M.C.Гаджиев

Право Кавказской Албании — древнейшего государственного образования на территории Азербайджана и Дагестана — долгое время не являлось предметом специального и всестороннего исследования. Определенное внимание этой проблеме было уделено известным албанистом Ф.Мамедовой, которая в своей монографии, посвященной характеристике общественного строя раннесредневековой Албании, отвела специальную главу Агуэнским канонам конца V в. — единственному дошедшему до нас памятнику албанского права.

Наряду с известными сведениями письменных источников о Кавказской Албании античного времени, ценным источником по характеристике не только духовной и материальной культуры, но и социальной структуры общества выступают данные археологии. В них содержатся и некоторые косвенные сведения, проливающие свет на существовавшие в Албании общественно-правовые нормы, сословно-правовое положение тех или иных групп населения.

Судя по исследованным погребальным памятникам Кавказской Албании, в материалах которых получили отражение прижизненный статус погребенных, можно полагать, что полной и непременной правоспособностью обладал только свободный член гражданской общины, достигший совершеннолетия. Вместе с тем, в ряде памятников наблюдается изменение общественного положения несовершеннолетнего, статус которого начинает определяться сословно-правовым рангом его родителей.

Фиксируемые письменными источниками и археологически выделяемые социальные группы населения (высшая знать, военная и гражданская аристократия, дифференцированные по материальному положению общинники, зависимое население), находившиеся на различных ступенях общественной лестницы, очевидно, имели и различное правовое положение: принадлежность того или иного лица через семью и агнатическую группу к одному из гражданских сословий определяла и тот или иной публично-правовой статус.

Низшие ступени общественной лестницы занимало социально зависимое население (рабы, военнопленные, иноплеменники) и оно могло быть субъектом права только в ограниченных пределах, оставаясь при этом объектом права, которого могли по надобности лишить жизни — например, при выполнении похоронного обряда, что нашло отражение в археологических материалах, или религиозного ритуала человеческого жертвоприношения, описанного Страбоном.

Археологически фиксируемое высокое общественное положение мужчины, являвшегося главой рода, семьи (малой или большой, сосуществовавших в этот период), по всей видимости, находило выражение и в полноте объема его право- и дееспособности как физического лица. В этот период на территории Албании были отмечены случаи сопровождающих захоронений женщины при погребении мужчины, т.е. добровольное или насильственное умерщвление супруги или наложницы на похоронах мужа или господина.

Письменные источники отмечают на территории античной Албании значительное число сел и городов, этнополитические и храмовую области. И можно полагать, что здесь, как и на территории Малой Азии, Ирана, важнейшим фактором, определявшим объем правоспособности человека, была принадлежность к общине — сельской, городской, религиозной, и «членство в общине давало право на владение землей в общине и пользование всеми общинными сервитутами, право, передававшееся по наследству всем личным преемникам члена общины».

Развитие товарных отношений, частной собственности (в том числе на землю), социально-имущественной дифференциации на территории Албании в этот период позволяет говорить и о развитии имущественного права, о том, что вещь (конкретный предмет, земельный участок, скот, дом и т.п. как объекты обмена, купли-продажи, наследования) выступает объектом права, лично-правовых и вещно-правовых отношений. В частности, это получило отражение в погребальном обряде, когда с умершим в могилу укладывалось его личное имущество (украшения, оружие, конь и т.д.), в обнаруженных кладах монет и других дорогостоящих изделий.

Образование Албанского государства обусловило вступление его в международные политические и правовые сношения. Так, зимой 66-65 гг. до н.э. албанский царь Ород вел переговоры и переписку с римским полководцем Гнеем Помпеем, который заключил с ним мирный договор от имени Рима.

Судя по имеющимся данным, Албания и Рим периодически подтверждали и возобновляли союзные отношения. Так, по сообщению Анкирской надписи, албанский царь обратился к императору Гаю Юлию Цезарю Октавиану (27 г. до н.э. — 14 г. н.э.) о заключении договора о дружбе. «Самые дружественные отношения» с албанами имел и император Адриан (117-138), который продолжил политику своего предшественника Траяна (98-117), посадившего на албанский трон римского ставленника. Эти свидетельства позволяют говорить о включении Албании в качестве субъекта в орбиту римского международного права.

В дальнейшем сообщения нарративных источников о дипломатических связях Албании, международной переписке албанских царей встречаются значительно чаще. Например, в 260 г. шаханшах Ирана Шапур I (242-272) разослал в соседние страны послания о своей победе в битве при Эдессе над римлянами и пленении императора Валериана. Албаны же, в числе других, «не приняли писем Шапура» и обратились с посланиями к римскому сенату, обещая помощь в освобождении Валериана из плена.

