Ко времени присоединения Губинского ханства к России в нем так же, как и во всем остальном Азербайджане, господствовал феодальный способ производства с сильными еще остатками патриархальных отношений, особенно у кочевого населения.

После присоединения Азербайджана к Российской империи еще долгое время в структуре феодального общества Азербайджана, в том числе и Губинской провинции, никаких кардинальных изменений не произошло, за исключением того, что верховным собственником всех владений ханств и непосредственным владельцем собственности, принадлежавшей ханам, стало царское правительство. Единственно на что не простиралась власть царской казны, была небольшая площадь земель — «мюльк» и «вакф».

Между тем, царское правительство, являясь единственным собственником земель обрабатываемых более чем 3/4 крестьянства Губинской провинции, непосредственно осуществляло их эксплуатацию. Пользуясь правом верховного собственника земель, царское правительство, во-первых, распоряжалось этими землями, часто практиковало дарение и отбирание их, исходя из своих политических соображений, и вмешивалось в урегулирование взаимоотношений между беками-тиюльдарами и живущими в их владениях поселянами; во-вторых, пользуясь правам верховного собственника, принуждало этих крестьян нести ряд податей и повинностей в пользу казны. А эта категория крестьян составляла не менее половины всех частновладельческих.

Наряду с царской казной, значительные владения находились в руках светских и духовных феодалов. Первые из них делились на беков-тиюльдаров. Часть этих беков получала земельные пожалования и доходы с крестьян непосредственно и от царского правительства за «заслуги» перед местными властями.

Другую часть светских феодалов составляли беки-мюлькадары, т. е, потомственные владельцы некоторых земель Губинской провинции, владевшие ими испокон веков на основе наследственной феодальной собственности, в то время, как права беков-тиюльдаров на владение находившихся в их распоряжении земель часто брались под сомнение, и царские чиновники официально рассматривали их только как «управителей» своих деревень; права беков-мюлькадаров никогда не подвергались какому бы то ни было сомнению, и они в основном одни эксплуатировали крестьян, сидящих на их мюльковых землях.

К господствующему феодальному классу относилось также духовенство, которое, с одной стороны, получало доходы с так называемых «вакфных», т. е. церковных земель, с другой — вообще брало «свою» долю со всего населения провинции.

Царское правительство как верховный собственник земель облагало податями в пользу казны почти все крестьянское население Губинской провинции, за исключением около 1800 семейств, принадлежавших потомственным феодалам. Подати разделялись на две категории: окладная и неокладная. Окладная подать взималась с известных казне, взятых на учет, дворов. Неокладная подать взималась с тех дворов, которые первоначально не были известны казне и были выявлены со временем.

Общее число обложенных крестьян в 1836 г. составляло 836,457. Обе подати вносились как деньгами, так и натурой (пшеницей, ячменем, тд.).

Что же касается казенных повинностей, лежащих на крестьянах, о них писал генерал Реутт главнокомандующему Кавказом, отмечая, что «на поселянах Кубинской провинции лежат следующие казенные повинности:

1) почтовая, переведена в денежный сбор на удовлетворение почтосодержателя постов Кубинской провинции;

2) обработка дорог, мостов по Кубинской провинции, от Баку, Шемахи и Дербента ведущих;

3) ежегодная расчистка каналов, состоящих на откупе вместе с пахотными землями;

4) выставка подвод по наряду очередно, по магалам, для перевозки амуниций проходящих команд, арестантов и вообще казенной надобности;

5) высылка рабочих для постройки каких-либо строений казенных в непредвиденных случаях, по наряду и доставка для сего леса по раскладке;

6) доставка дров для отопления казенных зданий и выдаче оных проходящим командам;

7) высылка просторабочих с Будугского и Хиналугского магалов для содержания чистоты при казенных в городе строений и употребления по усмотрению коменданта по очереди 7-ми человек с каждого магала всякие 10 дней…».

В особо тяжелых условиях были те «деревни, которые, находясь по дорогам в Дербент, Баку и Шемаху, подвергаются сверх обыкновенных повинностей, общих для всех деревень, особенно, по случаю движения войск и поездов, — сии повинности немаловажны; таковы деревни: Дивичи, Игрых, Рустов, Алпаны, Сейтлар, Муганлы, Даразарат, Фидичан, Конахкент и Мулла-Каманлы».

