По материалам Ф.Таказова, М.Абдоллахи

Правивший в 1587-1629 гг. 5-й Шахиншах Государства Сефевидов шах Аббас Великий оставил заметный след в памяти народов Северного Кавказа, в том числе и осетин. До XVIII столетия осетины являлись бесписьменным народом, однако многие исторические события сохранились в устных преданиях.

Институт сказительства и связанная с ним жанровая динамика (исторические предания, историко-песенный фольклор) был широко распространен в Осетии, что позволило сохранить предания трехсотлетней давности. Исторические события, которые оказывались в орбите устного народного творчества, спустя столетия начинали мифологизироваться, превращаясь в сказочные сюжеты. Однако об их исторической подоплеке свидетельствуют топонимические названия.

Так, например, в сказке о «Эгидской Красавице» повествуется о чудесной бусине, с помощью которой была оживлена Эгидская Красавица. Весть о белой бусине дошла до шаха, он шлет войска. Эемлю Эгида, там, где упала бусина, просеяли ситом, но бусину не нашли. Место, где войска просеяли землю, назвали «Просеянные».

О вторжении шахских войск в Осетию есть предания, относящиеся к древним временам, в результате чего они стали более абстрактными, нежели конкретными историческими фактами.

В сюжете «О пришествии в Дигорию Ахсак-Темура» (так осетины называли эмира Тимура) рассказывается о том, что некогда шах вторгся на Северный Кавказ, подчинил себе всю равнину, затем вторгся в Дигорию и расположился со своим войском в окрестностях селения Ахсау в Дигорском ущелье. Однако он не решился штурмовать крепостные стены села и направился в сторону крепости Камунта, находящиеся в 20 км от Ахсау.

Войска шаха направились к башне, возвышавшейся в Камунта, но под войском обрушился мост и часть войск погибла. Наступила зима, и шах вынужден был уйти с остатками своего войска из Дигории в Грузию через перевал. На месте стоянки шахских войск возле Ахсау, по преданиям, вырос грушевый лес, так как перед приходом в горы кони персов наелись на равнине груш. Последовавшее нашествие среднеазиатского эмира Тимура в Дигорию предания связывают с тем, что он, узнав о поражении шаха, собрал огромное войско и прибыл с ними в Ахсау.

Бесспорно, не только события, связанные с вторжением шахских войск на Северный Кавказ, но и нашествие войск эмира Тимура, произошедшее в более ранний период, наслоились друг на друга и мифологизировались из-за давности, в результате чего в исторические предания о Тимуре вплелись сказочные элементы.

Иначе рассказываются и воспринимаются слушателями предания о вторжении шахских войск в Осетию в XVII в. По историческим преданиям, шахские войска вторглись в Осетию с двух направлений. Одна группа перешла через Крестовый перевал и, двигаясь через Даргавсское и Куртатинское ущелья, направилась в Алагирское ущелье. Вторая группа перешла через Мамисонский перевал и, двигаясь по Мамисонскому и Алагирскому ущельям, направилась в сторону Урсдонской крепости, где воссо¬единилась с первой группой войск.

Примечателен тот факт, что во всех преданиях вторгшиеся войска называются «шахскими», но нет упоминания об их этническом происхождении.

Между шахскими войсками и местным населением произошли боевые столкновения. Войска шаха безуспешно штурмовали Дзивгисскую крепость в Куртатинском ущелье. После того как шахское войско вторглось в Куртатинское ущелье, население ущелья укрылось в Дзивгисской крепости. Эта крепость располагалась в начале Куртатинского ущелья у подножия Скалистого хребта. Крепость прикрывала огромную пещеру, что позволяло укрыться за стенами крепости большому числу людей.

Шахское войско безуспешно обстреливало крепость пушками. Крепость, несмотря на повреждения, устояла. Тогда солдаты стали сбрасывать со скалы на крепость сухой хворост и подожгли его, надеясь выкурить защитников таким образом. Однако люди зашли в глубину пещеры и дым не доходил до них.

В одном из вариантов предания о штурме Дзивгисской крепости шахскими войсками титул «шах» (по-осетински — сах) воспринимается как этноним или название государства: «Когда, мол, царь Шахов (осетинский титул паддзах восходит к иранскому падишах и означает «царь», «государь», «падишах». — Ф. Т.) вторгся в Куртатинское ущелье, то жители Дзивгиса вошли в это ущелье и из той крепости стали сражаться. Царь Шахов установил свои пушки напротив Дзивгиса на вершине Цуда и начал их обстреливать оттуда. Пушками разрушил некоторые части Дзивгисской крепости, но осетины все равно не сдавались врагу».

Не добившись никакого успеха, шахское войско направилось в сторону Алагирского ущелья. Перейдя в ущелье, войско шаха расположилось в окрестностях крепости Урсдона, расположенной на неприступных склонах Скалистого хребта. Не решившись штурмовать эту крепость, войско стало атаковать крепостные сооружения селения Цамад, находящегося в 3 км от Урсдона. После долгой обороны у защитников Цамада закончились боеприпасы и они стали бросать камни на головы штурмующих. Шахские воины поднимали над головой щиты из плетня, однако защитники сбрасывали их с помощью специальных крюков, обрушив камни на головы нападавших.