Раннесредневековые источники сообщают о договорах, договорных обязательствах Албании с соседними странами и народами — с Ираном, Иберией (Картли), гуннами, хазарами.

Значительно больше сведений содержится в письменных источниках и в целом о праве Кавказской Албании в раннесредневековое время (IV-VIII вв.). Основными источниками права Албании в раннесредневековый период, судя по имеющимся данным, служили обычное право, нормативные акты албанских царей, сасанидских шаханшахов, церковное (каноническое) право, заимствованные нормы иностранного права.

По всей видимости, обычное право регулировало гражданские отношения и уголовные дела, т.к. в дошедшем до нашего времени письменном памятнике права Албании — в Агуэнских канонах гражданское право и уголовное право получили очень слабое отражение, при значительно большем внимании к семейно-брачным отношениям.

В письменных источниках есть указания и на нормативные акты албанских царей и сасанидских шахов, которые действовали на территории Албании и, естественно, приобретали силу закона. Так, например, в начале V в. в связи с разработкой и принятием албанского алфавита и письма царь написал указ об организации школ и обучении новой письменности; в конце V в. царь «пишет распоряжения» в различные области Албании об утверждении епископов, иереев, дьяконов.

Ярким нормативным актом и памятником законотворчества Албании были Агуэнские каноны — государственные постановления, имевшие силу закона и которые «скрепили печатями» царь и албанская светская и церковная аристократи.

Этот юридический документ Албанского государства — основной памятник церковного (канонического) права Албании, т.к. полностью пронизан постановлениями, касающимися церкви, разрабатывавшимися и утвержденными не только царем и светской знатью, но и представителями духовенства.

Эти каноны были приняты в 488 г. на соборе, состоявшемся в царской резиденции в Агуэне. Созыв собора был вызван острой политической и религиозной ситуацией в стране. Принятые на соборе постановления приобрели силу закона, на что указывает терминология памятника. Целью собора было не только устранение разногласий среди населения страны, но и укрепление власти царя, знати, церкви, утверждение христианства и его правовых норм.

Агуэнские каноны, включающие 21 статью, представляли правовой документ, санкционированный государством и церковью. Они содержали правила, регулирующие внутрицерковные дела, взаимоотношения духовной и светской знати, клира и паствы, отражают нормы гражданского, семейного, уголовного права.

Деликты, зафиксированные в канонах, представляли, прежде всего, религиозно-этические преступления и проступки, а также преступления против личности (клевета и лжесвидетельство, избиение, пролитие крови, убийство), должностные проступки, правонарушения, связанные с обязательственными соглашениями. Наказания, фигурирующие в канонах, предусматривали лишение церковного сана, имущества, епитимью, изгнание из церкви, монастыря, села (общины), штрафы, смертную казнь.

Статьи канонов нередко апеллируют (без конкретизации) к иным «канонам» (т.е. церковному законодательству) и однажды предусматривают «наказание по закону», т.е. по государственному (обычному) праву. Это указывало на существование и иных (письменных или устных) памятников албанского права.

Так, канон 8 гласит: «Христианина, если он поссорится и прольет кровь, привести к епископу и наказать согласно законам». Статья эта не называет меру наказания, но можно полагать, опираясь на известные архаичные адатные нормы, что она была обусловлена характером нанесенных повреждений, ран и т.п. Вместе с тем, статья эта, устанавливает суд епископа, осуществлявшего юридические функции и в сфере гражданского и уголовного права и судившего не только по церковному, но и по государственному законодательству.

Статьи 12-14 направлены против языческих представлений, широко распространенных среди населения (о чем ярко свидетельствуют археологические данные), и на утверждение христианских норм. Они предусматривали запреты на оплакивание умершего главы дома, на употребление мяса в великий пост — Пасху, на работу в воскресенье.

При этом нарушителей должны «привести к царскому двору и подвергнуть наказанию», судить «иерей перед народом», т.е. общиной, оштрафовать старшину села («взять у человека вола и отдать иерею»). В этих канонах фиксируется царский суд, суд иерея и общины, судебные исполнители. Причем, царь — верховный судья и представитель светской власти — рассматривал не только светские (гражданские, уголовные и др.) дела, но и религиозные преступления.

Право албанской церкви основывалось как на нормах, совместно разработанных и установленных духовной и светской властью Албании, так и на заимствованных общехристианских канонах.

Тесные и разносторонние связи, вхождение Албании в состав Ирана, очевидно, сопровождались распространением на эту составную административную территорию определенных норм иранского права. Этому способствовали крепкие династические, родственные узы Сасанидов Ирана и Аршакидов Албании, близость религиозных (нехристианских) воззрений населения, нахождение в Албании представителей сасанидской администрации, значительного числа иранских военных контингентов, служителей зороастризма.

