Толстоведение Азербайджана 1970-х: великий писатель хотел обосноваться в Гяндже?

В 1970-е годы продолжается углубленное изучение Льва Толстого в Азербайджане в контексте азербайджанско-русских литературных связей. В особенно широком тематическом спектре тема «Толстой» представлена в статьях Н.Касимовой.

Первой «толстовской» работой Н.Касимовой явилась «Педагогическая деятельность и методика преподавания Л.Н.Толстого» в Ученых записках Азпединститута. В работе этой подробно прослеживается история приобщения великого писателя к педагогической деятельности, начиная с 1849-го года, когда, покинув Казанский университет, тот возвращается в свое имение, чтобы приступить к созданию своей «новой школы».

Отмечалось, что «одной из особенностей в школе было то, что он многие свои педагогические идеи и методы преподавания создал, развил и основал не в кабинете, в отрыве от практики, а в процессе преподавательской работы». Именно в процессе этой работы, замечает Касимова, создает он свои «Азбуку» и «Новую Азбуку» — труд в котором Толстой «видел смысл своей жизни».

Следует отметить, что статья Касимовой была одним из звеньев задуманной ею работы, посвященной, главным образом, вопросу «Толстой и азербайджанская школа» поэтому критик особо пристальное внимание истории главного из созданных писателем учебников -«Новой Азбуки», материал из которой особенно популярен был у азербайджанских педагогов и писателей конца XIX- начала XX веков, явившихся главными пропагандистами творчества писателя в данный период.

При этом критик справедливо указывает, что в современную писателю эпоху даже лучшие представители русской педагогики старательно замалчивали теневые стороны «просвещенческой» толстовской методики — откровенную реакционность многих его «детских» рассказов. Касимова соглашается с Толстым в оценке современной ему западной, в частности, немецкой преподавательской практики, как «оторванной от жизни», однако подвергает критике глубоко порочное утверждение, будто педагогическая наука есть сфера, совершенно свободная от политики и философии. Спустя пять лет литературовед вновь возвращается к поднятой ею теме.

В одной из этих работ исследуется влияние Толстого на творчество А.Шаига, говорится о психологизме произведений Толстого, вошедших в творчество Шаига, а через него и вообще в литературу Азербайджана непосредствено под действием великого русского писателя. Причем кассется это не только дореволюционного, но и последующего творчества азербайджанского педагога и поэта.

В большей степени интересна другая публикация — «Традиции детских произведений Л.Н.Толстого в творчестве азербайджанджанских детских писателей начала XX столетия». Здесь приводятся примеры конкретного воздействия художественного метода Толстого на целую плеяду азербайджанских прозаиков прошлого — Н.Нариманова, Р.Эфендизаде, Г.Аббасова, А.Джафарзаде и др.

Касимова отмечает, в частности, что широкое использование фольклорных мотивов в творчестве этих писателей было, в известной мере, стимулировано толстовской традицией. Дореволюционные литераторы Азербайджана часто воспринимают не только идейную сторону, но и сюжеты толстовских рассказов.

Знаменательным событием в толстоведении Азербайджана стала статья А.Гаджиева «А.А.Бестужев-Марлинский в восприятии Л.Н.Толстого», поскольку она явилась первым в Азербайджане исследованием, специально посвященным взаимосвязям внутри русской литературы, хотя при более тщательном рассмотрении, ее все же можно квалифицировать, как отражающую тему «Толстой и Кавказ», И.Ениколопова.

Основанием к последнему утверждению является тот факт, что научные параллели «Толстой – Марлинский» автор публикации дает именно на примере их «кавказских» произведений. А.Гаджиев утверждает, что самый приезд Толстого на Кавказ осуществился вследствие влияния Марлинского.

Вслед за И.Ениколоповым, А.Гаджиев так же подробно останавливается на «кавказском» отрезке биографии великого писателя, который неожиданно для самого себя становится известным писателем («Казаки», «Рубка леса», «Разжалованный», «Набег» и др.). Успех его произведений автор статьи объясняет тем, что именно Толстым, впервые после пушкинского «Путешествия в Арзрум» и Лермонтовского «Героя нашего времени», «кавказская дейсвительность была отражена реалистическими красками».

В статье кроме того делается и весьма интересное замечание. Толстой отмечает А.Гаджиев, как известно, задумывает цикл «Кавказские рассказы», между тем большинство произведений Марлинского по этой тематике публикуется под аналогичным заголовком. Своей полемичностью, привлекает внимание и другое утверждение А.Гаджиева.

Так, он замечает, что Марлинский, «в совершенстве владевший азербайджанским языком», широко вводит в свои произведения азербайджанские слова и обороты, « в скобках или примечаниях давая им перевод», и что Толстой не знавший этого языка, делал вслед за ним то же. Между тем, факт знания Толстым азербайджанского языка специально оговаривался в упоминавшихся нами ранее статьях А.Керима.

Традиции Марлинского непосредственно в творчестве Толстого усматриваются критиком, в частности, в описаниях баталий и в пейзаже, в остром и выраженном неприятии военных погромов «при исторической необходимости присоединения Кавказа к России».