Повинности казне должны были нести и жители Губы, хотя они еще с ханских времен были свободны от внесения податей. Жители так называемой Еврейской слободы в городе Губе вносили денежную подать (1,50 коп. семейные и по 75 коп. холостые), но были свободны от хлебной подати.

На особом положении были и жители обществ верхних Губинских магалов, т. е. тарджальцы, ахтыпаринцы и докузпаринцы. Они были обложены данью в круглых суммах: с Тарджальского — 300 руб. серебром, Ахты-паринского и Доккузпаринского — по 184 руб. серебром в год.

Значительным источником доходов царской казны являлись поступления от эксплуатации обширных зимних и летних пастбищ, расположенных в Губинской провинции и в числе прочей земельной собственности (пахотных земель, лесных угодий и пр.), перешедших в собственность царской казны от бывших ханов.

Следует отметить, что не все пастбища провинции принадлежали хану. Многие из деревень, расположенных на равнине, также имели в своем пользовании пастбища, за которые ничего не платили. Однако, «когда Кубинская провинция поступила в русское управление и когда приводимы были в известность имущество хана, то и настоящие пастбищные места поставлены в число ханских и записаны в число казенных имуществ».

Таким образом, царское правительство по «праву» унаследовало не только бесчисленное количество зимних и летних пастбищ, принадлежавших ханской власти, но вдобавок прихватило и зачислило в казенную, т.е. в свою собственность, еще и зимние пастбищные места крестьянских общин, расположенные в равнинной части провинции. Этим, как признавали даже сами царские чиновники, было «сделано основание к отступлению от прежде существовавшего порядка, и, должно справедливо заметить, отступление сие клонилось к стеснению жителей».

С присоединением Губинского ханства к России в собственность царского правительства перешли также хлебопахотные земли, фруктовые сады, караван-сарай, баня, красильня, нефтяные колодцы, мукомольная мельница, принадлежавшие кубинским ханам на правах личной собственности. Наряду с этим царское правительство унаследовало от ханов права на получение десятой части общего сбора шелка на так называемые мизанные весы, т.е. на сбор от купли и продажи шелка, от рыбной ловли в пределах Кубинской провинции, от сбора с убоя скота и т. д.

Все перечисленные объекты и права на получение доходов, как правило, отдавались казенным ведомством различным откупщикам за определенную ежегодную плату. Фактически же откупщики выколачивали из этих объектов и источников дохода гораздо больше той суммы, которую они платили казне, что сильно отягощало положение населения и вызывало недовольство.

Пользуясь правом собственности царское правительство эксплуатировало не только «казенных» крестьян, но и частновладельческих, подчиненных бекам-тиюльдарам. Правда, царское правительство, как и прежние ханы, а также беки-тиюльдары и мюлькадары, не обладало в Азербайджане, а следовательно, и в Губинской провинции, «вещным правом», т.е. куплей и продажей крестьян. Но оно унаследовало от бывших ханов  «дарение» части «райятов» (казенных крестьян) в ранджбары.

Ранджбары были, пожалуй, самой обездоленной и бесчеловечно эксплуатируемой частью государственных крестьян.

Об их положении в Губинской провинции говорится в докладной записке от 29 ноября 1837 г. исполняющего обязанности кубинского коменданта майора Ищейко: «…a одни из них не несут ни податей, ни повинностей, они давались за заслуги бекам и другим лицам для разных работ и запахивания его полей; б) другой род рачбаров (ранджбаров) данный в услужение, платит в казну по 4 руб. серебром, но освобождается от повинностей. Хотя класс рачбаров свободен от повинностей, но обязанности его в отношении беков и других лиц чрезвычайно тягостны. Одно из несчастнейших состояний есть состояние рачбаров. Обыкновенно в рачбары избирались лучшие, богатейшие семейства, но часто случалось, что после нескольких лет семейства сии приходят в совершенное   разорение. Это служит убедительнейшим доказательством, как тягостно сие звание. Беки или вообще владетели, не находя выгод удерживать такие семейства, приискивали случай заменить их новыми, и было время, что к перемене таковой не было никакого затруднения. Бывший главноуправляющий генерал от инфантерии Ермолов ограничил сие: число рачбаров ныне простирается — не платящих до 350 и платящих казне до 200 домов. Здесь должно заметить, что на основании распоряжения г. генерала Ермолова каждому наибу и главному казию (епископу) дается 20 рачбаров, от казенных податей свободных».

Однако, фактически число ранджбаров в Губинской провинции при управлении Кавказом того же Ермолова, более чем в 2 раза превосходило указанное количество.

