Самед Ага Агамалы оглы (1867 — 1930) — азербайджанский и советский политический и государственный деятель, член Закавказского сейма, член Национального совета Азербайджана, народный комиссар земледелия Азербайджанской ССР (1920), Председатель ЦИК Азербайджанской ССР (1922-1929) и один из председателей ЦИКа ЗСФСР.
В 1905-1907 г. Агамалы оглы вел революционную работу среди крестьян. После революции 1917 г. был избран в состав Гянджинского Совета рабочих и солдатских депутатов. Также принимал активное участие в Гянджинской организации «Гуммет». В феврале 1918 г. Агамали оглы переехал в Тифлис, где стал одним из руководителей Тифлисской организации «Гуммет», издавал газету на азербайджанском языке. В Баку он вернулся в конце 1918 г.
После установления советской власти в Азербайджане, Агамалы оглы вступил в ряды Коммунистической партии.
Ниже — воспоминания С.Агамали оглы о В.Ленине, опубликованные в нескольких номерах газеты «Бакинский Рабочий» в 1922 г., без сокращений.
«У В. И. Ленина»
Поездка моя в Москву была вызвана желанием ознакомиться с постановкой работы ВЦИКа и его взаимоотношениями с наркоматами с целью воспользоваться опытом российских товарищей и ввести улучшения у нас. Меня интересовал, главным образом, вопрос, как установить более тесную связь с крестьянством. В этом отношении большую помощь мне оказал председатель ВЦИКа РСФСР т. М.И.Калинин.
Тов. М.И.Калинин произвел на меня очень хорошее впечатление. Это сильный человек, весьма подвижный. Я пробыл у него около полутора часов. Он меня познакомил со всей своей канцелярией. Отношение его ко мне было очень любезное. В мое распоряжение на все время моего пребывания в Москве был предоставлен, между прочим, автомобиль.
Живет т. М.И.Калинин вне Кремля единственно с той целью, чтобы крестьяне имели к нему доступ во всякое время. При мне он их принимал. Я видел там крестьян со всей России, некоторых с котомками на плечах. Принимает он всех без исключения, независимо от того, какое дело имеет проситель.
— Почему вы, товарищ, принимаете всех, даже с мелочами? Это отнимает много времени, — задал я вопрос т. М.И.Калинину.
— Я расспрашиваю каждого. Правда, из 100 человек не больше двух окажется таких, которые имеют серьезное дело. Таких я приглашаю к себе в кабинет и там детально знакомлюсь с его делом, а остальных направляю по наркоматам. Иногда попадается крестянин с какой-нибудь необоснованной просьбой или жалобой, такому я прямо говорю: «Ступай, брат, домой, тебе здесь нечего делать».
Тов. М.И.Калинин очень интересовался Азербайджаном, в особенности его материальным положением; он высказал сожаление, что до сих пор так мало сделано для Азербайджана. Тов. М.И.Калинин обещал приехать к нам в сентябре. Я его просил. Я уверен, что он приедет.
Я был также у секретаря ЦК РКП (б) т. Сталина. С ним я говорил о весьма серьезных вопросах как экономического, так и политического характера, касающихся Азербайджана. Вопросы эти пока не разрешены, но будут разрешены в скором времени в положительном для Азербайджана смысле.
Когда я стал проситься к т. Ленину, мне заявили, что он очень болен и принять не может, так как доктора запретили приемы. Я был чрезвычайно огорчен: приехать в Москву за тысячу верст, в этот штаб мировой революции и не видать вождя, которого так много читал и который имел решающее влияние на мой идейный перелом, — это было бы для меня огромной потерей. Поэтому я решил все-таки добиться приема, как выяснилось впоследствии, весьма охотно разрешенного т. Лениным.
Наконец, получив его, ровно в 11:30 часов 11 августа мы в сопровождении секретаря ЦИКа отправились на дачу Ильича. Секретарь ЦИКа знакомил нас с окрестными достопримечательностями, встречающейся по пути. Но, к сожалению, я не мог полностью использовать эту любезность, во-первых, потому, что автомобиль мчался с большой скоростью, во-вторых, потому, что я был полон тревожным чувством и мыслями о предстоящем свидании.
Почему-то мне казалось, что Владимира Ильича я застану или немощно лежащим в постели и безболезненно, неохотно всматривающегося в незванного посетителя, или же бессильно сидящем на диване. В обоих случаях затруднительно свободно и нормально говорить чувствовать себя в своей тарелке. Кроме того, сердце сильно щемило от мысли, что такой человек, как тов. Ленин, этот гений мировой революции, так безжалостно судьбой устраняется от великого дела… И кто знает, быть может злобные слухи, ходящие вокруг болезни его, верны? Что тогда?.. Но , к счастью, автомобиль быстро нас прикатил к деревянным воротам ограды дачи, где жил Ильич, куда впустил нас часовой, стоявший у ворот.
Общий вид дачи весьма уютный. Среди зелени грядок, окаймленных лентами аллей — каменная постройка простой, но красивой архитектуры, а кругом парк из осин и берез. Мы направились в дом и скоро очутились в приемной, насколько помнится, не встретив по пути никого.
