Б.Абдулла

Одним из самых интересных и архаических жанров азербайджанского устного народного творчества является сынама (примета).

Как известно, в эпоху первобытного мышления люди были бессильны в поисках понимания природы большинства явлений окружающего мира, в своих попытках обобщить свои наблюдения. Причину трудностей и препятствий, с которыми им приходилось сталкиваться в своей жизни, они выискивали в природе, в различных явлениях и предметах окружавшей их среды, усматривая в малейшем сходстве определенную внутреннюю связь, зависимость.

Например взгляды и отношения древних людей на растения и животных, образы которых использованы в народном творчестве, не были тождественными; одни воспринимались ими как признаки блага и удачи, а некоторые превращались в символы вреда и зла.

С последними люди предпочитали не сталкиваться, держаться от них подальше, так как считали их способными причинить вред.

Например, у людей, занимавшихся скотоводством, охотой, упрочилась вера в то, что «если охотнику повстречался заяц, охота его будет неудачной». Относящееся на первых порах сугубо к охоте, это поверье со временем нашло себе применение и за пределами прежней области. Всё более обобщаясь, оно, наконец, обрело все права для того, чтобы обратиться в примету.

Чем же объясняется подобное отрицательное отношение к зайцу? Прежде всего отметим, что для людей, живших во времена использования примитивных видов оружия, охота на зайца, бегущего со стремительной быстротой, добыча его была очень и очень трудным делом. Вот почему и сам заяц как таковой был вскоре воспринят людьми тем тех времен как дурная примета и стал слыть символом неудачи.

Возможно, что именно поэтому выражение «Увидев мчащегося зайца, отчаялся испробовать его мясо», возникшее в упомянутый период, сумело затем принять форму афоризма в азербайджанском языке.

Сообщества людей, для которых охота составляла основу их существования, всеми силами стремились к тому, чтобы совершенствовать свое оружие, и со временем для них уже не было столь трудным делом охота на животных, передвигающихся, подобно зайцу, с высокой скоростью.

Вместе с тем, последующее социальное развитие оказалось не в состоянии в короткое время вытравить из памяти человека поверье о зайце, почему оно вскоре и превратилось уже в совершенно иное, причем довольно устрашающее верование. Люди склонны были полагать, что причинявшие им вред злые силы чаще всего прибывают в заячьем облике.

Так, в азербайджанской сказке «Гызыл гоч» (Золотой овен) Дервиш так отвечает на мольбы плешивого об освобождении его из затруднительного положения, в которое он попал вместе со своими друзьями: «Ну что ж, плешивый, коль уж ты так просишь, то скажу тебе. Ты же, знай, запоминай. Пробудившись ото сна рано поутру, сядете на коней и двинетесь в путь. Сперва вы повстречаетесь с зайцем. Он начнёт резвиться перед вами, играя и прыгая то в одну, то в другую сторону. Его резвая пляска будет столь игривой и забавной, что понравится всем вам. У вас возникнет желание поймать этого зайца. Однако никто из вас ни в коем случае пусть не смеет даже приблизиться к нему. Заяц этот весь околдован, с головы до ног, потому он и вас, того и гляди, заколдует».

В отличие от зайца, отношение к лошадям было прямо противоположное — об этом можно почитать здесь.

По книге автора “Азербайджанский обрядовый фольклор и его поэтика”