Мирза Али Мовджуз родился в 1873 г. на территории Южного Азербайджана в Иране, в семье купца. Но будущий поэт не пошел по стопам отца. Учиться его отдали в духовную школу.

Согласно источникам, первые свои стихи он опубликовал в Турции, где он оказался в 1889 году. На родину он вернулся в 1905 году.

Под влиянием азербайджанской сатирической литературы таких мастеров как М.А.Сабир, Мовджуз тоже стал писать сатирические стихи. Бесправие народа («Родина», «Что ни день» и др.), его борьба против притеснителей, положение закрепощенной женщины («Несчастные девушки» и др.) — основные темы его творчества.

В данном материале — некоторые его стихи в переводах П.Панченко (1956 г.).

«МАТЕРИНСКИЙ ЯЗЫК»

Сделай милость, виночерпий, дай ещё стакан вина,
Потому что, брат, с похмелья голова моя больна.
Нет ни семячек солёных, ни фисташек у меня, —
Пусть мне губы на закуску даст красавица одна!

Чтобы бедного поэта хоть немножечко развлечь,
Позови ты музыкантов! Гряньте, бубен, тар, зурна!
Я хочу напиться вдоволь, но имею только… стыд:
В кошельке — ни золотого, а в амбаре — ни зерна!

Не помещик-угнетатель, не купец я и не хан, —
Я поэзией владею, а у них ей грош цена.
Мой язык, известно, тюркский и слова мои просты.
Знаю, мой товар не ходок в эти злые времена.

Я совсем недавно шаху преподнёс письмо в стихах —
Он изрёк: — Я не мальчишка, мне иная речь нужна!
Тюрок этот полагает, что язык наш для невежд, —
Боже, скинь Каджара с трона! Съешь его ты, сатана!
Не теряй, Моджуз, надежды, материнский чти язык:
До татар и до китайцев речь твоя дойти должна.

«ПРУССКИЙ КАЙЗЕР»

Прусский кайзер поселил в целом мире произвол.
До несчастий и беды нас, клянусь, Вильгельм довёл.
Иноверцам всем подряд он пощады не даёт,
Ядовитый газ его смерть несёт в любой народ.

Он подводников своих рассылает по морям,
Чтоб топили корабли иноверцев здесь и там.
Немец сел на самолёт, взвился в небо, скрылся с глаз.
Смотришь, бомбы на людей он бросает через час.

По Вердену он палит, разрушает Ригу он —
Иисус на небесах громом пушек потрясён.
И не думай, что пруссак где-нибудь щадит людей.
Кто подумает, тот сам и безбожник, и злодей!

Грешен, скажем, человек, но животное — оно
В чём виновно перед ним, в чём, ответьте мне, грешно?
Заставляет он людей голодать, а для чего?
Чтобы ими рыб кормить! Нет, не слушайте его!

В каждом слове ложь и ложь — потерял он честь и стыд!
Что попало на язык, то наглец и говорит.
— Еду в Мекку, — говорит, — совершу я там намаз.
Я иранец, — говорит и позорит этим нас.

Был бы он из мусульман, сбыл бы весь достаток свой
И посасывал кальян он, поникнув головой.
Был бы он из мусульман, — слухи разные любя,
Проклял бы газеты он, а затем и сам себя.

Ох, иной породы он и его мы не сравним
Ни с талантом, ни с умом, ни с характером своим.
Я, Вильгельм, разоблачу тотчас каждый твой обман:
Ты ведь ни одной чертой не похож на мусульман.

И кораном ты клянись тысячу хотя бы раз —
Мусульманином тебя не сочтёт никто из нас.
Ты три года сеешь смерть, с криком: «Верую в творца!»
«Мусульманин я!» — кричишь, разрушая без конца.

Кто культурной назовёт дикую твою орду,
Пусть болеет оспой тот, пусть он мечется в бреду.
Если в подлости людской он культуру признаёт,
Пусть он сгинет, пропадёт, проклятый из рода в род.

Лишь один Вильгельм теперь продолжать войну готов.
Подтверждают это всё, кто хранит завет отцов.
Я, Моджуз, вам говорю: благородства и стыда
Я от кайзеров не жду и сейчас и никогда!

«Я ЧЕЛОВЕКОМ СТАЛ»

Я полицейским не служил и чин жандарма не по мне, —
За что ж поносят все меня с людьми такими наравне?
Я не правитель, не фарраш, — но в мусульмане я попал.
Ты спрашиваешь: почему? Случилось это как во сне.