Через несколько секунд мы уже имели счастье видеть перед собой хозяек дома — Надежду Константиновну, супругу тов. Ленина и Марию Ильиничну — сестру его, которые удивительно тепло и добродушно нас приветствовали, как это умеют делать только хорошие, добрые и умные женщины. Сразу же у нас рассеялось смущение, которым мы были охвачены при входе в приемную, и мы почувствовали себя, как дома.
Через несколько минут после того, как хозяйки удалились, я был приглашен в кабинет Владимира Ильича и не без волнения поднялся на второй этаж. Войдя в кабинет, я был охвачен новым чувством, новыми мыслями, был очарован. Вместо больного, немощного человека, я увидел перед собой, если только в тот момент мог хорошо замечать, бодрого, подвижного мужчину, среднего роста, коренастого, чрезвычайно приветливо и просто пожавшего мою руку обеими руками. Здесь опять я почувствовал себя совершенно свободно.
Когда мы уселись, беседа между нами завязалась самым естественным и простым образом, приняв живой и интересный характер.
Главным образом мне приходилось отвечать на вопросы, которые задавал тов. Ленин. Сначала он осведомалися о том, как долго с какого времени я занимаю место председателя АзЦИКа? Давно ли я в партии? Какого я происхождения? Первый ли раз Москве и какое впечатление она произвела? Затем м перешли на общественно-политические темы. Сам я никаких вопросов не возбуждал, и, таким образом, больше всего приходилось говорить мне.
Прежде всего он пожелал узнать, кто у нас председатель Совнаркома. Когда я ответил, что тов. Мусабеков, он спросил:
— А тов. Нариманов?
— Он в Закавказском Союзном Совете и жив-здоров.
— А хорошо работает Закавкаский Союзный Совет?
Тут я немножко замялся, и, желая быть правдивым, ответил, что работа Совета пока в процессе налаживания. Самое единение в Закавказье, конечно, должно произойти со временем. Это единение будет, оно неизбежно в новых политических условиях, экономические и хозяйственные потребности беспрерывно толкают к этому единению.
— Ну, а как у вас работа в Азербайджане? —перешел он на другую тему.
— Хотя понемногу, — ответил я, — но все таки идет, твердо и ясно намечается для рабочих и крестьян грань между бывшим Азербайджаном и новым, советским. Былых помещиков и феодалов, агаларов, ханов, беков и меликов уже нет. Их земли и имущество частью обращены в государственное хозяйство (очень малая часть), а громадная часть распределена между неимущими и малоимущими крестьянами. Существовавшие партии — феодальная — «Мусават» и панисламисткая — «Иттихад» — доведены до безобидного ничтожества, и среди населения никакой роли не играют после своего позорного и бездарного управления, в губительном дурмане которого пребывало, главным образом, мусульманское население. Что же касается до влияния духовенства, то оно с каждым днем слабеет, и трудовое население понемножку начинает понимать реальную ценность своего пастыря.
Здесь я рассказал маленький случай, бывший на митинге среди крестьян в Гянджинском уезде. Вопрос касался истинных, полезных и пригодных в жизни знаний и таких, которые ни к чему не пригодны.
«Вот возьмите такой пример для выяснения мой мысли, — сказал крестьянам я, — нужно у вас, здесь лучше устроить жизнь: распределить земли, проводить каналы, урегулировать воду и проч. Присылать вам для этого сто мулл или по одному землемеру, инженеру и т.д.». Я получил ответ из толпы со смехом: «Не надо мулл, не надо, нам давай работников, а их куда-нибудь.»
Тут тов. Ленин, улыбнувшись, заметил: «Хорошо сказано».
— Однако, скажу, — продолжал я, — для Азербайджана, для углубления и расширения в нем революции, для того, чтобы столкнуть его с вековой косности и сделать его верным, прочным сотрудником пролетарского движения и членом семьи культурного мира, еше многое и многое предстоит проделать.
Тут я грешный человек, рассказал тов. Ленину об «особых» работах, которые надо проделать в Азербайджане, и о своих планах. Во-первых, о параллельном введении для гражданского обихода и дел письменности по новому алфавиту — «ени тюрк элифбасы». Арабский же алфавит, как малодоступный широкой трудовой массе и требующий для своего усвоения много свободного времени, и в то же время не делающий человека (не араба) вполне свободно грамотным, оставить для религиозных треб и божеских дел, для которых большой и современной грамотности особенно не нужно.
Затем второе — облегчение управления краем при помощи создания доступных населению аппаратов. Сейчас подготовленных азербайджанцев очень мало, большинство же служащих, не знающих азербайджанского языка, в то время, как громадное, подавляющее количество населения азербайджанцы. Управлять же, как и торговать через переводчика куда как непригодное дело.