А.Гаджиев писал, что «в дальнейшем, Толстой-реалист шагнул далеко от романтических произведений Марлинского. Но несмотря на это, Толстой, создавший шедевры русской реалистической литературы, на протяжении всей своей писательской деятельности сохранил интерес к творчеству Марлинского. Так, отзвуки прочтения батальных сцен Марлинского ощущаются не только в кавказских произведениях Толстого, но и в его гениальном романе-эпопее «Война и мир».

Л.Н.Толстой

Главная особенность «толстовской» азербайджанской критики этого периода — появление целого ряда книг о Толстом, рассматривающих его творчество в аспекте азербайджанско-русских литературных связей: «Л.Толстой и азербайджанская литература А.Алмамедова (1972), вышедший в своем книжном оформлении диссертационный труд А.Багирова (Л.Толстой и Азербайджан (1880-1920)» (1975) и, работа С.Асадуллаева «Л.Н.Толстой и азербайджанская советская литература» (1978).

В первых двух работах глубоко исследуется обширный материал о Л.Толстом в период с 1880 по 1920-й год. В отличие от первых двух, в работе С.Асадуллаева история азербайджанского толстоведения рассматривается на протяжении всего ее отрезка вплоть до начала 1970-х годов. В работе этой впервые в полном объеме определены методологические принципы азербайджанской науки о Толстом, высвечены многие из основных тематических ее аспектов, обозначены возможные предпосылки ее дальнейшего развития.

Важно отметить, что Асадуллаев явился наиболее активным из азербайджанских критиков, обращавшихся в эти годы к «толстовской» тематике. Основные положения книги позже были развиты Асадуллаевым в его статьях – «Л.Н. Толстой в азербайджанской советской литературной критике», «Гигантский литературный материк», «Великий художник и гражданин».

Все книги упомянутых авторов, надо сказать, были достаточно подробно рассмотрены в азербайджанской критике. Особенно широко в прессе была освещена монография A.Багирова. С рецензией на нее, в частности выступила С.Мовлаева. В своей статье, одноименной с работой А.Багирова, она говорит о постоянстве обращения книги к биографии Толстого «при широком использовании новейших материалов», как о своеобразном камертоне работы. Критик констатирует «нестандартность» мышления ученого, проявившуюся, по ее мнению, особенно ярко в багировской параллели «Толстой-Ахвердов».

В этой связи она пишет: «Оригинальные суждения высказаны Багировым по поводу влияния Л.Толстого на А.Ахвердова; он замечает что Толстого и Ахвердова (пьесы «Разоренные гнезда «Несчастный юноша» и роман «Воскресение») сближает наличие чисто «внутренней авторской тенденции», т.е. отношение к изображаемому».

К безусловной авторской удаче относит Мовлаева и освещение «цензурой» истории постановки толстовских пьес на бакинской сцене.

Что же касается книг А.Алмамедова и С.Асадуллаева, то первую из книг критика оценила как настоящее «пособие» по Толстому, вторую — как безусловный «новый» вклад в изучение Толстого в Азербайджане.

Среди «толстовских» публикаций этого периода особое место занимает статья В.Девитт «Бессмертна женщина…». Здесь автор выдвигает мысль о прямой сопоставимости образа Наташи из «Войны и мира», с реально женщиной — Натальей Долгоруковой. Девитт подробно рассказывает о судьбе этой женщины, блистательной аристократке, предвосхитившей подвиг жен декабристов, которая после долгих, отпущенных ей судьбой мытарств тихо оканчивает существование вдали от света. Автор находит много общего в характерах обеих героинь, выдвигая в связи с этим предположение, что образ Долгоруковой, «безусловно его восхитившей», Толстой положил в основу любимейшего из своих литературных персонажей.

«Толстовская» тематика делается в эти годы особенно популярной в республике, во многом благодаря обнаружению азербайджанским археологом М.Гусейновым могилы знаменитого героя толстовской повести – Хаджи-Мурата. Истории обнаружения этого захоронения посвящено, в частности, своеобразное короткое эссе Ф.Закиева, написанное в форме лирического репортажа. Так , Закиев отмечает подтвержденность версии Толстого о расчленении тела Хаджи-Мурата, череп которого был обнаружен в ленинградской Военно-медицинской академии. Здесь же говорится о фотографической точности описания Толстым места гибели и погребения своего героя.

В 1970-е годы в Азербайджане продолжается поиск новых материалов по эпистолярному разделу темы «Толстой и Азербайджан». Так, в 1978-м году в журнале «Литературный Азербайджан» публикуются новые обнаружения в толстовском рукописном фонде. Публикацией «Письма из Азербайджана» С.Гусейнов знакомит читателей с текстами писем к великому писателю его азербайджанских современников, среди которых — письмо С.М.Ганизаде.

Значительный интерес в этой связи представляет другой материал «История одного письма Л.Н.Толстого» Ф.Векилова. Здесь автор приводит ответ писателя на письмо одной женщины, русской по происхождению, вдовы мусульманина И.Векилова. Документ, представленный автором, интересен не только с точки зрения отражения российско-азербайджанской действительности начала века (закоснелый бюрократизм, официальная мусульманская и православная ортодоксия и т.д.), но и как очередное, «живое» свидетельство отношения Толстого к религии.

