О.Буланова

Знаменитый автор «Трех мушкетеров», «Графа Монтекристо» и «Королевы Марго» Александр Дюма в апреле 1859 г. опубликовал еще одно произведение – трехтомник «Путешествие по Кавказу» («Le Voyage au Caucase»). В Российской империи и в том числе на Кавказе этот всемирно известный писатель был в 1858-1959 гг., посетив большое количество городов.

За десять дней своего пребывания в Азербайджане он успел увидеть наиболее известные достопримечательности, ознакомиться с интереснейшими традициями азербайджанского народа и познакомиться с ярчайшими представителями азербайджанской политической и культурной элиты. Повсюду в Азербайджане, как и на всем Кавказе, ему оказывали сердечное гостеприимство, угощали самыми лучшими блюдами.

Совершив путешествие в Азербайджан и представив его у себя на родине, Дюма, сам того не осознавая, стал одним из друзей и первых послов доброй воли Азербайджана в Европе.

Дюма в Баку

Баку. Приглашенный в гости к господину Л.В.Пигулевскому («полицмейстер, он же, вероятно, и судья»), Дюма знакомится у него с супругой Мехтигулу-xана, его дочерью Хуршудбану Натаван и ее мужем князем Хасаем Уцмиевым.

«Одна из них была супругой, другая дочерью Мехти-гулу-хана, последнего хана Карабаха. Матери можно было дать лет 40, дочери же 20. Обе были в национальных одеяниях. Дочь была очаровательна в этом костюме, впрочем, больше богатом, чем грациозном».

Дюма разыгрывает партию в шахматы с азербайджанской поэтессой. Результат впечатляющий: Натаван ставит мат Александру. Натаван, победившей Дюма, было 26, а Дюма – 56. В знак своего восхищения умом, красотой и талантами этой неординарной женщины Дюма подарил ей изящные перламутровые шахматы, привезенные им из Парижа, а также маленький бюст Наполеона. Правда, в книге этого нет, эти сведения – из воспоминаний очевидцев.

«Говорить парижанам о каком-нибудь татарском князе, значит говорить им о дикаре, наполовину закутанном в овчину или, лучше сказать, в две овчины, из коих одна составляет папаху, а другая бурку, о дикаре, объясняющемся на языке суровом, гортанном и непонятном, не имеющем понятия о нашей политике, литературе и цивилизации, и вооруженном саблями, кинжалами, шашками и пистолетами.

На деле все совсем не так: татарский князь Хасай Уцмиев совершенно не имеет ничего общего с вышеизложенным… Князь Хасай Уцмиев… был мужчина лет 35, красивый, серьезный, говорящий по-французски как истый парижанин. Он был одет в прекрасный черный костюм, шитый золотом, и в грузинскую заостренную шапку; на боку у него висел кинжал с рукояткой из слоновой кости, в позолоченных ножнах. Признаюсь, что я вздрогнул, услышав его столь чистое и правильное французское произношение».

Дюма, путешествующий по Кавказу, не знал, естественно, азербайджанского языка. Однако языковых проблем у него не возникало: представители азербайджанской элиты прекрасно изъяснялись по-французски. Если же он что-то и не понимал, это компенсировалось острым глазом, доброжелательностью, наблюдательным умом и открытым характером писателя.

«Когда ужин был закончен, наши экипажи были готовы. Мы собирались посмотреть знаменитые огни Баку. Огни Баку известны всему миру, но, естественно, немного меньше французам, народу, путешествующему менее других. Знаменитый храм Атешгях, где пылает вечный огонь, находится в 26 верстах от Баку. Этот вечный огонь поддерживается сырой нефтью.» (Тут Дюма был немного неточен – не нефтью, а газом – О.Б.)

«Многие точки земли порождают нефть, но в таком изобилии она существует только в Баку и его окрестностях. Везде вокруг города, по всему побережью Каспийского моря вырыты колодцы глубиной от 3 до 20 м. Сквозь глинистый мергель, пропитанный нефтью, сотня из этих колодцев выделяет черную нефть, 15 – белую. Из них извлекается почти 100 тысяч центнеров нефти в год. Эта нефть отправляется в Персию, в Тифлис и в Астрахань».