Представители царской администрации на Кавказе, в частности в Губинской провинции, по части раздачи райятов, обладающих своим собственным хозяйством, в качестве ранджбаров, далеко перещеголяли местных ханов. Это видно из того факта, что из имевшихся в 1824 г. в Губинской провинции 1353 ранджбарских семейств, только 337 семейств находилось в этом состоянии с ханских времен, остальные 1016 семейств, подвергли этой участи царские власти. Все, кому не лень, раздавали райятов в ранджбары, их «жаловали» коменданты, военно-окружные начальники и главноуправляющие. Больше всего ранджбаров раздавали в провинции коменданты.

В результате массовых раздач, светские и духовные феодалы, пользовавшиеся покровительством царских: властей, сделались владельцами десятков семейств, ранджбаров.

Генерал Ермолов, руководствуясь сведениями о каждом владельце ранджбаров, о его «подвигах или преданности, известных начальству, о понесенных за нас (царизм) потерях, и, наконец, о самой бедности некоторых фамилий (беков и других обладателей ранджбаров)» решил отобрать часть ранджбаров обратно на положение райятов. При этом мотивы отбирания ранджбаров от различных привилегированных лиц были сформулированы весьма лаконично: «нет заслуг — отобрать», «не был на счету благонадежных — отобрать», «происходит из изменнической гнусной фамилии — отобрать» и т.д. В результате число ранджбаров с 1353 семейств было доведено до 689.

Второй раз царские власти в лице главноуправляющего Кавказом генерала Головина занялись этим делом в 1837 г. По его распоряжению, освобождению от состояния ранджбарства подлежало еще 293 семейства. При этом Головин предписал Дагестанскому военно-окружному начальнику генерал-майору Реутту «делать это постепенно,, приказав соблюдать при сем всевозможную осторожность и благоразумие».

В принятии такого решения именно в 1837 г., видимо, не последнюю роль сыграли события, происходившие тогда в Губинской провинции, — выступления крестьян в марте и апреле, и наконец, их восстание в августе и сентябре.

Казенные крестьяне составляли наиболее многочисленную часть населения провинции, к тому же тяжело эксплуатируемую как феодальным государством и его местными чиновниками, представителями местных господствующих классов.

Господствующим классом в Губинской провинции, как и во всем Азербайджане того времени, были землевладельцы, состоявшие цз наследственных владетелей — мюлькадаров и условных владетелей — тиюльдаров. Количество первых, особенно крупных мюлькадаров, в этот период было, видимо, не так велико.

Как отмечалось в «Записке о правах владения недвижимыми имуществами в Закавказье от 15 апреля 1839 г.»: «Из значительного числа кубинских беков коренными считаются только: родственники последнего хана, Алпанские и Будугские, и еще фамилия покойного казня Гасана-Эфендия; впрочем, и некоторые другие беки имеют в наследственном управлении деревни, пожалованные им бывшими ханами, в каком праве признаны они и при российском правительстве».

Положение мюлькадаров при их лояльном отношении к правительству было незыблемо, поскольку находившиеся в их руках земельные владения считались наследственными, и царское правительство не имело права вторгаться в их собственность.

Иное положение было у беков-тиюльдаров, собственнические права которых считались условными, что давало возможность царизму, как преемнику ханов, некогда пожаловавших землю этим бекам на правах тиюля, отбирать у них эти земли, или же дарить им новые, исходя из своих политических соображений в каждом конкретном случае.

В принципе царское правительство не затрагивало права и привилегии и этой довольно многочисленной прослойки беков-тиюльдаров, хотя окрестило их по-новому — «управителями» деревень, считая, что они, как и при ханах, владеют землей и доходами, полученными от царского правительства. Это ясно видно из инструкции» данной царскими властями в 1806 г. наибу Гаджи-беку, в ней говорилось: «… так как беки Кубинские имеют всякие свои деревни и земли, то тем, которые будут верны Всероссийскому Г[осударю] Императору] и не будут оказывать злонамерения, деревнями, им принадлежащими, с их угодьями позволяется им управлять и пользоваться как и прежде сего».

Исходя из политики союза феодального государства с господствующим феодальным классом, в данном случае царизма с местными беками, царское правительство и его представители на местах, широко практиковали систему раздачи земель и доходов с крестьян угодным царизму представителям местного феодального класса. Впервые это началось в октябре 1810 г. при кубинском коменданте полковнике Лисаневиче тут же после окончательного присоединения Губинского ханства к России.