Новая доступная азбука увеличит число техников из азербайджанцев, даст возможность служащим из русских и других научиться азербайджанскому языку, а для крестьян и рабочих явится возможность письменно вести свои дела, без дорогой помощи ходатаев с улицы. Конечно, поэтому для советских служащих и партийных работников, без исключения национальности и пола, мы сделаем обязательным знание новой азербайджанской письменности, а для неазербайджанцев — знание и азербайджанского языка, чтобы в конце концов его сделать реально государственным языком, а не только номинально, как это было до сих пор.
В-третьих, необходимо как можно больше распространять среди азербайджанцев — рабочих и крестьян — знание русского языка, являющегося одним из мировых языков, накопившего в себе все знания человечества, в то время, как наш родной и все другие восточные языки слишком бедны в этом отношении. К сожалению, сейчас чувствуется отрыв от русского языка, что равносильно изоляции от мирового знания и опыта. Поэтому настоятельно необходимо ежегодно из азербайджанских крестьян и рабочих, преимущественно бедных, организованно направлять известный кадр в Россию в советские школы. Там они на месте выучатся живому культурному языку и вместе с тем приобретут полезные технические знания и опыт.
— А как отнесутся ко всему этому азербайджанские рабочие и крестьяне? — спросил т. Ленин.
Когда же я рассказал т. Ленину о том сочувствии, которое мне приходилось встречать у крестьян и рабочих на митингах, на которых специально говорилось о новом алфавите и о тех истинных знаниях и грамоте, которые необходимы крестьянской и рабочей массе и без которых не может быть освобождения народов вообще, что малые народы к так называемой независимости придут не иначе, как только через развитие своих материальных и умственных сил, видимо, Ильич остался довольным. Затем он справился насчет численности нашей армии. Точного количества азербайджанских красноаскеров я не помнил и пришлось назвать приблизительную цифру.
— Так мало? — выразил удивление Ильич.
Я немного смутился и почему-то вспомнил т. Караева (А.Г.Караев, тогда был наркомом по военным и морским делам). Однако, несколько оправившись, я попробовал объяснить причину такого количества азербайджанской армии новизной работы и трудностью создания в отсталом Азербайджане пролетарской армии а также прошлогодним неурожаем, добавив к этому «Но постараемся поднять ее количеством и качеством, так как для этого уже создались соответствующие условия».
Последнее заявление доставило удовольствие Владимиру Ильичу, который задал сейчас же следующий вопрос. Это был вопрос о женском движении в Азербайджане. На. этот вопрос я дал утешительный ответ, отметив, что это движение, особенно после переворота, твердо и неуклонно развивается. Это обстоятельство также, как я заметил, обрадовало Ленина.
Из беседы нашей и вопросов ясно видно, что Владимир Ильич очень интересуется развитием Азербайджана, его родного языка, литературы, армии, хозяйства и вообще развитием всего того, что в последнем итоге ведет к высшей форме самостоятельной жизни, конечно, последнюю отнюдь не понимая в буржуазном стиле…
Ильич, крепко пожав мои руки, еще раз выразил большое удовольствие видеть представителя Азербайджанского ЦИКа у себя, просил передать поклон как тов. Нариманову, так и армянским и грузинским товарищам и «всем, всем». Я еще раз засвидетельствовал свое счастье как по поводу того, что, наконец-то увидел того, который является истинно великим вождем революции, так и по поводу того, что он совершенно здоров…
Я обещал передать эту радостную весть рабочим и крестьянам Азербайджана, а также поклон, посылаемый им великим товарищем.
Я его пригласил к нам в гости. Он ответил, что очень желал бы посетить Азербайджан. Кроме того, я выразил желание еще раз посетить Владимира Ильича, но только при иной обстановке, когда можно будет сделать полный доклад o положении дел у нас для получения нужных ответов. На это он выразил свое удовольствие и мы расстались.
Тов. В.И.Ленин, с которым я беседовал 12 минут, произвел на меня впечатление вполне выздоровевшего человека, о чем я ему даже сказал. Его приемом я был очарован. Он сам, его семья, дача, где он живет — все по простоте своей произвело на меня самое приятное впечатление. Обстановка в помещении у тов. Ленина, как и во всей даче, так и в жизни, удивительно простая.
В обращении тов. В.И.Ленин чрезвычайно прост и радушен. Я уверен, что если бы европейские «особы» собственными очами видели бы жизнь т. Ленина, главы мощной, новой России, то ясно поняли бы, что в мировой борьбе капитала с трудом победа не за ними, а за красным знаменем, которое высоко держит богатырская рука Ильича.
После свидания нас угостила завтраком Мария Ильинична. Я просил ее приехать с братом и со своей семьей к нам в гости в Закавказье, чтобы полюбоваться нашими дикими горами, ущельями и караванами кочующих над ними облаков. Она сказала: «Очень желала бы».
Наконец, в половине второго мы попрощались и направились в Москву. На обратном пути у меня уже были иные мысли, иные чувства. Я был обновлен, воодушевлен.
Надо удесятерить работу!
Пусть же много здравствует тов. Ленин!
По материалам книги “Воспоминания азербайджанских коммунистов о В.И.Ленине”