«…Зороастр… – основатель или, точнее, преобразователь религии парсов. Он родился в Мидии, или в Азербайджане, или в Атропатене, по всей вероятности, при царствовании Гиштаспа, отца Дария Первого».

«По окончании священнодействия мы стали осматривать внешние колодцы. Самый глубокий из них имеет около 60 футов глубины. Из него некогда черпали воду; правда, она была солоноватой. Однажды она вдруг исчезла. Чтобы узнать, что с ней сталось, в колодец бросили паклю: он мгновенно воспламенился и с тех пор больше не угасал. Одному было опасно над ним наклоняться: от испарений могла закружиться голова, а, потеряв голову, в свою очередь, ноги могли бы лишиться земли, и тогда быстро можно было бы оказаться горючим подземному огню. По этой причине колодец окружили парапетом. Остальные же колодцы приходятся вровень с землей; на их отверстия кладут решетку, а на эту решетку камни, которые менее чем за двенадцать часов превращаются в гипс».

«Накануне моего отбытия из Парижа Девим принес мне… штуцерный карабин и револьвер, разумеется, его собственного изготовления. Карабин я уже подарил князю Багратиону, а теперь представился удобный случай передать в надежные руки и револьвер. Я подарил его князю Хасаю Уцмиеву. Час спустя я получил от него записку, написанную на безупречнейшем французском, без единой ошибки. Вот ее содержание: Государь, вы обладаете слишком прекрасным оружием, чтобы я позволил себе добавить что-либо к вашей коллекции; но вот кошелек и два архалука, которые вас просит принять княгиня. Кошелек вышит самой княгиней».

Сравнивая персов, армян и татар, Дюма дает их описание и заключает, что именно последним можно доверять на слово: «Что касается татарина, – мы уже говорили о его типаже, – смешение с кавказскими племенами украсило его первоначальные черты… Татары изготовляют кинжалы с тончайшим лезвием, ножны с богатым украшением и такие же ружья с инкрустированной слоновой костью и серебром, за которые горский вельможа готов отдать четырех лошадей и двух жен. От татарина нет нужды требовать письменного обязательства, достаточно одного лишь его слова».

«Предметами торговли Баку являются шелк, ковры, сахар, шафран, персидские ткани и нефть… Торговля шелком весьма значительна, хотя и не может сравниться с нухинской (Шекинской – О.Б.). В Баку собирают от 5 до 6 тысяч фунтов шелка, который продается, в зависимости от качества, от 10 до 20 франков за фунт».

«Я явился к г-же Пигулевской к самому обеду. Все утро дул сильный ветер и море штормило; но вот ветер улегся, и море утихло, так что г-н Фрейганг (тот самый К.В. Фрейганг, который предоставил затем самое первое помещение для заведения св. Нины. Во втором помещении затем разместили школы 132 и 134 – О.Б.) надеялся показать нам сказочное зрелище, которое можно увидеть только в Баку. Тем зрелищем являются морские огни. Мы также должны были пойти в мечеть Фатимы».

«Мы снова сели в барку, где нас ожидали гребцы, и продолжили наш путь к мысу Баилов. Ночь была тиха и очень темна. Несмотря на это спокойствие, в море поднялась небольшая зыбь, предвещавшая близость шторма. Эта зыбь только увеличила бы живописность зрелища; но нам следовало поторопиться, т.к., появившись раньше, чем мы его ожидали, ветер мог и вовсе нас лишить этого представления. Минуту мы искали место, где было замечено вскипание воды. Впрочем, его легко было найти, ориентируясь на запах нефти.»

«…Матрос взял в обе руки по пучку пакли, зажег их от фонаря… и бросил оба пучка за левый и за правый борт. Мгновенно море вокруг нас воспламенилось, и это на протяжении целой четверти версты. Наша лодка походила на лодку Харона, переправляющуюся через реку ада… Мы плавали буквально посреди пламени. К счастью, это пламя чудно-золотистого цвета было прозрачно, как пламя спирта, и мы едва ощущали его приятную теплоту… Море горело более или менее обширными островками… Это, безусловно, самое интересное и самое завораживающее зрелище, которое только можно было бы увидеть и которое, я думаю, нигде, кроме как в этом уголке мира, не встречается».