О введении в Албании правовых норм Ирана есть и конкретные свидетельства письменных источников. Так, например, по источникам V в., в связи с укреплением позиций христианства в Закавказье и в самом Иране шаханшах Иездигерд II (439-457) начал гонения на христиан и, в частности, предписал закавказским странам «законы, относящиеся к супружеству по уставу христианскому, отменить», «отцам жениться на дочерях, братьям на сестрах».

Очевидно, что острая борьба происходила между иранским правом и албанским церковным правом особенно в семейно-брачной сфере, так как именно в этой правовой области существовали кардинальные различия двух юридических систем.

Эта борьба нашла яркое отражение в каноне 10 Агуэнского Собора: «Никто не смеет взять в жены родственницу в третьем колене или жену брата». Вместе с тем, в нем нашло отражение существование в Албании названных форм брака, а именно инцестного (брак близких родственников) и левирата (брак вдовы с братом покойного мужа). И именно эти формы брака имели широкое распространение в Иране. Подобные браки (брата с сестрой, отца с дочерью, матери с сыном), являвшиеся крайней формой выражения принципа эндогамии, были обычны в среде высшей знати Ирана.

Естественно, церковь вела борьбу с такими практиковавшимися формами брака. Так, на Партавском (Партав – позднее г. Барда) соборе (май 704 г.) запрет на кровнородственные браки был усилен и доведен до четвертой степени родства.

Борьба с зороастризмом и язычеством нашла отражение и в других законодательных актах, приведенных в письменных источниках. Например, был указ — назначать «строгие наказания и штрафы тем, кто воздвигал капище или изготавливал идола, или поклонялся скверным божествам, кто не хранил в целости и незыблемости порядки христианские. Если кто-либо из них (служителей зороастризма и языческих культов — М.Г.) совершит упомянутое зло, то они будут приведены к царскому двору и подвергнуты наказанию мучительными цепями (оковами) и плетями».

Обращает внимание, что в этом царском постановлении устанавливается «приведение к царскому двору», т.е. вынесение приговора высшей судебной инстанцией. Далее становится ясным, что приверженность зороастризму, язычеству каралась также изгнанием, обращением в рабство, смертной казнью.

Цель установления христианства и его правовых норм преследовало узаконенное постановлениями Агуэнского собора право церкви на судопроизводство и передачу под ее юрисдикцию ряда бытовых, гражданских вопросов.

Албанская церковь вела борьбу не только с язычеством и зороастризмом, но и с христианскими ересями.

В 16-м агуэнском каноне получила освещение процедура низшей судебной инстанции с участием обвиняемого, обвинителей и прихожан церкви. Причем, по данному канону обвиняемым предстает сам иерей — настоятель церкви, который по другим статьям является местным судьей и судебным исполнителем.

В описанном случае же судебной властью выступают прихожане, т.е. община, которые на основе разбирательства и выносят свой вердикт: «Если иерея обвинят его же товарищи или ученики, люди благочестивые, иерей должен стать перед алтарем, а обвинители -перед народом. [Если обвинения подтвердятся], вывести [иерея] из [судилища] и изгнать из села. Если же [выяснится], что его товарищи и ученики руководствовались местью, и народ знал, что прежде они были в ссоре с ним, то иерей пусть отслужит обедню, а народ пусть прогонит их [клеветников] с проклятиями. Но если они признаются в том, что оклеветали [иерея], то в таком случае на них возложить покаяние, а из монастыря не прогонять. А если после того, они нанесут какой-нибудь вред, судить их согласно канонам».

Из статьи видно также, что лжесвидетельство при очевидно добровольном признании в нем наказывалось относительно не строго; но, по всей видимости, характер епитимьи за это правонарушение определялся в каждом отдельном, конкретном случае и зависел от характера судебного дела и предъявляемого обвинения.

Как видно, изгнание из общины, монастыря, села было распространенной и, очевидно, действенной мерой наказания. По всей видимости, она, представляла собой рецепцию из обычного права Албании, т.к. эта обычно-правовая норма широко практиковалась у многих народов. Действенность этой меры наказания определялась тем, что изгнанный из общины (гражданской или религиозной) лишался права участия в общественной и религиозной жизни, защиты и т.д., т.е. лишался правоспособности и, таким образом, приговаривался к гражданской, правовой смерти.

Многие каноны Агуэнского собора отразили нормы обязательственного права. Так, пять статей (ст. 3-5,18,19) обязывали население вносить различные церковные подати — подушную, десятину, «за упокой души», продуктовую (плодовую), причем размер и характер последней определялся в зависимости от социально-имущественного состояния и характера хозяйственной деятельности верующих-прихожан.