Спустя двадцать лет после Макеева к теме «Толстой и большевики Азербайджана» обращается один из интереснейших толстоведов республики А.Рошаль. В опубликованной в «Бакинском рабочем» своей статье она приводит много неизвестных ранее фактов, соотносящих Толстого и бакинских революционеров. Привлекает интерес, в частности, сообщенная исследователем информация, характеризующая отношение к писателю М.Азизбекова, Н.Нариманова и А.Джапаридзе.

Большой вклад внес в национальное толстоведение выдающийся азербайджанский литературовед Мамед Джафар. Написанные им в разные годы статьи «Л.Толстой об искусстве» (1977), «Почему Толстой отрекся от церкви» (1977), «Зеркало русской революции» (1978) посвящены различным аспектам жизни и творчества великого русского писателя. Мамед Джафар отмечает, что резкая беспощадная критика Толстым современного ему общества была причиной противоречивого отношения к нему его современников как в России, и за ее пределами.

В статье «Почему Толстой отрекся от церкви» М.Джафар размышляет о причинах, приведших его к разрыву церковью. Как отмечает азербайджанский исследователь Толстой был против такой религии и такой церкви, которая превратившись в сообщницу правительства, поработила народ. Прослеживая жизненный путь писателя, М.Джафар приходит к выводу о том, что отречение от церкви было вполне логичным и закономерным. Он расценивает его разрыв с церковью как протест против безвыходного положения народа.

Говоря об эстетических воззрениях Толстого, исследователь отмечает, что истинное назначение литературы и искусства он видит в служений простому народу. Рассматривая эстетический трактат Толстого «Что такое искусство?». М.Джафар отмечает, что эстетические взгляды его так же противоречивы, как и его религиозно-философские воззрения.

К истории постановки толстовских пьес обращается И.Иванов. Следует отметить, что прежде к этому вопросу обращался лишь А.Багиров, ограничиваясь, однако лишь дореволюционным периодом. Иванов идет дальше частности, он сообщает, что первое послереволюционное воплощение из толстовской драматургии состоялось в Азербайджане уже в год установления здесь Советской власти. Спектаклем этим явился — «Плоды просвещения» в исполнении труппы Гостеатра, вслед за которым «Первый винокур» и «Анна Каренина» (1938) и наконец, — «Живой труп» (1940, 1960, 1969).

В 1975-м году в газете «Кировабадский рабочий» публикуется документальная повесть «Тайна Льва Толстого» Смыкова. В ней автор излагает «беллетризованную» историю обнаружения им писем Толстого у сестры одного из его ближайших приверженцев – С.Карпушина. Главным достоинством настоящей публикации является «кавказская» версия о месте пристанища писателя после его «ухода». Автор статьи утверждает, что писатель собирался обосноваться в Гяндже.

Продолжая разговор о первых киносъемках Толстого, М.Джабиев дополняет его приведением новых фактов. Так, в частности, он сообщает о работе «героя» своей прошлой статьи кинооператора Фролова с режиссером А.Дранковским, совместно с французом Мундвиллером заснявшего кадры «Толстой дома», «Толстой за шахматами», «Смерть Толстого».

Из юбилейных толстовских изданий следует отметить сборник «Дар художнику», в который вошли статьи о писателе М.Ибрагимова, С.Рагима, М.Гусейна и др. Кроме того, в сборник вошли материалы по переписке Толстого с Ф.Кочарли, Дж.Мамедкулизаде, С.С.Ахундовым.

Кроме рассмотренных публикаций, в республиканской периодике за этот период появляется масса других и по самым различным тематическим аспектам – «Толстой и музыка», «Толстой и изобразительное искусство» «Толстой и спорт», «Толстой на азербайджанском языке», «Ясная Поляна», известные поэты Азербайджана печатают свои стихи о писателе, ему посвящаются многие культурные мероприятия в республике. В этой связи важное значение имел широко отмечавшийся в республике юбилей 150-летия со дня рождения художника.

Многие черты творчества, идейных и эстетических взглядов Толстого были особенно близкими и понятными на Востоке, в частности, в Азербайджане. Широкий отклик нашло здесь признание толстовского «морального искусства», посвященного вопросам нравственного, морального совершенствования, преобразования природы человека и общества, мысль о том, что доброе начало заложено в душе каждого.

Близкими и понятными оказываются трактовка Толстым темы любви и брака, положения женщины в семье и обществе, критика «власти тьмы», т.е. растлевающей душу человека власти денег, его отношение к природе как к идеалу совершенной красоты и правды. Возвышенный гуманизм Толстого, свойственная его произведениям высокая нравственность, обличение бессердечия и черствости, находили глубокое понимание у азербайджанских исследователей и писателей.

Из приведенных материалов можно сделать вывод, что тенденция, особенно рельефно наметившаяся в середине 1960-х годов на глубокое и всестороннее изучение Толстого, находит в 1970-х годах убедительное продолжение и развитие.

По материалам книги А.Ализаде