Дюма в Шемахе

«Шемаха была столицей Ширвана, некогда слывшего богатым ханством и приносившего своему хану доход в несколько миллионов. Ее заселяло 100 тысяч жителей вместо нынешних 10 тысяч».

«Во время нашей прогулки по базару мы получили приглашение от богатого шемахинского татарина Махмуд-Бека: он звал нас на персидский ужин и на вечер с баядерками. Шемахинские баядерки еще сохранили прежнюю славу, и не только в Ширване, но и во всех регионах Кавказа… Нам давно уже говорили об этих красивых жрицах, исполняющих два служения одновременно… Баядерки – остаток владычества ханов. Они были придворными танцовщицами. К сожалению, как и парсов, баядерок осталось всего три: две женщины и один мальчик…»

«Мы явились к Махмуд-беку. Дом его – одно из самых очаровательных персидских зданий, какие я видал от Дербента до Тифлиса… Мы вошли в залу, убранную в восточном вкусе. Простые, но богатые украшения трудно описать пером. Все гости сидели на атласных подушках с золотистыми цветами, покрытых тюлевыми наволочками, что придавало самым ярким цветам чрезвычайную нежность. В глубине, во всю длину огромного окна, сидели три танцовщицы и пятеро музыкантов. Ясно, что для сопровождения такого традиционного танца нужна была особенная музыка…»

«…Оркестр состоял из барабана на железных ножках, похожего на исполинское яйцо, разрезанное пополам; бубна, имеющего сходство с нашим; флейты, похожей на древнюю тибицину; мандолины с металлическими струнами, на которых играют пером, и, наконец, чонгура на железной ножке, с шейкой, двигавшейся в левой руке, таким образом, что чонгур сам водил струнами по смычку, а не наоборот…»

«Восточный танец везде одинаков. Я видел его в Алжире, в Тунисе, в Триполи, в Шемахе. Он всюду представляет собой более или менее быстрое топанье ногами, более или менее подчеркнутые движения в пояснице – качества, которые у прекрасной Нисе показались мне доведенными до совершенства.» (Именно Нису изобразил на своем рисунке князь Григорий Гагарин – О.Б.)

Дюма в Шеки

Нуха (Шеки). В Шеки Дюма был поражен уровнем и красотой местного оружия – сабель, кинжалов, револьверов. Там писатель произвел с подачи местной знати обмен: за пару простых револьверов от Девима он получил шашку и пистолет.

«Обмен был столь выгоден, что я не решался его принимать; но Иван сказал мне, что своим отказом я обидел бы Мухамед-Хана. Тогда поклонился и я, беря шашку и пистолет. И то, и другое было воплощением вкуса и изящества. Впрочем, шашка пользовалась особенной известностью, и т.к. я с этой минуты и до прибытия в Тифлис постоянно носил ее, она обращала на себя внимание татарских офицеров всюду, где бы я их не встречал. Когда у оружия такая слава, остается лишь догадываться о славе ее хозяина».

«Нуха, как мы сказали, – прелестный городок или, скорее, с нашей точки зрения, очаровательная деревушка; это зона отдыха, в которой с апреля по октябрь население увеличивается от 12 до 60 тысяч душ. И, действительно, все ищут здесь укрытия под прохладной тенью, близ прелестных ручьев. Главная торговля Нухи – торговля шелком. В городе есть шелкомотальная фабрика, продающая в год на 6 млн некрашеного шелка. Часть красивых деревьев, оттеняющих дома города, оказались шелковицами, листья которых служат пищей миллиарду червей, чьи коконы составляют богатство страны».

Вместе с Дюма путешествовал французский художник Жан Поль Муане, оставивший несколько изумительных работ. Он разделял энтузиазм Дюма: «Нуха – наипрелестнейшее село, которое я когда-либо видел! Если б мы не вынуждены были двигаться дальше, мы там и остались бы. Это один из уголков мира, в котором хочется провести всю оставшуюся часть жизни». (Муане, «Путешествие на побережье Каспийского и Черного моря. Из Баку в Тифлис»).