В дальнейшем подобная раздача принимала все более широкий размах. Достаточно указать, что «за короткий срок с 1810 по 1824 гг. царские власти роздали кубинским феодалам 89 деревень».

Все эти земли, даруемые царским правительством «условно», т, е. в «управление», юридически могли быть отобраны в любой момент. Однако, как правило, они «сохранялись» за владельцами, исключая, разумеется, те случаи, когда феодалы выступали как враги правительства.

В подтверждение этого вывода азербайджанский исследователь И.Гасанов приводит ряд ценных архивных документов, в которых весьма лаконично рукою генерала Ермолова написано об одном из таких лиц, «никаких услуг не оказал, и потому деревню взять в казну»; о другом, которому некогда пожаловал деревню кубинский комендант Пономарев, Ермолов писал: «Никаких заслуг не оказал, и самовластно Пономарева деяние, отобрать в казну».

В третьем документе в отношении брата некоего Ага Юзбаши, владевшего деревней Газагли, которая была пожалована его отцу генерал-майором Лисаневичем, Ермолов распорядился: «Отец оказал большие заслуги и убит. Ага Юзбаши умер без заслуг, и теперь брат его так же без заслуг владеет, и потому взять оную в казну».

Следует отметить, что подобную практику отбирания земель обратно царское правительство применяло, видимо, лишь к землям, даруемым им самим, а земли, дарованные бывшими ханами некоторым бекам в виде тиюлей, как правило, оставляло их владельцам, если они соблюдали просто лойяльность, без каких-либо обязательных заслуг.

В результате тиюльные земли, полученные беками в ханские и более ранние времена, в XIX в. постепенно переходили в их наследственное «управление», что давало возможности этим новоявленным «управителям» продолжать эксплуатацию «вверенных» им крестьян.

Однако, учитывая, что крестьяне, живущие как во вновь пожалованных самим царизмом деревнях, так и в тиюльных владениях, платят подати и несут повинности не только перед своими «управителями-беками», но и перед царской казной, царское правительство, будучи заинтересовано в аккуратном и достаточном поступлении этих податей и исполнении повинностей, всячески старалось урегулировать нормы податей и повинностей крестьян по отношению к бекам. Об этом ярко свидетельствуют «Предписания» губинского коменданта Тихановского от 18 июля 1817 г. и «Положение» генерала Ермолова от 1824 г.

О том, какие тяжелые и разнообразные «обязанности» лежали на казенных крестьянах по отношению к «бекам-управителям», видно из «Положений», выработанных отдельными представителями царской власти на местах, с целью урегулировать отношения между «управителями» и крестьянами, сидящими на казенной земле.

Следует подчеркнуть, что духовенство Губинской провинции также выиграло от эксплуатации крестьян. В одном документе по этому поводу говорится следующее: «Нельзя также умолчать, что вообще жители и все сословия обязаны, кроме казенных податей, по древним обычаям давать в год главному казию закат (закят) по назначению его самого, который по народонаселению определяет от одной до трех рубов пшеницы, ячменя, пpoca и сорочинского пшена; ахундам, муллам и бедным разделяется, взысканная с поселян, 10-я часть с урожая всех хлебов и скота, в разделе коего участвует и казий. Из сего последнего определено от всяких 40 шт. давать по одной, а выше 100 — по 2 с барашками и телятами, сеидам же все сословия обязаны давать наличными деньгами от 5 шт. — одну той же монеты, с чего уделяется и бедным».

В Актах Кавказской археографической коммиссии отмечалось, что «все духовенство имело право покупать земли, селить на них на принятом всеми положении выходцев из других ханств, без различия вероисповедания».

Об уровне знания этих духовных лиц там же говорится, что «всякий, умеющий читать намаз (молитву), называет себя муллою без всякого на то свидетельства. Многие из податного состояния, научившись грамоте, самовольно называют себя муллами, отказываясь таким образом от платежа податей».

Естественным следствием этого явления было сокращение числа налогопла-тельщиков. Однако царское правительство на это почти не обращало внимания, так как общее количество налоговых поступлений ничуть не уменьшалось, благодаря существованию системы раскладки всей суммы налогов, предназначенной для данной провинции, не по отдельным семействам, а по деревням, что неизбежно приводило к переложению налоговой тяжести на плечи крестьянских семейств.

По материалам А.Сумбатзаде