Статья 2 обязывала иереев и дьяконов оплачивать свое посвящение в сан (соответственно в размере 4и 2 драхмы); по статьям 17, 20 и 21 светская и духовная знать принимают на себя взаимные обязательства, регулирующие деятельность азатских церквей, под которыми понимаются церкви, возведенные на средства азатов-знати на территории их уделов.

Здесь следует отметить, что постановления Агуэнского собора «приняли епископы, иереи, и священники, и азаты перед царем», и статьи, касающиеся взаимоотношений духовенства и светской знати-азатов, фактически выступают статьями письменно закрепленного договора, устанавливающего права и обязанности обеих сторон.

В постановлениях Партавского собора 704 г. была узаконена земельная доля церкви при купле-продаже деревень: «Если кто-либо будет продавать собственные (наследственные) деревни, то он должен написать завещание (договор), какая земля остается церкви».

Эта информация — не только свидетельство одного из путей роста землевладений и обогащения церкви, но и указание на факт купли-продажи недвижимости (деревень и земли). Под деревнями здесь понимаются не только строения, населенные пункты, но и земли, на которых они расположены, относящаяся к этим деревням сельскохозяйственная округа.

В данной статье речь идет, таким образом, о доставшейся по наследству частной феодальной собственности, включавшей земли и деревни с зависимым населением, с правом безусловного пользования этой собственностью владельцем, который мог не только ее завещать, но и продавать.

Существовавшие в Кавказской Албании формы собственности (в особенности на недвижимость и, прежде всего, на землю) — государственная, царский домен, агнатическая (родовая), частная феодальная, крестьянско-общинная, церковная, формы владения и пользования ею (безусловная и условная) позволяют говорить о достаточно разработанном имущественном праве. В основе его лежало обобщенное понятие «вещи», как любого материального предмета, имеющего стоимость, доступного для оборота и являющегося объектом правовых отношений.

Право субъекта на вещь, т.е. вещное право, различало право собственности и право владения и пользования. Право собственности на вещь (имущество) давало ее обладателю абсолютное господство над ней — он мог подарить имущество, пожаловать (в условное или безусловное владение), продать. В числе такого недвижимого частнособственнического (наследственного и, очевидно, приобретенного по тому или иному основанию) имущества следует видеть «владения, имения, поместья» — феодальные хозяйства, включавшие земельные угодья и расположенные на них поселения, строения и т.д. По данным письменных источников, владельцами таких хозяйств являлись царь, его семья, феодальная знать.

В безусловной собственности царей Албании был царский домен, именовавшийся, как и в Иране, термином остан и на личную наследственную долю в котором имели право царские наследники.

В Агуэнских канонах сообщалось о пашнях, виноградниках, скоте, которыми владели свободные общинники и с доходов которых они уплачивали церковный налог. Право владения и пользования вещью ограничивало власть субъекта над ней, т.к. она не принадлежала ему во всем объеме.

Формы собственности на имущество, формы владения и пользования им, существовавшие в Албании, позволяют говорить, что здесь, как и на территории сасанидского Ирана, юридическое владение вещью приобреталось рядом оснований: а) по праву наследования; б) по публично-правовому основанию; в) по праву, возникшему из частно-правовых соглашений, особенно обязательственных.

В ряде сфер церковное и государственное законодательство были тесно переплетены. Прочная связь церкви и государства в области права нашла яркое отражение в судоустройстве и судопроизводстве. Письменные источники устанавливают три иерархических судебных инстанции: верховный царский суд, епископский суд и иерейский (с участием общины), которые рассматривали как религиозные, так и гражданские дела, и выносили решения как по канону (церковному законодательству), так и «по закону» (государственному, обычному праву).

По канону 16 существовала и четвертая инстанция — судебная власть по нему принадлежит общине. Высшим законодательным и судебным органом, созываемым по мере необходимости, являлся Собор-суд во главе с царем и в составе светской и церковной знати. Судя по имеющимся сведениям, царю, как верховному судье, принадлежало право вынесения высшей меры наказания — смертной казни.

Некоторые данные позволяют полагать, что в периоды безцарствия в Албании (462 — ок.465 гг., ок.510-628 гг.) функции верховного судьи и законодателя выполняли, очевидно, персидские наместники (марзбан, кана-ранг) и глава албанской церкви. В VII в. верховная судебная власть восстанавливается: албанский историк сообщает о «праведном суде и неподкупном правосудии при дворе» великого князя Албании Джаваншира (642-681).

Вместе с тем, необходимо отметить, что наблюдаемое в Кавказской Албании переплетение судебных и религиозных функций, участие представителей религии в судебном разбирательстве, выполнение ими судебных функций в сфере как религиозного, так и гражданского и уголовного права, в той или иной степени было свойственно практически всем древним обществам.

По материалам науч. работы автора («Западное и Восточное Причерноморье. Кавказ»)