Когда ж назвал я чёрным кир и белым молоко назвал,
Меня гяуром нарекли и стали поносить вдвойне.
Тут раскусил я мусульман и суть их партии постиг —
И я возненавидел их, я человеком стал вполне.

Я их за честных принимал, не думал, что они лжецы,
И вдруг болото увидал, с друзьями этими — на дне.
Теперь они меня чернят, готовы по миру пустить,
Чтоб я просил: — «Подайте мне!», скитаясь по родной стране.

«ОСПА»

Оспа, ты же отняла у меня двух дочерей,
А сынок всего один, — радость жизни он моей.
Я хотел позвать врача, но жена сказала: — Нeт! —
Вот и вся прививка вам!… Да, и я поверил ей!

Двух баранов я отдам, если ты уйдёшь в Дарьян,
Чтоб от страха не дрожать, чтоб не знать ужасных дней.
От любой болезни нам создал снадобье аллах:
Ты разумен — он хранит, ты невежда — что ж, болей!

Предначертано судьбой: дети умереть должны.
Эти горькие слова жгут Иран, его детей!
Столько рыли нам могил, что мозоли на руках.
Если ты терзаешь нас, хоть могильщиков жалей.

Ты красавца не позорь, не уродуй ты его:
Девушки начнут кричать о жестокости твоей.
Если к шаху в Тегеран эти жалобы дойдут,
Оспа, свяжет он тебя и в тюрьму втолкнёт скорей.

Кто захочет, боже мой, эту девушку обнять:
Ни ресниц и ни бровей, не похожа на людей.
Сколько пудры ни клади, не поможет ей ничуть, —
Ей не стать уж никогда ни красивей, ни милей.

О, когда хороним мы оспой скошенных ребят,
Камни города — и те вторят воплю матерей!
Видя смерть своих птенцов, сходят матери с ума,
В горе по миру идут, — что их участи страшней?

Будь там русский иль француз — ты совсем не вхожа к ним,
Лишь иранца любишь ты, — как понять нам выбор сей?
Не в Америку твой путь, не в Германию ведёт,
А в несчастный наш Иран ты нашла мильон путей!

Столько милых малышей, оспа, ты уносишь в рай!
Могут гурий заразить — это ты уразумей!
Вспомни Арванаг, Анзаб, — сколько дряхлых старцев там!

Что же косишь ты детей с каждым годом всё наглей?
Если оспу прививать правоверные начнут,
То Моджуз их пощадит, не кольнёт строкой своей.

«ТЕПЕРЕШНИЕ ВРАЧИ»

Врачу безбородому верить не смей —
Такой не излечит болезни твоей.
Нам кровь улучшают варенье, халва,
А эти уколы опасны, ей-ей!

Неужто скончалась у доктора мать.
Что руки его стали ваты белей.
Пророк повелел ему голову брить, —
Он бороду сбрил и усы поскорей.

Сестрица, он хочет выслушивать нас,
Хоть сам он хворает с младенческих дней.
Себя правоверным назвал этот муж —
И всех раздевает в квартире своей.

Кума, на врача он совсем не похож:
Не носит абы, отрицает чертей.
У женщины снял он платок с головы, —
Я тетка ему? Или, может, родней?

Он ухом касается женской груди, —
Приятно, что сердце колотится в ней?
— Сестра, — говорит он, — скажи, что с тобой?
Он шутит со мной, он шайтана страшней!

Не правда ль, родная, что всякую хворь
Угадывать мигом — призванье врачей?
— Мне рубль, — говорит он. — плати за визит.
Ах, знахарь Мирза Фатулла поскромней!

Он двадцать четыре копейки берёт,
А этот не может прожить без рублей.
Ведь мы не в земле наши деньги растим!
Дать рубль за укол? Будь он проклят, злодей!

Больной, чем врача без конца приглашать,
Ты по ветру сразу пожитки развей!
На горечь лекарства ты денег не трать,
Ты мёду купи: он приятней, вкусней.

Молитва полезней лекарства стократ.
Не врач, а молла исцеляет людей.
Бесстыжий, ты крови не любишь пускать, —
При встрече с моллой не стыдись, не красней!

А если и вправду хороший ты врач,
У знахаря взял бы семян и корней.
Я сроду врачей не видала таких,
Что ходят в одежде шутов, циркачей!

Слыхала: Моджуз уезжает в Тавриз, —
Нам будет без смеха его веселей!
Колдуньи, гадальщицы, честь вам, хвала,
Гадальная чашка — свет жизни моей!

«ДОЧЬ ДОЧУРКУ РОДИЛА»

Мне принесли известье: — Вам хвала!
Ведь ваша дочь дочурку родила! —
Увы, увы, для деда и отца
Такая весть отнюдь не весела.