Тогда воины шаха перестали штурмовать крепость, поднялись на возвышенность, и направили оттуда в сторону защитников Цамада большие зеркала. Солнечные лучи, отраженные зеркалами, подожгли сооружения цамадцев. Загорелись крыши башен и крепостные ворота. Люди, испугавшись, подняли белый флаг и сдались. Многие были казнены, а многих цамадцев захватили с собой («Битва Цамада и шахских войск»).

Из Цамада войска шаха направились в сторону села Архон. Недалеко от Архона рос лес. Войска расположились на отдых в тени деревьев. Население Архона приготовились к защите. Несколько архонцев вышли на разведку, чтоб проследить за передвижением и действиями войск. Увидев, что воины отдыхают в лесу, они подожгли лес с трех сторон. Многие воины сгорели в лесу, остальные бежали оттуда. Соединившись с группой, перешедшей в Осетию через Мамисонский перевал, шахское войско направилось в Дигорское ущелье.

Исторические предания Дигории довольно подробно освещают этот поход.

Из Алагирского ущелья шахское войско попало в Дигорское ущелье через Эгидский перевал и осадило два хорошо укрепленных села — Галиат и Камунта.

Шаху не удавалось сломить сопротивление осажденных. Тогда он предложил жителям Камунта перейти на его сторону и показать ему слабые стороны галиатцев. Он пообещал камунтовцам сохранить их имущество и свободу.

Камунтовцы пошли на хитрость, указав на слабую сторону галиатцев: если воины шаха пустят в окрестностях Галиата осла, предварительно накормив его солью, то они смогут обнаружить трубу, по которой защитники Галиата получают воду. Воины шаха так и поступили: пустили осла, и тот, мучимый жаждой, начал рыть копытами обнаруженную им трубу. Галиатцы, лишившись воды, вынуждены были покинуть свою крепость и ночью перешли через горный хребет в Камунта. Объединившись с жителями села, они напали на шахские войска, и те, не ожидавшие такого поворота событий, вынуждены были бежать.

В одном из вариантов, записанных в конце XIX в. русским ученым В.Ф.Миллером, говорится, что галиатцы, после того как воины шаха обнаружили и перебили водопровод защитников, были вынуждены сдаться. Однако отсутствие сведений о жертвах, которые были бы неминуемы после сдачи, подобно тому, как это произошло в Цамаде Алагирского ущелья, скорее всего, указывает на то, что жителям Галиата удалось покинуть укрепление.

Из Галиата шахские войска дошли до Задалеска и почему-то осадили замок рода Седанати, возвышавшийся над Задалеском на высокой неприступной скале. Замок выполнял функции охраны перевальной дороги из горной Дигории на равнину. Возможно, по этой причине шахское войско хотело взять под контроль единственную дорогу на равнину.

Осада длилась, по преданиям, около трех месяцев. Эа это время у защитников замка закончились съестные припасы. Седановы вынуждены были ночью по веревкам опустить со скалы трех своих сестер, которые пробирались в села Дигории, собирали провизию, а ночью братья поднимали их таким же способом. Однако воины шаха заметили их, поймали и распяли на камнях таким образом, чтобы они были видны защитникам замка. Заметив убитых сестер, братья Седановы хотели спуститься и дать воинам шаха бой, но отец не разрешил и потребовал, чтобы они стреляли туда же, куда он стреляет. Братья Седановы, вслед за отцом, стали стрелять в одну точку на отвесной скале напротив замка. Шахские воины обрадовались, что защитники сошли с ума, однако через некоторое время скала вдруг задрожала, и произошел обвал, похоронивший многих воинов. Остальные в панике бежали и через Гивонский перевал ушли в Грузию. В окрестностях же Задалеска до сих пор стоят высокие каменные менгиры, под которыми похоронены три сестры рода Седанати.

По фольклорным текстам неизвестна численность войск, остались загадкой и намерения вторгшихся.

Отсутствие у осетин в те далекие времена письменности не позволяет определить хронологические рамки описываемых в преданиях событий. Однако из истории известно, что потенциальными инициаторами вторжения могли быть шах Аббас I или Надир шах.

Маловероятно, что предания рассказывают об Ага-Мохаммед-хане, так как в этот период (с 1774 г.) Северная Осетия уже входила в состав Российской империи и все перевальные дороги контролировались русскими. Даже если русские по каким-либо причинам могли закрыть глаза на вторжение персидских войск в Осетию, оно не могло не быть зафиксировано в официальных документах. А факт вторжения в 1613-1616 гг. шаха Аббаса в Осетию мог остаться незамеченным русскими, так как в то время Осетия еще не входила в сферу интересов Русского государства.

