забвения».

Некоторые из таких «курьёзов» изложил в своей книге Ш.Сулейманов, долгие годы проработавший в КГБ Азербайджанской ССР. «Забавный – и поучительный – случай» по воспоминаниям Сулейманова, произошёл с ним во время учёбы в 101-й разведшколе.

«В декабре слушатели школы должны были сдавать зачёт по СД-1 по теме важной, базовой, выявлявшей уро- вень хватки контрразведчика и ловкости разведчика – «Отрыв от наружного наблюдения и закладка тайника». Сдавать зачёт надо было сначала теоретически – билет, вопросы, ответы – это не трудно», — рассказывал Сулейманов.

А после теории была практика. Это было уже сложнее.

«За слушателем 101-й во время сдачи зачёта экзаменаторы пускали настоящее наружное наблюдение – профессионалов из Седьмого управления КГБ СССР. От них надо было оторваться, провериться «на отрыв», добраться до выбранного в зачётном задании места и заложить «тайник с секретной информацией». Готовиться к сдаче этого зачёта мы начали осенью: по субботам-воскресеньям изучали в Москве и области маршруты движения к месту закладки тайника, искали, где и как можно оторваться от «семёрочников», сами придумывали и готовили тайники и контейнеры», — вспоминал Сулейманов.

К зачёту по СД-1 Сулейманов хорошо подготовился, но все равно были проблемы — в частности, потому что дело происходило в Москве.

«Понимая, что от московской «наружки» мне, бакинцу, плохо знающему улочки-переулочки Москвы, оторваться вряд ли удастся, я подумал-подумал и решил, что пусть опера Седьмого ведут меня «от начала и до конца». Главное-то в задании – заложить контейнер в тайник так, чтобы «наружка» не заметила, пропустила сам момент закладки», — вспоминал Сулейманов.

Поэтому, готовясь осенью к сдаче зачёта по СД-1, он долго бродил по центру Москвы в поисках места, подходящего для закладки тайника. И в октябре нашёл такую подходящую точку: почтовое отделение на Гоголевском бульваре недалеко от Центральной почты.

«Открываешь в это почтовое отделение входную дверь – «наружка» тебя видит, идёт следом, но по тротуару. А ты закрываешь входную дверь, за ней тамбур, шаг-другой – и ты перед дверью второй, ведущей в небольшие сени, или, если по-иноземному, в холл. Вошёл в холл, дверь за собой закрыл – и всё, на секунду-две «наружка» теряет тебя из виду. А в холле справа – радиатор отопления, прямо – дверь в почтовый зал. За ту секунду, которую ты выиграл у «наружки», надо просто протянуть руку и прилепить к задней стенке радиатора «контейнер» – в моём случае деревянный сучок, обёрнутый липкой лентой. В сучке, разумеется, ничего нет, это так, учебный муляж контейнера. Главное – чтобы этот сучок оказался в нужное время в нужном месте, куда через полчаса после закладки должен подойти другой слушатель 101-й, с которым – «в оперативной паре» – я сдавал зачёт по СД-1», — рассказывал Сулейманов.

У его партнера было другое задание — отрыв от «наружки» и изъятие контейнера. Задание своё совместное они с партнёром обсудили-обговорили, побывали заранее на Гоголевском бульваре, в почтовом отделении осмотрели-пощупали радиатор, к месту, где контейнер-сучок прилипнет, примерились. По всем прикидкам выходило, что даже с плотной «наружкой» за спиной задание своё они выполнят…

«Надо только поводить «наружку» по Москве, по местам людным, бойким, часа два-три, чтобы глаза у «семёрочников» «замылились», чтобы для них почтовое отделение, где «контейнер» схоронен будет, стало в один длинный и однородный ряд «объектов посещения». Чтобы на ту секунду, которая понадобится мне для закладки «контейнера», а партнёру для его изъятия, опера «наружки» внимания не обратили. Чтобы сразу, как войдут они в в зал почтовый – следом за слушателями, зачёт сдающими, протопали, на радиатор если и взглянули, то мельком, и, главное, пальцами чуткими по поверхности его, обращённой к стене, «контрольно» не прошлись», — рассказывал Сулейманов.

В декабре Сулейманов пошел сдавать экзамен…

«От «наружки», как ни пытался, оторвался не смог – в Седьмом управлении работали профессионалы. В метро, в вагоне, пристроившись у дверей с категорической надписью «Не прислоняться», записал я в блокнотик необходимое для «отчёта по зачёту» – приметы двух оперов, пущенных по моему следу, кто во что одет, и номер «Волги», которая катила за мной по улицам до станции подземки. Настроение у меня было отличное, хотя «наружка» не отстаёт, топает рядом, но это неважно, потому что главное для сдачи зачёта по СД-1 – заложить мой контейнер-сучок в тайник», — рассказывал он.

Сулейманов вышел на станции «Курская кольцевая», поднялся на эскалаторе, двинул на Курский вокзал к кассам пригородных электричек.

«И тут неожиданно почувствовал я неладное – цепкий взгляд милиционера, проха- живавшегося около касс. Зацепил он меня взглядом – и не отпустил, «пошёл на сближение». Подошёл, козырнул, сухо представился: «Сержант Сидоров», и сразу к делу: «Предъявите ваши документы». Ну что ж, имеет право, лишь бы до обыска не дошло: в одном внутреннем кармане пальто у меня «контейнер» для закладки в тайник, в другом – диктофон, в рукаве – шнур и миниатюрный пульт с кнопками «включить-выключить». Милиционеры, если найдут «шпионскую амуницию» – непременно («для выяснения обстоятельств») в отделение потащат. А это – провал учебного задания и незачёт», — вспоминал он.

Стараясь сохранять спокойствие, Сулейманов протянул сержанту паспорт, а тот, изучил его и стал задавать вопросы: куда едете да зачем?

«Поведение слушателя 101-й «на маршруте» при сдаче зачёта по СД-1 должно быть естественным, начнёшь нервничать, суетиться, «наружка» потом в отчётах «детали» эти отразит, а это нехорошо, потому что играет на понижение оценки. Пожал я плечами и как законопослушный рядовой советский гражданин отчитался перед сержантом Сидоровым: инженер-нефтяник из Азербайджана, прилетел неделю назад в Москву в служебную командировку, на Курский вокзал зашёл, чтобы узнать насчёт поезда в Баку. Скрипнул зубами сержант, вернул мне паспорт, но не отошёл, рядом каблуками стучит», — рассказывал Сулейманов.

На Курском вокзале было много людей, Сулейманов попытался затеряться в толпе. Ему повезло оторваться от сержанта Сидорова…но тут к нему подошли два других милиционера и вновь потребовали документы…

«Что за чёрт! Протянул я им паспорт, сам стал у сержантов выпытывать, чем это я так московской милиции приглянулся? Прищурил на меня глаз старший, да и выдал: получена ориентировка на насильника, надругался, негодяй, над девочкой трёхлетней, до смерти замучил дитя невинное, и по приметам я (!) – как раз та самая похотливая мразь, с юной москвичкой поступившая жестоко и бесчестно! Высказал я тогда громко всё, что думаю о педофилах. Высказал искренне, с болью за дитя погибшее, за родителей его несчастных, хотя мать, оставившая на улице коляску с маленькой дочерью, дура безответственная! Потом уже, оценивая свою реакцию на слова сержанта о педофиле и его приметах, пришёл я к выводу, что милиционер ждал от подозреваемого иной реакции, ждал, что если проверяемый им кавказец тот, кого ищет столичная милиция, не выдержат его нервы напряжённые, чем-нибудь да проявит себя сущность его преступная», — рассказывал Сулейманов.

Однако реакция Сулейманова милиционеров слегка ошеломила.

Сержант переписал его паспортные данные и отпустил, но оба милиционера на всякий случай, шли за ним следом — вдруг поддельные документы. Может быть, ещё час-другой, и последует команда на его задержание по подозрению в изнасиловании ребёнка! Для Сулейманова, конечно, это бы означало провал зачета по СД-1.

«Иду я по улице, спокойно иду, со стороны – сама законопослушность, а в душе – буря! Следом – сержанты. За ними – опера из «Семёрки». Идут, улыбаются, ещё бы, как весело, оказался слушатель 101-й на крючке у милиции, вот потеха! Наверное, уже успели доложить преподавателю моей учебной группы, зачёт принимающему», — вспоминал Сулейманов.

Тут ему пришла в голову идея. Времени оставалось мало, а проваливать зачет очень не хотелось.

Сулейманов подошел к телефону-автомату, позвонил в штаб ПГУ. Трубку снял преподаватель. Сулейманов рассказал про милицию, которая мешает учебному процессу, и попросил либо позвонить в МВД, чтобы приказали своим сержантам не мешать сдаче зачёта по СД-1. Но увы…

«Хохотнул преподаватель, а потом выдал: «Будем считать, что вы действуете в условиях, максимально приближенных к «боевым». Покажите, чему вас научили в разведшколе, сами оторвитесь и от милиции, и от нашего наружного наблюдения!» «Задача невыполнимая», – подумал я тогда, из телефонной будки вышел, а что делать, не знаю…», — рассказывал Сулейманов.

Между тем, на весь зачёт время – шесть часов, до закладки тайника – всего два часа осталось, плюс еще полчаса — и напарник уже будет искать «контейнер» за радиатором-обогревателем. Если Сулейманову не удастся оторваться от милиции — у обоих – «провал операции» и незачёт по СД-1. Тут Сулейманову пришла в голову мысль — «звонок другу» — однокашнику по могилёвской контрразведывательной школе – Муслиму Мамедову.

«Окончил Муслим исторический факультет МГУ, в Джалилабаде преподавал в школе историю, но в Комитете решили иначе, и оказался историк Мамедов в Могилёве. После окончания могилёвской школы получил назначение в Баку, в КГБ Азербайджана. А через год направили Муслима на работу в ЦК Компартии республики. Но образовательный ценз у Муслима оказался «невысок» – истфак МГУ да школа контрразведывательная, вот его для повышения квалификации «профессионального революционера» и направили в Москву в Академию общественных наук при ЦК КПСС», — рассказывал Сулейманов.

Академия стояла на Большой Садово-Кудринской улице и граничила с Зоологическим парком. Сулейманов созвонился с Мамедовым, договорился приехать к нему.

«Поймал я такси – и в АОН! На входе уже поджидает Муслим с пропуском. Поднялись мы в комнату Муслима, я быстро рассказал ему о зачёте и «топтунах» – милицейских (об этих без деталей) да своих, «семёрочных», на пути к оценке отличной стоявших. Всё понял Муслим, задумался. Вижу, думы у Муслима есть, а результата нет. И вдруг открывается дверь, и в комнате появляется сынишка Муслима – Рауф. Стрельнул в него глазом Муслим, да говорит: «А скажи нам, сын, можно ли дядю Шамиля в парк Зоологический вывести так, чтобы никто об этом не узнал?» Почесал голову Рауф, сделал глаза хитрющие и говорит: «Взрослому дяде будет как-то неудобно в парк без билета пробираться». Слова мальчугана для меня – как бальзам на рану. Потому что понял я главное – уйду сейчас через лаз тайный, мальчишеский, сделанный в заборе, АОН от парка отделявшем, и от милиции, и от оперов», — рассказывал Сулейманов.

Так и получилось. Пока сержанты и оперы перед зданием АОН переминались, сын Мамедова вывел Сулейманова через академический двор в Зоологический парк. Сулейманову удалось на такси добраться до Гоголевского бульвара и прилепить за батареей свой сучок-контейнер. Экзамен он сдал на «отлично».

«А педофила милиция московская всё же нашла – оказался им кавказец, но не из Азербайджана…», — вспоминал Сулейманов.

По материалам журнала «Литературный Азербайджан». Из серии «Курьёзы КГБ АзССР»