Отец — он малоумный человек,
Сидит и рожа у него кисла:
— Опять девчонка! О моя жена,
Ты мне позор, бесчестье принесла.

Как будто всё зависит от неё —
Он возмущён, он воплощенье зла.
Он разговаривать не хочет с ней,
А дочь ещё стыдливей, чем была…

О виночерпий, ты поздравь меня!
— Пошли вам бог дни счастья без числа! —
Но, пожелав добра, вскипел и он:
— Не думай ты, что весть твоя светла!

Пускай не любит девочку отец —
Какая может быть ему хула?
Хотя девчонка и господний дар,
Но к ней любви душа не припасла.

Не русские и не французы мы,
Чтоб нам была бы дочка вдруг мила!
Дай боже, чтобы ни одна жена
На свет девчонку не произвела!

Какой расход — их замуж отдавать!
Как с грубым мужем доля тяжела!
Муж умер или, скажем, дал развод, —
Как тут отцу не омрачить чела?

Ушла одна, вернулась — боже мой,
Зачем живой она назад пришла?
У юбки — двое, третий — на руках,
И видно сразу: снова тяжела.

Отец совсем разбит ее судьбой:
В пять раз его невзгода возросла!
Вдова же неспособна ни к чему:
Для дел полезных женщина мала.

Лицо и руки нужно ей скрывать —
Мечеть над нею меч свой занесла.
Служить в аптеке девушке нельзя,
Нет для неё на свете ремесла!

Работа мясника и столяра,
И лавочника ей не подошла.
В мануфактурной лавке счёт вести,
Иль быть врачом ей запретил молла.

Ей право попрошайничать везде,
Да торговать собой судьба дала.
Умрёт отец — опять несчастна дочь,
Никто не даст ей света и тепла.

Идёт в дорогу караван святой —
Гаджи, взгляни, как жизнь её светла!
Чуть свет — она с негодными людьми,
Чуть ночь — в постель позорную легла.

Испортила нужда простых людей.
Где город наш? Кругом одна зола!
Нет, девушка должна свободна быть,
Обучена, здорова и смела.

Пускай откроет вместо ног лицо
И пусть меня сожгут в аду дотла!
Мужчина же не прячется в чадру,
Его любая разглядеть смогла.

Сбрось покрывало темноты с лица,
Не будь душою черен, как смола!
Пока под этим покрывалом ты,
Не жди, чтоб над тобой заря взошла!

Пусть рядышком встают отец и дочь,
С Ахмедом в лавку выходи, Лейла!
Коль слёг отец, дочь гибнуть не должна,
Ей место — у конторского стола.

Коль, оступившись, ногу муж сломал,
Нужда немедля дверь его нашла.
Когда ж свободной станет Зулейха,
Не разобьётся жизнь, как пиала.
Кончает этим речь свою Моджуз —
Кто слушал, принимайся за дела!

«УКРАШЕНИЕ»

Сестра, пример с верблюда ты взяла
На шее колокольцы без числа
Пусть голова свободна от наук,
Но золотая ноша тяжела.
Ты носишь побрякушек целый пуд —
И это весь твой каждодневный труд!

В Твоей груди лучи не промелькнут,
А в ней заря рождаться бы могла.
Жильцы лачуг на пышный твой наряд
С тоскою, с гневной завистью глядят.
Переведи на кладбище свой взгляд —
И тут же спесь свою сожги дотла!

Непостоянен мир! Настанет час —
И ты продашь свой золотой запас,
И брызнут слезы из поблекших глаз:
К другой твоя утеха перешла.
Пойми: гордиться всякая жена
Не роскошью, а знаньями должна.

Смотри, страна голодными полна,
Как много всюду скорби, горя, зла!
Я не зову прикрасы позабыть,
Каменья не нанизывать на нить
Не надо только их везде носить,
Чтоб никого досада не взяла!

Ты научись читать, писать сама,
Сестра, другим не доверяй письма:
Проникнут в тайны сердца и ума —
И жизнь от горя станет не мила!

Возьмись за дело, темноту развей,
Преодолей неграмотность скорей,
Чтоб книга собеседницей твоей
Во всех печалях, горестях была!

Ну, а твои подружки то и знай,
Собравшись вместе, попивают чай,
И оплетают сплетнями весь край,
Пока ночная не сгустится мгла.

«Займутся наши жены чтеньем книг, —
Иной воскликнет, — сгинет вера вмиг!»
Не смей, не лги народу, клеветник!
А впрочем, что ж колдун? Бросай дела?