Косвенным доказательством того, что подразумеваемый в преданиях шах восходит к более отдаленному периоду, чем конец XVIII в., могут служить некоторые детали в сюжете про Галиатцев. В частности, в предании говорится об осле, с помощью которого, якобы, воинам шаха удается обнаружить водопровод, по которому защитники крепости получают воду. Данный мотив нередко встречается и в других преданиях, в которых участниками событий являются то крымские ханы, то кабардинские князья.

Такой прием зачастую служит для оправдания падения крепости или башни перед неприятелем или же для указания на предательство своих сородичей. Как правило, подобный прием используется в преданиях, хронологические рамки которых для сказителей оказываются неопределенными. К такому неопределенному времени не могло относиться вторжение Ага-Мохаммед-хана Каджара в Грузию в 1795 г.

Потому более вероятно, что этим шахом мог быть Аббас I. Именно шах Аббас совершил поход на Северный Кавказ (за пределы Дагестана), уничтоживший в середине XVII в. русский форпост — Сунженский острог.

Шах Аббас, после заключения в 1590 г. разорительного договора с османами, известного как Стамбульский мирный договор, в 1601 г. возобновил войну с Османской империей с целью возврата земель, отошедших туркам по договору. В результате продлившейся 10 лет войны (1603-1612 гг.) шаху Аббасу I удалось отбить у османов утраченные земли и восстановить сефевидские владения в границах 1555 г.

В 1614 г. шах Аббас предпринял попытку завоевания территории Грузии. Внутренние распри начала XVI в. привели к тому, что Грузия окончательно распалась на три независимых царства: Имеретинское, Картлийское и Кахетинское, а также на несколько княжеств — Гурия, Мегрелия, Абхазия и др., — причем царская центральная власть в этих княжествах была представлена лишь номинально. Внутри каждого из грузинских государств происходили бесконечные стычки между отдельными партиями правящих феодалов, что сделало политическую обстановку здесь еще более нестабильной.

В отношении Северного Кавказа шах Аббас строил стратегические замыслы. Планируя наступление, шах намеревался направить свои войска в северную часть Дагестана, пройдя из Восточной Грузии через Северную Осетию и Кабарду. При удачном стечении обстоятельств шах намеревался построить крепости на Тереке и Койсу и поселить в них свои гарнизоны. Таким образом, за Сефевидами могла закрепиться северо-восточная часть Кавказа.

Сунженский отрог находился в месте впадения р. Сунжа в р. Терек. Соответственно, попасть в данный район удобнее было через перевалы в Осетии.

Аббас I посулами и угрозами сумел привлечь на свою сторону одного из кабардинских князей — Мудара Алкасова, чьи владения тянулись до Дарьяльского ущелья. В 1614 г. князь ездил к шаху, вернулся с «шахскими людьми» и по приказу Аббаса перевел свои поселения на грузинскую дорогу. В его обязанность входило также строительство дороги по территории Северной Осетии.

Необходимо отметить, что о строительстве дороги говорится и в исторических преданиях осетин. Дорога тянулась от Дарьяльского до Алагирского ущелья, проходя через Даргавское и Куртатинские ущелья Северной Осетии.

В преданиях ничего не говорится о строительстве «шахской дороги» в Мамисонском ущелье, через которое продвигалась вторая группа персидских войск из Грузии. Возможно, это произошло потому, что эта часть шахского войска не имела пушек, что не позволило им атаковать хорошо укрепленные поселения осетин. В результате проход чужеземцев через Мамисонское ущелье обошелся без столкновений с местным населением и потому не был отражен в преданиях.

Помимо дороги, строительство которой народная память приписывает именно шахским воинам и которой упоминают письменные источники, о связи исторических преданий осетин именно с Аббасом I говорит и другое свидетельство. При шахе Аббасе была сделана попытка введения единой монетной системы в государстве. Монетная единица нового чекана называлась «аббаси», она содержала 1 мискаль (4,6 г) серебра и равнялась 200 динарам. Однако установить хождение единой монеты на всей территории государства не удалось. В XVII в. наравне с аббаси, продолжали ходить монеты разной чеканки и ценности.

Тем интересней факт появления в осетинском языке названия 20 копеек — абази, связанного, безусловно, с именем Аббаса I, хотя среди осетин до конца XVIII в. не использовались какие-либо монеты.

В стратегических планах шаха Аббаса по присоединению Северного Кавказа к Ирану Северная Осетия оказалась в сфере его интересов по той причине, что осетины занимали все стратегически значимые перевальные дороги, самым коротким путем ведущие из Ирана на Северный Кавказ. Однако шах Аббас не учел тот факт, что в горах Осетии, в отличие от Дагестана и Кабарды, еще не сформировалось феодальное государство, что не позволило ему каким-либо образом влиять на господствующую элиту. Кроме того, труднодоступность мест проживания осетин, превращавших свои поселения в крепости, делала их не столь уязвимыми для завоевателей.

В то же время осетины, не сталкивавшиеся до этого со столь многочисленным войском, были настолько впечатлены этим вторжением, что пронесли в своих преданиях память об этих событиях сквозь столетия.

Известия Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований